Феникс в полете, стр. 14

— Вы хотите, чтобы я летел с вами?

— Мне бы хотелось иметь тебя рядом, — спокойно сказал Брендон. — И Маркхему, думаю, тоже.

Деральце вдруг подумал об Энкаинации: гости, наверное, уже собрались. Время начинать церемонию; сколько у них еще времени, прежде чем их хватятся?

Решение пришло к нему сразу же, стряхнув паралич.

Деральце понимал, что допустил смертельную ошибку, решив, что Брендон может быть замешан в интригах Эренарха. Он понимал также, что, хотя теперь обе стороны будут жаждать его крови, с Крисархом у него есть шанс выбраться отсюда живым.

— Я остаюсь с вами, Ваше Высочество, — сказал Деральце.

— Тогда зови меня просто «Брендон». Я слышал, там, куда мы направляемся, титулов нет.

Деральце рассмеялся — в первый раз за десять лет — и следом за Брендоном поднялся по трапу.

Оказавшись внутри, Деральце не без удовольствия следил за тем, как Брендон оглядывается по сторонам, вдыхая аромат новенького корабля, отмечая складные пропорции дорогой яхты.

Брендон включил навикомп и начал вводить программу. Набрав половину кода, он задумался, и рука его нерешительно застыла над клавиатурой.

— Есть один человек, который сегодня не здесь, но с которым мне хотелось бы попрощаться, — медленно произнес он. — По занятному совпадению, этот маркхемов Дис расположен в той же системе, что и Шарванн Омилова. Правда, я не уверен, что они знают о своем соседстве. Не возражаешь, если мы сделаем остановку на пути?

— Я готов, — махнул рукой Деральце.

Брендон добрал код и нажал на «ввод». Мгновение спустя на пульте загорелся сигнал готовности к старту и поле засветилось бледно-зеленым сиянием на экранах наружного обзора, прежде чем защитная автоматика выключила их.

Оба пристегнулись к сиденьям. Рука Брендона на мгновение зависла над клавишей пуска, потом решительно опустилась.

4

Люсьер не поняла, когда именно это случилось, но еще по пути на Энкаинацию остатки её цинизма делись куда-то и она уже твердо знала: какое бы решение ни приняла её планета, сама она навсегда останется убежденной панархисткой.

Со всех сторон её окружали краски, звуки, запахи богатой, древней, сложной цивилизации. В радостном возбуждении проходила она меж мужчин и женщин, изъяснявшихся замысловатым языком слов и жестов, привычным для Дулу,

Высокое витражное окно за её спиной пропускало в Зал Слоновой Кости последние лучи заходящего солнца. Тени от медленно ползущих по небу облаков наполняли фигуры на гобеленах жизнью. Высоко над её головой парили без видимой опоры люстры — элегантные конструкции из металла и хрусталя, переливавшегося всеми цветами радуги в лучах заката. На её глазах узкий луч света из окна упал на массивные двери Тронной Залы, высветив абстрактные инкрустации — Ars Itruptus Геннадия Пророка.

Однако богатое убранство помещения не шло ни в какое сравнение с разнообразием одежд, пышностью украшений Дулу, собравшихся, чтобы отдать почести Крисарху Брендону нур-Аркаду. Традиции мириадов культур, столетий истории были представлены здесь, ибо коллективная память Панархии корнями уходила в далекое прошлое, к планете, навсегда уже недосягаемой.

Разговоры в зале разом стихли, когда тяжелые инкрустированные двери приоткрылись немного — ровно настолько, чтобы пропустить одного человека. Однако из них никто не вышел. Пришло время первого из Трех Воззваний.

Люсьер подстроила айну на лбу, чтобы та транслировала двери крупным планом, и почувствовала легкое нажатие на кожу, когда айна фокусировала свои биолинзы. На мгновение её босуэлл спроецировал ей на сетчатку рамку кадра, и она не без удовлетворения отметила, что навела объектив точно на цель.

(Ты неплохо это освоила.) Люсьер чуть покраснела, когда спроецированный босуэллом голос Ранора, её наставника из Академии Архетипа и Ритуала вторгся в её мысли. Было время, ей казалось, что она никогда не обучится искусству съемки на айну. Это устройство оказалось таким чувствительным, сложным в управлении по сравнению с примитивными видеокамерами, которыми пользовались у нее на родине.

