Листы каменной книги, стр. 10
Кремень так сжал руку Льока, что тот невольно вскрикнул.
— Помни, если не хочешь себе беды: как жили мы раньше, так и теперь должны жить!
Старик наклонился к юноше так близко, что косматая его борода коснулась лица Льока.
Ладони старика легли на плечи Льока, все крепче и крепче сдавливая их. И вдруг юноша почувствовал, как отделяется от земли. Показалось, будто со всех сторон надвинулась темнота. Шум порога стал ближе и сильнее, потом стал удаляться и глохнуть. Юноша запомнил, как сверкнули над его лицом страшные глаза Кремня. Больше он ничего не помнил.
Когда Льок очнулся, грозного старика не было на скале. Юноша приподнялся и застонал — плечи сводило от острой боли. Много силы еще было в руках Кремня, столько лет оберегавшего свою власть над стойбищем.
Вести по селению разносились быстро. Не успели охотники покинуть скалу, как Лисья Лапа уже знала все. Мальчишка завел новый порядок сегодня охотники сами колдовали на священном месте, издревле принадлежавшем мудрым старухам.
«Если мужчины перестанут верить нашим духам, что будет с нами, колдуньями! Не захотят слушать наших заклинаний — не захотят и заботиться о нашей старости», — горько думала старуха.
Но Главная колдунья не могла так легко выпустить власть из своих цепких рук. Она решила поговорить с Кремнем.
Выйдя на тропинку, ведущую от Священной скалы к лесу, Лисья Лапа, опершись на длинный посох, стала ждать. Кремень и в самом деле скоро показался из-за поворота.
— Не моя вина, — увидев ее, сразу сказал старик, — справляйся сама с мальчишкой.
Он хотел пройти мимо, но Лисья Лапа протянула батог поперек тропы.
— Разве колдун выше Главного охотника? — спросила она.
— Откуда я мог знать, что он затевает? — угрюмо взглянул на нее Кремень. — А теперь охотники верят ему.
— Что будет, если желторотые станут попирать обычаи старших?
— Сейчас он лежит на скале. Теперь он многое понял. Может, станет умней? — уклончиво ответил Главный охотник и, обойдя протянутый поперек тропы батог, пошел дальше. Потом обернулся. — Мы сверстники. Разве твоя молодость не была моей молодостью? — медленно проговорил он. — Обида твоей старости — обида для меня!
Старуха долго смотрела ему вслед, пока он не скрылся за густым ельником. Затем она побрела в стойбище.
Льок, возвращаясь после ссоры с Кремнем в свою землянку, увидел бредущую по тропе колдунью. Встречаться с ней сейчас ему не хотелось. Юноша спрятался за ель. Едва передвигая ноги, пошатываясь и часто приостанавливаясь, мимо него медленно прошла колдунья. Льок услышал, как она бормотала:
— Я мудрая, а он глупее олененка. Справилась с его матерью, справлюсь и с ним…
Как только старухи не стало видно, Льок вышел на тропу и острым камнем разрыхлил землю, на которой остался след ее ноги. Это считалось верным средством нанести врагу вред.
— Ты мудрая, а я хитрее тебя! — тихонько шептал он.
ГЛАВА 7
Искра опустила усталые руки и с трудом разогнула ноющую спину. Ослабевшей от голода женщине нелегко дочиста выскрести шкуру каменным скребком, а затем долго ее мять, чтобы она стала мягкой. Отдохнув, Искра вновь принялась за это трудное дело. И вот оно подошло к концу. Искра стала внимательно разглядывать шкуру, прикидывая, что можно из нее выкроить. Ей хотелось сшить одежду для того, кто добыл зверя. Но из одной шкуры выйдет одежда только для маленького Као.
Молодая женщина бережно спрятала скребок в кожаный мешочек, всегда висевший у пояса, и достала оттуда каменный, заостренный с одного края нож. Положив нож около себя, она, перед тем как начать кроить, еще раз растянула шкуру.
Тут край полога отогнулся, и в землянку проскользнул Као — радость и гордость Искры. Увидев малыша, мать отбросила шкуру в сторону. Шкура легла мехом вверх, шерсть на загривке и по хребту встала дыбом.
Као — пятилетнему охотнику — сразу стало понятно: большой голодный волк (ведь весной все голодны!) подкрадывается, чтобы вцепиться в горло матери. Но Као мужчина, он ее защитит.
— Не бойся! — закричал мальчик. — Я его сейчас убью.
