Перехлестье, стр. 80

– Фу. Неинтересная! – Ведьма окончательно разочаровалась. – Что в ней только Грехобор нашел. Какая-то клуша. Жнец! Снимай завесу, пусть катится обратно.

Где-то совсем рядом мягко и бархатисто зашелестела ткань, словно в театре, когда отодвигается занавес. Теплые руки подняли Лиску на ноги и подтолкнули вперед.

Перед глазами девушки непонятно откуда возник узкий каменный коридор, разветвляющийся в две стороны.

– Осталась минута, – шепнул Жнец Василисе, а потом уже громче произнес: – Тебе всегда направо. Иди, как сказано, и очутишься дома.

С этими словами Фирт ударил свою визави между лопаток, и она полетела вперед.

Увы и ах. Никаких спецэффектов. Грохнулась на четвереньки, отбила колени, ссадила ладони о камни, больно ушиблась, от неожиданности прикусила язык. Словом, ничего героического. Корова – она корова и есть.

Однако, когда Василиса поднялась на ноги, глотая слезы боли, обиды и испуга, за спиной у нее была стена. Неровная полупрозрачная, будто выполненная из мутного стекла.

– Пусти-и-ите! – заколотила руками по преграде несчастная выпаданка из магического мира. Ужас исчез, сменившись яростью. – Пустите меня! Фи-и-ирт!

– Иди направо, – ласково посоветовала ей старуха. – Это просто. Ты, конечно, тупая, но право найдешь.

– Найду?! Да иди ты, крыса, сама… направо! – Василиса еще раз двинула кулаком по твердой поверхности и зло спросила: – Что, нельзя меня было просто прибить?!

– Мы не можем, милочка. – В глазах ведьмы промелькнул интерес. – Хотели бы, да ты из другого мира, и ни у кого из нас не хватит на это сил. Но чтобы стать колдуньей, ты слишком слаба – иначе бы сила Шильды вошла в тебя. А еще ты мешаешь – о, как сильно ты мешаешь! Нам нужен Грехобор. Яростный, злобный Грехобор, а ты превратила его… в какого-то размякшего молодожена!

– Ты… – Василиса аж задохнулась от ярости. – Ты… чтоб тебе пусто было!

И она огляделась, пытаясь определить, где же тут право, а где лево, чтобы назло проклятым супостатам пойти в другую сторону.

– Хм… – Старуха подошла к полупрозрачной стене и растерянно коснулась неровной поверхности. – А ведь только что тряслась от ужаса. Надо же, как убедительно сыграла…

«Пройдет через пять минут».

Что же ты сделал, Жнец?

Лиска задумалась.

– А если я поверну налево? – осторожно спросила она.

– Не повернешь, – Анара рассмеялась каркающим смехом, вызвав у Василисы приступ отвращения.

– Я к мужу хочу, – пробубнила под нос девушка, отворачиваясь от противной карги. – И тебе накостылять, чтобы костей не собрала.

– Василиса! – Спокойный голос Фирта, стоящего чуть позади магессы, заставил обернуться. – Иди направо и помни: твой брак с Грехобором всего лишь ошибка. Забудь обо всем.

Жнец вытянул правую руку, указывая подопечной направление. Лиска тут же сжала одну из рук в кулак, стискивая на груди овечью накидку. Отлично. Право найдено.

– А если я не хочу? – упрямо переспросила стряпуха. – Если ну вас всех в пень?

Старуха напротив зло сверкнула глазами.

– Иди направо, – пропела она глубоким, проникновенным голосом. – Иди направо…

И так же, как тогда, давно-давно в весеннем лесу, Василиса послушалась колдовства. Взгляд против воли опустился на сжатый кулак, подсказывающий правильное направление. Тело механически повернулось в нужную сторону, вероломные ноги сделали первый шаг…

Стена за спиной у девушки из полупрозрачной стала каменной. Последний путь к отступлению оказался отрезан. Лиске захотелось взвыть, затопать ногами, но вместо этого она просто пошла. По щекам текли слезы, которые Вася вытирала ладонью, не сжатой в кулак, а проклятые ноги несли и несли свою обладательницу прочь из неведомого мира, прочь от мужа, от Багоя, от Зарии, от магии, от Аринтмы и от счастья. Василиса брела и брела, против воли сворачивая на каждом повороте в ту сторону, которую называли правой.

