Меч короля Афонсу, стр. 7

— Афонсу Энрикеш, кажется, прав: если не тремя, то по крайней мере одним дураком он обеспечен, — буркнул Фернанду.

Он по-прежнему относился ко всему происходящему очень серьезно.

— Лучше быть живым дураком, чем мертвым умником! — провозгласил Вашку. — К тому же не забывай: у нас перед ними преимущество в несколько веков. С таким многолетним опытом мы не пропадем! Вот увидишь, мы будем иметь колоссальный успех!

— Не болтай ерунду! — прикрикнула на него Мафалда. Ей было не по себе.

— Ругайся, ругайся!.. Еще посмотрим, кто из нас болтает ерунду.

Сопровождавший их сеньор молча вел их через город. И казалось, ничего не слышал. Наконец он остановился и постучал в какую-то дверь. Вскоре дверь распахнулась. Он пропустил ребят вперед, затем вошел сам. Прежде чем они раскрыли рты, чтобы задать очередной вопрос, сеньор заговорил:

— Меня зовут Менду Соареш. Король поручил мне заботиться о вас. Знайте, что вам дана полная свобода в стенах этого города. Но предупреждаю вас о том, что вы будете сурово наказаны, если покуситесь на жизнь Афонсу или какого-нибудь знатного человека, если попытаетесь выйти из города без разрешения или составите заговор против королевства, на расширение границ которого нами затрачено столько трудов. Я не спрашиваю, откуда вы, мне достаточно знать, что вы будете верны Афонсу Энрикешу и королевству. Теперь идите отдыхать. Вы останетесь здесь, в моем доме, и ни в чем не будете знать нужды. Дальнейшее я сообщу вам завтра.

И, не дожидаясь вопросов, он повернулся и вышел из дому, предоставив ребятам самим ломать голову. Тут они услышали нежный голосок. Рядом стояла девочка.

— Не бойтесь! Он всегда так разговаривает, а сам очень добрый. Его отец был воспитателем короля. Его звали Соэйру Мендеш. Менду говорит, что его отец любил Афонсу, как собственного сына. Поэтому теперь Менду так оберегает короля. Ему кажется, что короля повсюду подстерегают опасности. Он для Менду все равно что родной брат.

Мафалда посмотрела на девчушку, которая так неожиданно появилась перед ними, и улыбнулась. Наверное, они не заметили ее раньше из-за полной темноты, царившей в доме.

— Меня зовут Мафалда.

— А меня Санша, — живо ответила девочка. — Мой отец погиб семь месяцев назад, во время штурма Сантарена, и Менду Соареш взял меня к себе. Мы жили в Гимарайнше, а теперь переехали сюда. Менду никогда не покидает Афонсу, а я всегда с Менду. Но знаете, мне здесь совсем не нравится. Окна всегда затворены, на улицу выходить нельзя, и такой ужасный запах, и такие крики…

— А почему ты не открываешь окна? — спросила Мафалда.

— Из-за чумы. Так велел Менду Соареш. Во время осады в городе вспыхнула чума, и сейчас во многих местах еще не кончилась. Из-за нее мне и гулять не разрешают. А в Гимарайнше воздух был чистый… в полнолунье мы танцевали во дворе.

— Дон Бибаш с тобой не согласился бы, — засмеялся Вашку.

Санша усмехнулась и пожала плечами.

— Не слушайте дона Бибаша. Он ведь, бедняжка, полоумный после тех побоев. Это было так давно, говорят, лет тридцать назад, а он все никак не забудет…

— Значит, здорово ему досталось…

— Его избили до полусмерти. Это случилось из-за вражды между доной Терезой и Афонсу Энрикешем. Менду Соареш сто раз мне об этом рассказывал, и отец покойный тоже. Тогда дон Бибаш и сошел с ума, хотя иногда он говорит очень разумные вещи. Но давайте больше не будем об этом. Дона Тереза умерла много лет назад, а куда подевался галисиец, никто не знает. Менду Соареш говорит, что теперь начинается новая жизнь. Только дон Бибаш этого не понимает, ему все чудится, что граф ди Трава преследует его и хочет снова схватить. Не обращайте на это внимания. Мы псе любим его и смеемся, когда он поет свои куплеты, но он всего лишь бедный сумасшедший шут… — Тут Санша замолчала, как будто только теперь как следует рассмотрела троих ребят. — Вы так странно одеты… Откуда вы пришли?

Фернанду улыбнулся:

— Если мы сообщим тебе, что мы ниоткуда не пришли, а родились в этом самом городе, что Аль-Ужбуна когда-нибудь будет называться Лиссабон, что станет он гораздо больше, что рядом с твоим домом построят много других домов, а твой дом станет историческим памятником и туристы будут приходить, чтобы посмотреть на него, — что ты на это скажешь?