И он бросился в угол землянки, где висел его маленький лук со стрелами.
Искра, улыбаясь, отступила в сторону.
А Као припал, как заправский охотник, на одно колено, натягивая тетиву. Слабо прожужжав, маленькая стрела запуталась в густом волчьем меху.
Мальчик с гордостью взглянул на мать, потом шагнул к своей добыче. Надо взять стрелу, их у него не так много. Он протянул руку и отдернул — а вдруг волк только притворился мертвым. Он помедлил. Шкура, как ей и полагалось, лежала неподвижно. Тогда Као, опять почувствовав себя неустрашимым охотником, решительно взял стрелу.
Облегченно вздохнув, Као вспомнил, зачем он пришел в землянку. Снова став маленьким мальчиком, он захныкал:
— Есть хочу… Дай есть…
Молча сняв с горячей золы очага горшок, Искра поставила его перед Као.
Усевшись на корточки, мальчик попробовал варево. Сделал два-три глотка и заныл:
— Горько… Ой, как горько…
Искра сама знала, что сколько ни вываривай сосновую кору, сколько ни сливай с нее воду, она все равно останется горькой. Но все же это хоть какая-то еда.
Мальчик поплакал немножко, потом затих. Всхлипывая, он подобрался поближе к очагу и, согретый его теплом, вскоре заснул.
Искра привычно раздула угли, подбросила в очаг сухого валежника и принялась при неровном, вздрагивающем свете выкраивать одежду для Као из дважды убитого волка. Шкуру она положила мехом вниз на большой плоский камень. Сильно нажимая концом ножа, женщина неторопливо водила острием по одному и тому же месту, пока не прорезалась кожа. Терпеливо передвигая нож, она отделила от шкуры ненужные куски. Теперь можно начать шить.
Искра достала из своего мешочка проколку, костяную иглу и связку оленьих жил, гибких и крепких. Не зря женщина размачивала и мяла их долгими зимними вечерами. Острой проколкой, сделанной из расщепленного ребра лося, она провертела по краю шкуры ряд дырочек, а потом стала продергивать через каждую дырочку тупую иглу с жилой, сшивая куски меха.
Молодая женщина так занялась кропотливой работой, что не заметила, как приоткрылся полог. Наклоняя голову под низким накатом потолка, в землянку вошел широкоплечий охотник. Тут только Искра обернулась.
— Ау! — сказала она радостно и тотчас подавила вздох — как насытить усталого охотника горшочком отвара из коры?..
Ау молча шагнул к очагу и положил на колени женщины большого тяжелого гуся.
— Я подбил трех! — с гордостью проговорил он. — Двух отдал хозяйкам еды, а этого принес сюда. Кремень сказал: отнеси в землянку женщины, у очага которой ты спишь.
Быстрые пальцы Искры уже ощипывали птицу. Радость сияла на ее лице. Она всегда знала, что Ау — лучший из охотников стойбища. Словно отвечая ее мыслям, молодой охотник сказал:
— Не я один вернулся с добычей. Новый колдун крепко подружился с Роко. Мы, охотники, сегодня колдовали с ним у Священной скалы. И вот видишь… — Он кивнул на гуся.
Искра, ощипав и распотрошив, положила птицу в самый большой горшок, какой нашелся в ее хозяйстве.
— Льок совсем еще мальчик, — раздумчиво сказала женщина. — Кто знал, что он такой хороший колдун.
— Роко любит молодого колдуна, — убежденно сказал Ау. — Как ему его не любить? Льок, если б не был колдуном, сам стал бы ловким охотником. А теперь дела пойдут еще лучше. Придет весна, дичи станет больше, и Роко будет ее выгонять навстречу нашим копьям и стрелам.
В горшке, стоявшем на очаге, громко забулькало. Вкусно пахнувший пар стелился под низким потолком землянки. По другую сторону очага зашевелился Као. Ему приснилось, что чудесно пахнувший кусок жирного оленьего мяса убегал от него. Као никак не мог его догнать. Он потянулся за ним и проснулся от резкого движения.
Наяву он почувствовал тот же восхитительный запах. Приподнявшись, мальчик увидел гуся, варившегося в горшке, и сидевших у огня мать и Ау большого охотника, которого Као помнил с тех пор, как помнил себя и на которого он обязательно будет похож, когда вырастет. Маленькими руками он потянулся вперед — он сам не знал, к горшку с гусем или к Ау, — и счастливо засмеялся.