Властитель Вселенной, стр. 36
Яростъ-без-фи...
Это был вопрос, но он не мог ответить — слишком мешали гудение крови в ушах и жар, разливавшийся по телу, словно от попадания тарканского бластера.
Ивард снова увидел мерцающий образ двух фигур, отпрянувших друг от друга. Одна из них стояла, привалившись к почти невидимой переборке.
«Локри... Это же Локри!»
Связист медленно распрямился. Намокшие от пота волосы свисали на серебристые глаза, в руке был кинжал.
«Он опасается за свою жизнь», — подумал Ивард. Его собственное сердце колотилось так же часто.
Локри отвел руку назад и сделал выпад. Почти неуловимым движением капитан перехватила руку с ножом. Послышался треск, отдавшийся в мозгу Иварда ударом молнии.
Локри задохнулся от боли, выронив нож и стиснув сломанную кисть. Вийя подняла нож с палубы и стремительным движением полоснула им по телу Локри. Ивард смотрел на это в бессильном ужасе — но Локри вовсе не умер. Свободной рукой капитан сорвала разрезанную рубаху с исцарапанного тела Локри.
Локри запрокинул голову и сделал попытку высвободиться, но дождался только оплеухи от Вийи, отшвырнувшей его обратно на переборку.
— «Ибо любовь сильнее смерти и обжигает больнее пламени», — продолжал голос Жаима где-то за спиной у Иварда. Снова ударили литавры.
Капитан ударила Локри наотмашь по лицу, и он, раскинув руки, рухнул на палубу. Она вонзила нож в стену и навалилась на него сверху.
Ивард пытался бежать, вернуться к Жаиму и его свечам, но невидимые наблюдатели заставили его остаться. Эти шепчущие голоса слали ему мерцающие образы, безмолвные трое слали звуки и то, что было глубже звуков — ощущения прикосновений столь резких и жутких, что собственный рассудок Иварда словно парализовало.
Ивард ощущал прикосновения плоти к плоти, соленое жало раскаленного языка — капитан медленно, мучительно медленно облизывала царапину на горле у Локри, посылая Иварду вкус крови и пота.
Кожа ее была смуглой, мускулы — как у хищной кошки, а спина под вуалью черных шелковистых волос покрыта шрамами. Ногти ее впились в его раскинутые руки. Его руки одеревенели, кулаки бессильно стиснули воздух, когда ее ищущий рот скользнул, блеснув зубами, вниз по его груди. Кровь пела в ушах, смывая страх Иварда, на место которого пришла чужая яростная страсть.
— «Ибо любовь сильнее смерти и обжигает больнее пламени. Воды конца бытия не в силах смыть ее, и пустота не может поглотить ее», — нараспев говорил Жаим где-то на заднем плане.
Запахи страха и страсти смешивались с горячим медным вкусом крови. Вийя впилась зубами в его живот. Локри зажмурился; боль и желание пронзали наблюдателей бластерными разрядами.
А потом исчезли все звуки кроме биения сердец и хриплого дыхания — два тела вдруг слились, словно спутанные сетью ее длинных черных волос.
— «Смирение в слиянии?» — спросил шепот.
Ивард опять не уловил смысла вопроса. Кровь ударяла ему в голову, а потом вдруг ослабела, словно выключили свет. Наблюдатели как-то сразу исчезли, оставив Иварда беспомощно плакать.
Он был один, но что-то душило его. Кто мог помочь ему? Может, Локри умирал? Из последних сил он попытался найти свое тело, и это ему почти удалось — полоса света на запястье вела его. Но потом тьма поглотила и ее.
Последнее, что он услышал, был звон литавр и голос Жаима, тихий и уверенный:
— «Ибо любовь сильнее смерти и обжигает больнее пламени. Отврати от меня взгляд, о любовь моя, и ступай с миром. Жди меня в раю, ибо я приду».
Ивард еще услышал полный боли вскрик Локри, сделал последний вдох и провалился во мрак.
12
Монтроз терпеливо ждал, пока Себастьян Омилов обдумает следующий ход. Они сидели в лазарете и играли в шахматы. Монтроз был рад обнаружить, что панархист не только умел играть в эту игру с Утерянной Земли, но был еще и большим ценителем оперы — как древней, так и современной.
«Словно встретил себя самого, — с усмешкой думал он. — Вернее, себя самого, только из более благополучной вселенной».
