Дочери тьмы, стр. 35
– Теперь нам придется прогуляться до дома пешком, – вздохнул Эш. – Если только кто-нибудь не заметит пламя...
– Никаких шансов, – ответила Мэри-Линетт. «Вот тебе подарочек за то, что привела парня на прогулку в самое глухое место в Орегоне», – злорадно заявил ей внутренний голос.
– А ты превратись в летучую мышь или кого-нибудь еще и лети себе домой, – съязвила она.
– Извини, у меня двойка по оборотничеству. И к тому же я никогда не оставлю тебя здесь одну.
Мэри-Линетт все еще не осознавала опасности. Она была раздражена и поэтому вспылила:
– Я могу сама о себе позаботиться и...
Она не успела окончить фразу: в это мгновение из темноты на голову Эша обрушилась дубина, и он упал навзничь.
ГЛАВА 16
Дальше события развивались с невероятной быстротой и одновременно замедленно, как во сне. Мэри-Линетт почувствовала, как сзади ее схватили за руки. Кто-то пытался соединить их вместе, кто-то очень сильный. Затем ее запястья обожгла веревка, и она поняла, что происходит.
«Мне связали руки, теперь я беспомощна, нужно что-то делать, немедленно...»
Она вырывалась, отбивалась ногами. Но было поздно. Ей связали руки и привязали к дереву, сильнейшая боль отдавалась даже в плечах, и она подумала: немудрено, что в полицейских участках люди кричат, когда им заламывают руки и надевают наручники.
– Перестань сопротивляться, – прорычал странный грубый голос. Она пыталась разглядеть нападавшего, но мешало дерево. – Перестанешь дергаться – не будет больно.
Мэри-Линетт продолжала сопротивляться, но напрасно. Она ощутила руками и спиной кору дерева, изрезанную глубокими трещинами, – и уже не могла пошевелиться.
«Господи, ничего не получается. Я не могу вырваться... я обессилела после того, что произошло у нас с Эшем, и теперь не могу даже пальцем пошевелить».
«Прекрати паниковать и думай, – свирепо приказал ей внутренний голос. – Чем впадать в истерику, лучше напряги мозги».
Мэри-Линетт прекратила борьбу. Она стояла, тяжело дыша, и пыталась взять себя в руки.
– Я же предупреждал. Больно бывает, только когда сопротивляешься.
Мэри-Линетт повернула голову и увидела наконец, кто это.
У нее тоскливо сжалось сердце. Она почти не удивилась... но была бесконечно разочарована.
– Джереми... – прошептала она.
Но это был вовсе не тот Джереми, которого она знала. То же лицо, те же волосы, та же одежда, но в то же время в его облике появилось что-то странное, что-то мощное и жуткое, непостижимое. Его глаза стали нечеловеческими и равнодушными, как у акулы.
– Я не причиню тебе зла, – прозвучал его искаженный, чужой голос. – Я связал тебя, только чтобы ты не мешала.
В сознании Мэри-Линетт пронеслось: «Боже мой, он пытается быть дружелюбным... Чтобы я не мешала чему? Эш!»
Она взглянула на Эша. Тот лежал неподвижно; своим новым удивительным зрением, способным различать цвета в лунном свете, Мэри-Линетт увидела, что его белокурые волосы медленно пропитываются кровью. Рядом с Эшем на земле валялась тисовая дубинка: неудивительно, что Эш был без сознания.
«Но если он истекает кровью, значит, жив... Господи, он и не может быть мертвым. Ровена говорила, что вампира можно убить только деревянным колом и огнем».
– Я должен о нем позаботиться, – сказал Джереми. – А потом я отпущу тебя, обещаю. Когда-нибудь я все тебе объясню, и ты поймешь.
Мэри-Линетт перевела взгляд с Эша на незнакомца с лицом Джереми, и ее сковал холодный липкий ужас: она поняла, что он имел в виду, говоря «я должен о нем позаботиться».
«Ну вот, теперь я знаю все об оборотнях. Они убийцы, и я была права. Я, а не Ровена».
– Это займет всего минуту, – сказал Джереми, его верхняя губа слегка приподнялась, а рот в этот миг показался неправдоподобно большим.
Мэри-Линетт увидела бледно-розовые десны... Теперь она понимала, почему этот голос был непохож на голос Джереми: из-за зубов.