Серый полумрак больше не пугал. Одиночество не страшило. А сердце заходилось от тоски. Да еще ноги гудели от усталости. Анара, накладывая заклинание, не подумала, что путь Василисы может оказаться столь неблизким, поэтому жертва вероломной волшбы после третьего часа пешей прогулки готова была взвыть. Да еще в каменных коридорах становилось все холоднее и холоднее. Хорошо хоть шкуру Фирт ей отдал. В меховой накидке было тепло, хотя руки и ноги уже порядком закоченели. Да еще слезы, проклятые, катились из глаз, оставляя на щеках инистые дорожки.

Там впереди ледник, что ли? Если она действительно идет домой, то откуда такая стужа? Или она вывалится в свою реальность посреди метельного февраля? Блин. Только бы не на проезжую часть или не в лесную чащу. Пусть это снова будет туалет. Пожалуйста! Пусть снова туалет. Что вам, жалко, что ли?

Девушка брела, с тоской вспоминая все, что произошло с ней в Аринтме. Трактир Багоя. Зария. Уборка кухни. Первое знакомство с Йеном, первое прикосновение. Ночь, когда она завалилась к нему в комнату. Их упоительная гроза… так мало! Так безжалостно мало времени отмерила им жизнь. Времени, которое само по себе было ошибкой, потому что какой-то Маркус, видите ли, перепутал имена! Козел старый.

Василиса уныло размышляла о своей горькой судьбе. Собственно, это все, что она могла делать, коли собственное тело отказывалось ей подчиняться. Хорошо хоть мозги еще слушались.

Конечно, если правильно рассудить, и впрямь надо возвращаться. Там, в другом мире, у нее мать, которая если не упилась с горя, то, наверное, переживает. Ну, хотелось бы верить, что переживает. Там Юрка, там работа и просто цивилизация. Душ, махровые полотенца, туалетная бумага, тушь для ресниц, телевизор, микроволновка и прочие блага.

Как сказал Жнец, брак с Грехобором всего лишь ошибка. Значит, у мага будет та, что предназначена ему судьбой, – возможно, даже Милиана – курица общипанная! Девушка сердито засопела, представив на миг, как ее Йен будет целовать эту заморенную анорексичную фотомодель…

Стоп. Васька остановилась так резко, что чуть не упала. Замутненный магией взгляд опустился на руки, сжатые в кулаки. На обе руки. Одна судорожно стискивает накидку на груди, другая придерживает мех на уровне живота, чтобы не просачивался зябкий холод. Правая. Левая. Измученные долгим переходом ноги подкосились, и девушка рухнула на каменный пол.

А потом пришел смех. Лиска звонко, от души хохотала над старой каргой. Над тем, что вся магия Анары не могла побороть суровый Василисин диагноз, обозначенный в больничной карте как аутотопагнозия. Одним словом, даже высшие силы не смогли заставить Василису идти направо. Мало того, теперь девушка не имела ни малейшего понятия, где это право находится. И все-таки… Василиса недобро усмехнулась и прошептала:

– Не отдам мужа. Не надейтесь!

Она даже попыталась подняться, чтобы сию же секунду отправиться на выручку Йену, но измученное волшбой и долгой дорогой тело запротестовало. Завернувшись в теплую пушистую шкуру, девушка заснула, даже не ощутив того, что спать на каменном неровном полу еще хуже, чем на земле.

Зария совершает опрометчивые поступки

Ни души. И тихо-тихо. Так тихо, что слышно только ветер. Даже птицы и те не поют. Почему? Ведь еще прошлой осенью Кирт рассказывал матери о том, как буйно цвел и благоухал шиповник у ворот храма. Говорил, будто даже голова закружилась «от этой вони», да еще сварливо сетовал, что-де столько пчел вокруг кружило, и всякая норовила ужалить, да еще лошадь шарахалась.

Зария тогда позавидовала Кирту и в то же время пожалела его – видеть такую красоту и, вместо того чтобы наслаждаться, лишь ругать ее, не замечая, не понимая, принимая не просто как данность, а как некое досадное неудобство.

Однако вид, открывшийся самой девушке, был донельзя бесприютным и унылым. Сейчас, летом, у храма великой богини и травинки не пробивалось из черной земли. Только лужи блестели на солнце, да жирная грязь чавкала под ногами. Этой же грязью оказались забрызганы высокие некрасивые ворота и стены, сложенные из серого щербатого камня. А кусты шиповника, которые своим цветением так досаждали Кирту, стояли засохшие, ощетинившись острыми колючками, и тоже были все в грязи.