(Тсс!) — шикнула она ему через босуэлл. — (Это достаточно трудно и без твоего жужжания над ухом.)

(И вовсе не над ухом, любовь моя.) Он усмехнулся и замолчал. Она покосилась на босуэлл, пристегнутый к запястью. Несмотря на год практики, вещание непосредственно на нервные окончания до сих пор казалось ей подобием волшебства.

Она вновь сосредоточила внимание на разворачивающемся перед ней действе. Стоявшие у двери расступились, освободив пространство, и вперед степенно вышел Ларгон Академии Архетипа и Ритуала. Обеими руками он крепко сжимал над головой сверкающий Карельский Жезл, скипетр древних монархов, провозгласивших Пакт Анархии, окончательно оформившийся в правление Джаспара. Пурпурная с золотой отделкой мантия вихрем взметнулась вокруг его высокой фигуры, когда он резко повернулся у самой двери. Стоявшая за его спиной представительница Поллои в строгой черно-белой одежде, чье лицо было скрыто блестящей маской, подняла золотые оковы Службы на Т-образном посохе черного дерева, вокруг которого обвилась серебряная змея. Музыка, до сих пор служившая лишь фоном к собранию, резко изменилась: замедлилась, сделалась размереннее, выразительнее, как бы вобрав в себя длинную цепочку человеческих жизней, связывающую их всех с Утерянной Землей.

Ларгон взмахнул Жезлом, описав им дугу над головой, такую широкую, что конец Жезла коснулся мраморного пола. Это извлекло из его хрустальной оболочки мелодичный звон, тональность которого менялась от низкого гула, напоминавшего шум прибоя, и до ультразвука, от которого начинало ломить зубы. Все разговоры в Зале Слоновой Кости незамедлительно стихли.

Ларгон выпрямился и стукнул жезлом перед собой.

— Его Королевское Высочество, Крисарх Брендон Такари Бёрджесс, Нджойи Уильям су Геласаар и Илара нур-Аркад д'Мандала! — Голос его смолк, и наступила мертвая тишина, нарушаемая только мелодичным звоном оков, которые посланница Поллои протягивала к приоткрытым дверям.

Выждав мгновение, Ларгон отвернулся от дверей и зашагал через зал, сопровождаемый Поллои. Двери снова закрылись. По углам снова вспыхнули разговоры, и Люсьер продолжала любоваться тем внешне непринужденным сочетанием изящества и церемонности, которые отличали высшие круги Тысячи Солнц.

«Кто знает, что решается здесь сегодня вечером? — подумала она. — Впрочем, даже если что-то чрезвычайно важное, я скорее всего не замечу этого, даже если это будет происходить прямо у меня перед глазами».

Она подавила легкий приступ ужаса: до нее дошло, что одним из сегодняшних решений станет, возможно, и статус в Панархии её родной планеты.

(Это наверняка входит в повестку дня, но мне кажется, людей гораздо больше волнует отсутствие Эренархини), — усмехнулся Ранор. — (Ты снова передаешь свои мысли на босуэлл.)

Она покраснела и тут же спохватилась: как же это она не заметила её отсутствия? (Леди Ваннис Сефи-Картано? её здесь нет?) Люсьер еще раз окинула зал взглядом, словно могла не заметить этой невысокой, стройной фигуры. До сих пор она видела жену Эренарха лишь издали, но даже так вид её ассоциировался у Люсьер со спрятанным в рукаве ножом. В её отсутствие при дворе не решалось ни одного мало-мальски серьезного вопроса. (Но что означает её отсутствие?)

(Как раз это все и пытаются сейчас понять. Это может быть знак от Эренарха Семиона, а может быть знак ему, или это может быть знак от клана Картано другим влиятельным семьям Мандалы.)

Люсьер тряхнула головой, отгоняя воспоминание. её представили Эренарху на Нарбоне, по пути на Артелион. Тогда она еще почти ничего не знала о политике Панархии, но ощутила что-то зловещее в наследнике престола и его окружении, и за год, проведенный при дворе Геласаара III, это ощущение только усилилось.