Сказочные самоцветы Дагестана, стр. 4

Старшая дочь царя кинула яблоко в заезжего королевича, средняя – в главного визира, а младшая спрятала своё яблоко за платье и ушла во дворец.

– Почему ты нарушаешь обычай, дочь моя? – спросил падишах.

– А почему только визиры и ханы явились сегодня к нашему празднику? – сказала дочь падишаха.

Падишах велел позвать купцов, кадиев и писцов, но младшая дочь снова ушла во дворец.

Тогда были вызваны мастера, пахари, овцеводы, и младшая дочь падишаха бросила лесное яблоко в Мелик-Мамеда.

Визиры стали смеяться над ослиным всадником, а падишах рассердился и выгнал дочь из дворца. Она ушла к Мелик-Мамеду в его пастушью сторожку. Мелик-Мамед ходил для неё на охоту, рассказывал ей, о чём говорят травы, звери и птицы; они служили молодым, и не было на свете людей счастливей, чем Мелик-Мамед и его жена.

Тем временем над страной падишаха собиралась гроза. Давний враг падишаха окружил его крепости и разбил его войска. Визиры уже готовились перейти к врагу, а сам падишах приехал ночью к хранителю своих овец и попросил спрятать его.

Мелик-Мамед вышел в поле и сказал травам, чтобы они позвали ему на помощь зверей и птиц.

Звери и птицы сделали Мелик-Мамеда в тысячу раз сильнее, чем он был раньше. И когда вражеские войска утром подступили к дворцу падишаха, Мелик-Мамед поднял свой лук и натянул тетиву. Она задрожала и запела как никогда громко:

Дзинь-динь – готовься, стрела,
Дзинь-динь – догони, догони!

Впрочем, стрелам и не нужно было догонять обратившихся в бегство чужеземцев. Трава делала скользкой их обувь, а звери и птицы преследовали врагов Мелик-Мамеда, пока они все не исчезли.

Падишаху стало стыдно, что он так несправедливо относился к Мелик-Мамеду, он казнил изменников-визиров, а когда увидел на голове Мелик-Мамеда золотой хохолок, предложил ему своё падишахство. Мелик-Мамед отказался. Зачем, в самом деле, быть повелителем над людьми тому, кому принадлежит власть над травами, птицами и зверями?

Сыновья мельника и аждаха

(Аварская сказка)

Жил-был мельник. Воды возле его мельницы было вдоволь, своё дело он знал хорошо, и борода его всегда была покрыта мучной пылью. Когда мельник умер, два его старших сына захотели делить наследство. Как ни уговаривал их младший сын работать сообща, они не соглашались. Начали делёж.

– К чему мне вечно ходить с запыленной бородой, – сказал старший брат и выбрал себе канаву мельницы.

– Я тоже всегда вспоминаю отца с запыленной бородой, – откажусь-ка и я от такой жизни, – подумал средний брат и выбрал себе крышу мельницы.

– Ну что ж, – сказал младший брат, – пусть будет борода в пыли, лишь бы желудок знал муку, – и взял себе то, что осталось – старый, хорошо поработавший на своём веку жернов.

Старший брат лежал себе на траве возле канавы, средний грелся на солнышке на крыше мельницы, а младший работал в тени и пыли у жернова, и все, кто приходил на мельницу, оставляли ему немного муки.

Догадался старший брат, что он поступил как глупец, и со стыда решил уйти из родного селения. Шёл он, шёл и очутился, наконец, в сыром темном ущелье. В глубине ущелья у родника лежал аждаха.

– Прохладной тебе воды, аждаха, – испугался сын мельника.

– Если бы не доброе пожелание, проглотил бы я тебя, – сказал аждаха.

– И на том спасибо, – ответил сын мельника.

– Послушай, храбрец, а не знаешь ли ты сказки или песни? – спросил аждаха.

– Нет, – отвечает сын мельника, – не знаю.

– А ведь люди, не знающие сказок и песен, – это добыча зверей, – сказал аждаха и одним махом проглотил сына мельника.

Второму сыну мельника надоело лежать на крыше мельницы, он тоже догадался, что был глупцом, и, как старший брат, ушел из селения и попал в брюхо аждахи.

Младший сын мельника, почуяв недоброе, не мог спокойно сидеть дома. Он отвел воду, остановил мельницу и отправился искать братьев.

Попав в ущелье, сын мельника увидел родник, захотел перепрыгнуть через него и очутился на спине аждахи.

