Остров, стр. 10

Море было спокойное, лишь изредка набегали волны; лазурное водное пространство, усеянное белыми точками чаек; морская гладь начинала рябить там, где тюлень рыскал в поисках косяков сельди. Если бы не прохладный морской ветерок, на пароме было бы невыносимо жарко, но на старом паромщике был все тот же потертый свитер с глухим воротом, когда-то белого цвета, а в беззубых, окаменевших от времени деснах крепко зажата короткая почерневшая трубка.

Он сердито смотрел на безоблачное небо, как будто затаив на него тайную злость, может быть, потому, что дождя не было вот уже три педели, а он жаждал сильных ветров и летящего мокрого снега. Или, может быть, потому, что сегодня у него на борту был пассажир, чужак с южной границы, с другими, чем у него, привычками, который не понимал переменчивого настроения океана.

Паромщик вынул трубку, сплюнул за борт и вновь сунул ее в рот. Трубка не была зажжена, остаток табака от прошлого раза зашипел бы, но не зажегся от спички. Но он и не пытался закурить, он просто жевал черенок трубки с таким ожесточением, что, будь его зубы целы, он бы, конечно, прокусил его.

Он неодобрительно поглядывал на небольшую каюту, забитую деревянными и картонными ящиками, перевязанными капроновым шнуром. На прошлой неделе пришлось нанять еще двух человек, чтобы помочь перевезти ящики, разгрузить их и отвезти на тележке по одному вниз по дорожке, ведущей от пристани к фермерскому дому Альвера. Он спорил с капитаном порта, но это не помогло, потому что паром обязан был доставлять все необходимое на острова на этом протяжении побережья, и если он хочет сохранить за собой место, он должен это делать. Заказ есть заказ; у него в этом случае не было права голоса.

Паромщик снова огляделся, украдкой взглянув на своего пассажира, который сходил на острове в апреле прошлого года, или в мае? Тогда штормило, они бы вовсе не вышли в море, если бы не настоял капитан порта. И им пришлось отправиться аж до Альвера только потому, что этому чертову идиоту захотелось взглянуть на остров. Паромщик тогда попытался отговорить пассажира, но это не помогло. Он намекнул кое на что, чего никто на самом деле не понимал, но этот южанин все же вернулся и, должно быть, купил остров. Это плохо, и не только для него, но и для всех, потому что лучше бы оставить остров Альвер в покое. Никто не жил там уже сорок лет, да и тогда та пара долго не продержалась — их тела нашли выброшенными на берег, изуродованными до неузнаваемости, как будто сам Дьявол схватил их и, разбив о скалы, сбросил вниз, как бы предупреждая остальных. Да, это было настоящее предупреждение, и вот теперь на него снова не обращали внимания. Это напоминало какой-то цикл, длившийся веками, рассказы, передаваемые от отца к сыну. Местные сторонились острова, но время от времени появлялся чужак, селился там и... все кончалось тем же. Однажды от найдут этого парня мертвым на берегу. Или же совсем не найдут, он просто исчезнет.

Паромщик не хотел, чтобы кто-то жил на Альвере еще и потому, что это означало, что ему придется два раза в неделю доставлять туда почту и продукты. И дело не только в легенде: в штормовую погоду туда нелегко добраться. Альвер был недобрым местом, даже рыбаки, ловившие в глубоких водах, обходили этот остров, отворачиваясь в другую сторону, когда он возникал на горизонте — лучше было на него не смотреть. И вот теперь этот вековой цикл начинался снова.

Фрэнк Ингрэм перегнулся через корму, глядя на пенящийся след от лодки; рядом с ним сидел Джейк, черно-белый колли, прислонясь к нему всей своей тяжестью, как всегда. Джейк легко приспосабливался, он не возражал, если его куда-то везли — лишь бы быть при хозяине.

Солнечный свет вспыхивал на воде и так сильно слепил глаза, что когда Фрэнк смотрел вверх, в глазах у него рябило. Западное побережье в спокойную погоду разительно отличалось от того майского дня, когда ему пришлось скрываться от ненастья в каюте. Он ощущал дразнящее непостоянство погоды: завтра она может быть такой же буйной, какая она спокойная сегодня.

Фрэнк почувствовал на себе взгляд лодочника, буравивший его с презрением, почти со злостью. Потому что он — чужак. Его никто особенно не приветил, даже услужливый капитан порта, в прошлом военный моряк, помогал ему только потому, что это входило в его обязанности, а он привык выполнять приказы. Казалось, он говорил: «Если вы хотите жить на Альвере, сэр, это ваше дело. Я здесь нахожусь, чтобы помочь вам, сделать все, что от меня требуется, но не больше. Вот вам расписание движения парома, зависит, конечно, от погодных условий. Мы перевезем ваш багаж, потому что нам за это заплачено, а иначе мы бы не стали». Холодная вежливость, каждый раз добавляет «сэр».

Фрэнк посмотрел в другую сторону, защищая глаза от солнца. Паромщик стоял к нему спиной, но у Фрэнка было чувство, что тот отвернулся только что. Далеко на горизонте фермер смог разглядеть неровные очертания, которые слегка возвышались над морем, слишком большие для судна, длинные и плоские. Восточное побережье острова Альвер!

Легкий холодок пробежал по его спине, леденящая дрожь напомнила ему о том дне, три месяца назад. Альвер. Для него это был теперь не просто остров у западного побережья, это был его лом. Только сейчас он осознал это, и от шока у него перехватило дыхание — как будто начался приступ астмы. Он понял, что «Гильден Фарм» потеряна навеки, вместе с Гиллиан. Он потерял жену и дом; это походило на пробуждение от дурного сна, он понял, что все произошло наяву.

Минутное сожаление. Джейк еще сильнее прижался к его ноге, как будто он понял и захотел сказать: «Нам не следовало этого делать, хозяин. Надо было повременить с год, посмотреть, что будет тогда. Но сейчас слишком поздно».

— Боюсь, мы сожгли свои корабли, Джейк, — Фрэнк протянул руку и потрепал пса за уши. — У нас нет выбора, потому что даже если мы передумаем, остров этот у нас никто не купит, если его за сорок лет не купили.

Как будто отвечая ему, пес медленно постучал хвостом о палубу.

Теперь они хорошо видели остров, напоминающий огромное морское животное, плывущее на поверхности, с ужасной зубчатой головой на одном конце, сужающееся к удлиненному чешуйчатому хвосту на другом, частично погруженное в воду, чтобы наблюдающий не мог сразу понять, каков его подлинный размер. Голова поднята, зубастые челюсти раскрыты в устрашающем оскале.