Санша так и зашлась от смеха:

— Скажу, что вы совсем ненормальные, похуже дона Бибаша!

— Тогда считай, что мы прибыли из далекой страны, где все одеваются так, как мы, где людям известно такое, что тебе и не снилось, но очень хотим с тобой дружить. Идет?

Девочка засмеялась:

— Идет! Сейчас я покажу вам ваши комнаты.

Глава 8. КОРОЛЬ ЖЕЛАЕТ, ЧТОБЫ К ВОСХОДУ СОЛНЦА ЕМУ СОЧИНИЛИ КУПЛЕТЫ

— Ой, как болят мои бедные косточки! — стонал Вашку на следующее утро.

— А ты думал, тебе пуховую перину постелят? — засмеялась Мафалда и, передразнивая брата, пошла по комнате, волоча ноги и прихрамывая. — Скажи спасибо, что мы не очутились здесь во время осады. По крайней мере, сейчас мы в безопасности и в доме у мирных людей.

— Еще денек-другой, и ты будешь говорить в точности как они, — хмыкнул Фернанду.

— Это почему же? Совершенно нормально разговариваю. Что я такого сказала?

— «Мирные люди». Что-то я не припомню, чтобы раньше ты так выражалась!

— Ну и дурак!

Ответить Фернанду не успел. Громкий стук в дверь возвестил о приходе Санши. Она вошла в комнату и, протягивая им хлеб, предупредила:

— Не забывайте, что еды у нас мало. Хорошо еще, что мы нашли в доме запасы муки. Иначе кто знает, что стало бы с нами, ведь эти негодные рыжие люди все кругом разграбили.

— Какие это рыжие? — удивился Фернанду.

Но в этот момент вошел Менду Соареш. Не здороваясь, лишь слегка кивнув, он коротко бросил:

— Король повелел вам явиться. Вы готовы?

Ребята направились к дверям. Фернанду успел лишь шепнуть Санше: «Ты мне расскажешь потом про этих рыжих», а Вашку, несмотря на просьбу маленькой хозяйки об экономии, отломил потихоньку еще один ломоть хлеба и сунул его в карман — так, на всякий случай.

— Эту часть города мавры именовали Аль-хамма, что на их языке означает «горячая вода». Говорят, где-то здесь должен быть источник теплой воды, исцеляющий любую хворь. Но нам пока недосуг заниматься такими ничтожными делами. Город в развалинах, труды предстоят большие и тяжкие.

Афонсу Энрикеш принял их в том же холодном каменном зале. Да, неуютно выглядели королевские покои. Где-то рядом позванивали бубенчики дона Бибаша, но пока он не показывался.

— Как ты думаешь, с королем нужно здороваться? — шепнула Мафалда на ухо Фернанду.

— Кто его знает, у меня еще не было знакомых королей, а в книгах… что-то я не припомню!

— А я знаю! — прошептал Вашку. — Нужно вытянуть вперед руку и сказать «салве»!

— Какое еще «салве», что он тебе, Юлий Цезарь? — рассердился Фернанду.

— Лучше всего ничего не говорить, пока он сам не заговорит, — решила Мафалда.

— Вот именно… И угодить в тюрьму за невежливое обращение с королем, — проворчал Вашку.

— Да отстань ты со своими тюрьмами!

Похоже, что король их услышал.

— Молчать, не то р-разнесу! Здесь говорю я или тот, кому я прикажу! — Он почесал бороду (в этом месте меня одолевает большое искушение прочесть вам лекцию о скудных гигиенических навыках людей той эпохи, но, надеясь на вашу проницательность, я воздержусь от многословия и скажу коротко: он почесал бороду) и продолжал: — Мне неизвестно, какие обычаи в том королевстве, откуда вы прибыли. Но у нас все должны работать. В ваши годы, — он хмыкнул, припоминая, видимо, что-то очень смешное, — …в ваши годы, клянусь Сантьяго, я славно поработал этим мечом! В ваши годы, разрази меня гром, я уже носил рыцарские доспехи! Но вы телом хилы и в воины не годитесь. Ткни вас легонько, и вам уже не встать!

И он заржал так, что стены задрожали. По-видимому, он находил свои слова отменно остроумными. Ребята переглянулись — им было невесело. Они отлично знали, что их имена не значатся ни в одной исторической хронике, ни в одном школьном учебнике. Кто знает, что может случиться, когда тебя каким-то ветром относит на несколько сотен лет назад. Во всяком случае, их вовсе не прельщала идея отправиться разбойничать в чужие земли или влезть в железные доспехи и орать «за Сантьяго!» у стен какого-нибудь города.