Наконец, до Монтроза дошло, что Омилов не видел его последнего хода. Он подождал еще немного: гностор и правда смотрел на доску, но глаза его видели что-то в тысяче световых лет отсюда.
— Устали? — спросил он. — Мы могли бы продолжить потом, если вам нужен отдых.
Омилов медленным движением запахнул край дорогого халата, одолженного ему Монтрозом. Взгляд его оставался рассеян.
Негромкий щелчок вернул внимание Монтроза обратно к доске. Осторожно наклонившись вперед, Омилов переместил слона на новую клетку.
Монтроз поднял взгляд.
— Прошу прощения. Мой ход?
— Вы обратили внимание на удачное расположение моего слона?
— Держащего в осаде мою ладью? — Монтроз улыбнулся. — Так, а где короли? — задумчиво пробормотал он, скорее сам себе.
Брови Омилова поползли вверх, и Монтроз заметил, что он непроизвольно барабанит пальцами по краю древней шахматной доски.
— Но если вы хотите отложить игру... — сказал гностор, когда Монтроз убрал руку от доски.
Прежде чем Монтроз успел ответить, люк с шипением отворился, и в лазарет вошел Жаим, несущий на руках Иварда. Лицо паренька побелело, и хриплое дыхание было слышно через всю комнату. Вместе с ними в открытый люк ворвался едкий запах благовоний.
Монтроз вскочил на ноги — он уже понял, что случилось. Первым движением он нажал на кнопку, и из ниши выдвинулся осмотровый стол. Жаим еще не успел опустить Иварда на стол, а Монтроз уже метнулся к шкафчику с медикаментами и обратно, а секунду спустя впрыснул в руку паренька антиаллерген.
Почти сразу же дыхание Иварда успокоилось немного, и через несколько секунд он открыл глаза, насколько позволили ему опухшие веки.
— Голоса, — прохрипел он.
— Голоса? — переспросил Монтроз. Ивард кивнул, с трудом сглатывая слюну.
— Голоса... и еще Локри... — Он вздохнул и закрыл глаза.
— Я случайно зашел посмотреть, как он, — объяснил Жаим, — а он почти уже не дышал.
— Аллергическая реакция, — буркнул Монтроз, не сводя взгляда с показаний приборов. — Возможно, на твои благовония.
Жаим нахмурился.
— Раньше такого не было, а ведь он их нюхал много раз.
— Это все лента келли. — Монтроз опустил глаза на бледное лицо Иварда — тот снова начал бормотать что-то про голоса. — Придется подержать его здесь до Рифтхавена. — Он прикусил губу и вопросительно посмотрел на Жаима. — Почему он упоминал Локри?
Длинное лицо Жаима застыло.
— Я ничего не видел и не слышал.
— Что ж, это не каждый год, — пробормотал Монтроз и вдруг спохватился, что его может услышать из своей палаты панархист. — Если она с ним разделалась, можешь пойти посмотреть, много ли от него осталось. Я пока здесь все подготовлю.
Жаим кивнул и вышел.
Исход наш близок. У нас есть новые слова, которые мы отпразднуем в своем мыслемире. Мы празднуем слова; мы празднуем ты-и-я; мы празднуем сон; мы празднуем части целого; мы празднуем...
Празднуйте это в мыслемире, мне нет нужды вспоминать это вместе с вами. Что это за новые слова? Вы слышали их, пока я спала?
Пока ты спала, мы выделили помыслы того-кто-сердится, того-кто-слышит-музыку, непостоянного, которого коснулась вийя, того-кто-дает-камень-огонь. Того-кто-с-тремя мы не слышим.
А новые слова?
Новые слова это снова: измена, верность от того-кто-сердится; смирение от непостоянного; Илара-в-смирении от поврежденного-который-слышит-музыку; верность и образ Маркхема-целостность-в-смирении от того-кто-дает-каменъ-огонь. Нам надо подумать над содержанием слова верность, ибо образы в помыслах того-кто-сердится не совпадают с образами в помыслах Того-Кто-Дает-Камень-Огонь.
Тогда начнем...
Марим скользнула в бокс лазарета и рассмеялась, увидев, как покраснел Ивард.
«Святой Хикура, ну и страшен же ты, дружок!»
— Рыжик! — Она наклонилась поцеловать его. Ивард понуро опустил худые плечи.