– Прохладной тебе воды, аждаха, – не растерялся сын мельника.

– Если бы не доброе пожелание, проглотил бы я тебя, – ответил аждаха и спросил: – А знаешь ли ты песню или сказку?

– Как же не знать, – говорит сын мельника, – и песню знаю, и сказку, и небылицы, и многое другое, – выбирай, что хочешь.

– Ну, у тебя, наверно, не небылицы, а быль, – сказал аждаха.

– Если быль – проглоти меня, если небылица – молчи, а не то вырежу у тебя ремень со спины.

– Вырезай, – согласился аждаха. – Ври, хоть полную торбу, а я смолчу.

– Ну, что ж, – говорит сын мельника, – давай я расскажу сперва, как я попал к тебе.

Я бы не попал, если бы не мои кобылицы.

В тот год, когда я их пас, вода высохла, и не было травы.

Погнал я кобылиц к реке, вижу, она скована льдом.

Взял я топор, пробил во льду дыру, – вижу – далеко до воды, не достанут кобылицы.

Снял я с плеч свою голову, опорожнил её и напоил всех кобылиц.

Если реке в ногах так холодно, подумал я, то, каково должно быть голове. Пошёл к истокам реки, нарубил кустарника, развёл костёр.

Реке стало теплее, но от моего костра случился пожар, – загорелась река, занялись берега, и все мои кобылицы убежали.

Схватил я топор, гляжу – в руках одно топорище, а обух сгорел.

Вспомнил я о своей голове, вернулся вниз по реке, а в черепе пчёлы.

Тут сын мельника посмотрел на аждаху, тот хотел было что-то спросить, да вовремя вспомнил о своей спине.

– Ну, что ж, – говорит сын мельника, – кобылицы пропали, а жить надо. Надел я череп на шею, поймал носом двух оленей, мясо съел, шкуры на дерево повесил, дерево топорищем срубил, – сделал себе арбу.

Достал из черепа двух пчёл, а они жужжат и спорят между собой – кто больше мёда запасёт. Подрались пчёлы, и я их еле разнял. Этот спор, говорю, можно и без драки решить, – носите мёд, а там видно будет, кто из вас прав. Начали пчёлы носить мёд и нанесли так много, что у меня обе оленьи шкуры наполнились.

Погрузил я шкуры на арбу, в арбу впряг пчёл и поехал.

Вдруг одна из пчёл остановилась, и арба чуть не свернула в пропасть. Поднял я кнут, чтобы стегнуть пчелу, да погонялка задела землю, а кнутовище подбросило меня до самого неба.

Ухватился я за тучу, повис над землей. Туча летит, я за неё руками держусь, вижу – вода. Прыгнул, да очутился у тебя на спине, – там, где мне с тебя ремень рвать.

– Ну, это уж ты врёшь, – сказал аждаха.

– А вру, – так давай скорей ремень со спины. Аждаха видит, что ничего не поделаешь, – подставил спину.

Вырезал у него сын мельника полосу шкуры, сдирает ее до хвоста, видит – в брюхе у аждахи два его брата. Выручил сын мельника братьев и вернулся на мельницу.

С тех пор сыновья мельника стали работать вместе. А аждаха со стыда покинул родник и больше не появлялся в этих местах.

Сказка о Кара-Катыре

(Кумыкская сказка)

Маленький Кара-Катыр был сыном рабыни. Его отец был хан, но у этого хана душа была так черна, что её никто бы не взялся ни мылом отмыть, ни ножом отскоблить, Родная мать Кара-Катыра давно умерла, а у мачехи душа была ещё чернее ханской, и маленький Кара-Катыр всегда был голоднее и грязнее самого последнего человека в ханском дворце. Потому-то его и прозвали так обидно: Кара-Катыр. Все знали, что это значит Чёрный ослёнок или грязный ослёнок – это ведь одно и то же.

В один из дней хан с чёрной душой отправился в поход. Навоевался он вдосталь и, когда стал для соседей страшней, чем самый страшный кот для мышей, решил вернуться домой. Ханские нукеры гнали впереди табуны лошадей, груженных добычей, а хан ехал сзади, глядел на дымящиеся города, которые он превратил в груды развалин, на огромные сады и поля, которые стали теперь принадлежать ему, и думал: «Эх, почему у меня нет другиx детей, кроме этого никому не нужного Кара-Катыра!