Белые зубы в лунном свете. Зубы из ее сновидения... Зубы вампиров даже сравниться с этими не могли! Огромные клыки, чтобы убивать, сильные резцы для того, чтобы рвать добычу, а те, что в глубине, – перемалывать ее.
Мэри-Линетт внезапно вспомнила, что отец Вика Кимбла рассказывал года три назад. Он говорил, что волк может откусить хвост у взрослой коровы так чисто, будто ножницами отхватить. И еще он жаловался, что кто-то выпустил на свободу волкодава и тот режет его скот.
«Конечно, это был не волкодав, – подумала Мэри-Линетт. – Это был Джереми. Я каждый день видела его в школе... а потом ему нужно было идти домой – превращаться в такого зверя, какой он сейчас. Чтобы охотиться».
А сейчас, когда он стоял над Эшем, обнажив зубы и тяжело дыша, Джереми выглядел совершенно безумным.
– За что?! – взорвалась Мэри-Линетт. – Что он тебе сделал?
Джереми взглянул на нее, и Мэри-Линетт снова охватил ужас. У него были другие глаза. Только что их белки сверкали в темноте. Теперь белков вообще не было. Глаза стали коричневыми с большими водянистыми зрачками... Глаза зверя...
«Значит, ему вовсе не обязательно дожидаться полнолуния, – подумала Мэри-Линетт. – Он может превращаться в волка в любое время».
– А ты не понимаешь? – ответил он. – Неужели никто не понимает? Это – моя территория.
Значит, все так просто. А они-то сходили с ума, спорили, проводили детективное расследование! А оказалось, что это всего-навсего зверь защищает свое пространство.
«Для охоты здесь тесновато», – так, кажется, сказала Ровена.
– Они забрали мою дичь, – сказал Джереми. – Моего оленя, моих белок. У них нет на это никакого права. Я пытался заставить их уехать, но они не захотели. Они остались и продолжали охотиться.
Джереми умолк, но вдруг слух Мэри-Линетт различил новый звук, едва различимый. Это было глубокое, утробное рычание, не прекращающееся, как угрожающее гудение атакующего пчелиного роя. От него кровь стыла в жилах. Так рычит собака, предупреждая о нападении. Секунда промедления, и она вцепится вам в горло...
– Джереми! – закричала Мэри-Линетт.
Она рванулась вперед, невзирая на жгучую вспышку боли в плечах. Но веревка держала крепко, и Мэри-Линетт резко отбросило назад. А Джереми накинулся на Эша, как собака, как любое животное, рожденное, чтобы убивать добычу зубами.
Мэри-Линетт услышала, как кто-то пронзительно закричал: «Нет!», и лишь потом поняла, что это был ее собственный голос. Она сражалась с веревкой, ощущая жжение во влажных от крови запястьях. Но она не могла освободиться и не могла не смотреть на то, что происходило у нее перед глазами. И все это время не прекращалось жуткое и злобное рычание, отдававшееся у нее в голове и в груди.
Но вот овладевший ею ужас отступил, та часть ее существа, которая оказалась сильнее паники, одержала верх. Мэри-Линетт вдруг взглянула на все происходящее холодным и ясным взглядом, как будто со стороны. Она видела горящую машину в клубах белого удушливого дыма; видела безжизненную фигуру Эша на сосновой хвое; видела неясные очертания кого-то рычащего и мечущегося – того, кем был сейчас Джереми.
– Джереми! – позвала его Мэри-Линетт. У нее перехватило дыхание, но голос был ровным и... требовательным. – Джереми, прежде чем ты сделаешь это... может быть, ты объяснишь мне, чтобы я все поняла? Ты сказал, что хочешь этого. Джереми, помоги мне понять!
Она со страхом думала, что у нее ничего не получится, что Джереми даже не услышит ее. Но он поднял голову, и Мэри-Линетт увидела его лицо и кровь у него на подбородке.
«Только не кричи! Ни за что! – неистово твердила себе Мэри-Линетт. – Не показывай своего страха. Ты должна отвлечь его разговором, не подпустить близко к Эшу».
Мэри-Линетт украдкой шевелила руками за спиной, пытаясь избавиться от веревки. Казалось, руки сами знают, что надо делать.
– Пожалуйста, помоги мне понять, – задыхаясь, повторила она снова, стараясь удержать взгляд Джереми. – Ведь я твой друг, ты это знаешь. Мы так давно дружим.