Там, где ты, стр. 51

Джек снова оглядел всех по очереди: у некоторых на коленях лежали блокноты и ручки. Возле одной из стенок стояла школьная доска с надписью «Письменное задание», заключенной в овальную рамку. В разные стороны разбегались слова: «Чувства», «Мысли», «Проблемы», «Идеи», «Язык», «Выражение», «Тональность» и еще множество других, так что он не смог прочесть все сразу, но пришел к выводу, что, скорее всего, очутился в любительском литературном кружке.

— Да-да, — с облечением согласился он. — Я бы хотел для начала кого-нибудь послушать.

— Хорошо. Ричард, могли бы вы рассказать нам, как справлялись в этом месяце?

— Знаете, я поняла, что это помогает, — прошептала женщина рядом с Джеком и протянула ему брошюру.

— Спасибо. — Он положил ее на колени, решив послушать Ричарда, а уж потом прочесть.

История Ричарда оказалась довольно абсурдным рассказом о мужчине, мгновенно вызывающем неприязнь: он все время боялся действовать, повинуясь сильным импульсам. Ричард монотонно бубнил слова и мучительно продирался сквозь текст, в котором описывалось, как такой же, как он, несчастный зануда ощущает не отпускающую ни на миг ответственность за безопасность других людей, причем настолько болезненно, что даже отказывается садиться за руль из страха задавить кого-нибудь. В какой-то момент Джек покачал головой и рассмеялся, решив, что это какой-то не вполне понятный и мрачноватый, но все же юмор. И тут же замолчал, поймав на себе недовольные взгляды членов группы.

Минуты, скорее походившие на часы, потекли одна за другой, комната возвращала эхо бесконечного бормотания Ричарда, и каждое слово его истории звучало в ушах Джека дважды, притом что и в первый-то раз действовало ему на нервы. История неуклонно приобретала депрессивную окраску, поведение главного персонажа неизбежно вело к утрате им жены и ребенка, и Джек перестал слушать и сосредоточился на брошюре, опасливо прикрывая ее ладонями.

Его тело, до того расслабленное, напряглось, когда он в конце концов сконцентрировался на глянцевой обложке тонкой книжечки. Волна краски поднялась от шеи до корней светло-рыжих волос, когда он прочел заголовок: «Добро пожаловать в Общество Анонимных Жертв Навязчивых Идей».

Джек молча досидел до конца встречи, ощущая неловкость из-за своего присутствия и стыд за свое поведение во время рассказа Ричарда. Когда время истекло и собрание закончилось, он, опустив голову, смешался с присутствующими и постарался максимально незаметно покинуть комнату.

— Джек! — позвала его Трэйси, и он похолодел.

Остановился, пропустил всех, всматриваясь в лица людей, готовых покинуть свой оазис спокойствия и вернуться в большой мир, чтобы в одиночку продолжить сражение с караулившими их привычными демонами. И вдруг увидел в коридоре доктора Бартона, который со скрещенными на груди руками и нахмуренным лицом кого-то поджидал. Джек отступил назад в комнату и направился к Трэйси.

Она тоже шагнула к нему и протянула руку.

— Спасибо, что пришли сегодня, — улыбнулась она. — Знаете, ваш приход — первый шаг к излечению. Вам предстоит тяжелый и долгий путь, но помните, все мы готовы оказать вам поддержку.

Джек услышал, как доктор Бартон невесело хохотнул.

— Двенадцать шагов, о которых вы слышали, позаимствованы у Анонимных алкоголиков и адаптированы для АЖНИ, и они могут принести облегчение. Сама наблюдала, как они смягчают и даже устраняют наши навязчивые идеи. Так что приходите в следующем месяце. — Трэйси ободряюще похлопала его по руке.

— Спасибо. — Джек неловко прокашлялся, чувствуя себя самозванцем.

— Вы хорошо знаете Сэнди? — спросила она. Он вздрогнул, так как ему не хотелось отвечать на вопрос при докторе Бартоне.

— Вроде того, — неуверенно пробурчал он.

— Увидите ее, скажите, пусть возвращается к нам. Обычно она не пропускает наши встречи.

Джек снова кивнул и на этот раз порадовался, что доктор Бартон услышал сказанное:

— Сделаю все, что смогу.

— Ну что? — спросил он доктора Бартона, когда они отошли подальше от Трэйси. — Она сказала, что обычно Сэнди не пропускает занятия. Хотел бы я знать, где она сейчас.

Глава тридцать восьмая

Я посещала встречи АЖНИ ежемесячно. Потому что, являясь сюда, знала: весь следующий месяц я смогу оставаться с Грегори.

— Сэнди! — позвал меня Грегори.

Я стояла внизу под лестницей в его доме, полуодетая, в десять минут третьего ночи и рылась в сумке, которую, как всегда, оставила у входной двери.

— Сэнди! — снова услышала я.

Потом послышался стук и пол надо мной заскрипел — он встал с постели и направился к выходу из спальни. У меня заколотилось сердце, а поиски стали еще более лихорадочными. Грегори приближался, и я занервничала, поэтому вывернула сумку, и ее содержимое рассыпалось. Я подняла разбросанные предметы по одному, бросила их обратно в сумку, проверила карманы одежды, висящей в прихожей, вывернула их и тщательно прогладила ладонью каждый дюйм ткани.

— Что ты делаешь? — Голос прозвучал у меня за спиной, и от неожиданности я подпрыгнула.

Сердце замолотило, адреналин помчался по венам, словно меня поймали на месте преступления. Как если бы я совершила что-то противозаконное, вроде воровства, или аморальное, например, обманула его. Ненавижу, когда он вынуждает меня чувствовать, будто я неправильно себя веду. На лице у него я прочла выражение, от которого обычно сбегала, заметив его на других лицах. Как ни странно, ему пока не удалось прогнать меня. Во всяком случае, насовсем, хотя несколько раз я все же удирала.

Запах средства после бритья, которое я дарила ему все шесть лет на каждое Рождество, наполнил помещение. Я ничего не ответила. Просто положила свою темно-синюю полицейскую форму на ковер и стала ощупывать, надеясь наткнуться на необычный бугорок.

— Эй! — крикнул он. — Я к тебе обращаюсь.

— Не слышу, — ответила я.

— Что ты делаешь?

— А ты как думаешь? — спокойно спросила я, проводя рукой сверху вниз по штанине синих нейлоновых брюк.

— Похоже на глубокий массаж одежды! — Я услышала, как он прошел по комнате и уселся на диван, кутаясь в халат, который я подарила на это Рождество, и сбрасывая клетчатые шлепанцы, подаренные на прошлое. — Я ревную, — пробормотал он, наблюдая за тем, как я разглаживаю карманы.

— Ищу зубную щетку, — объяснила я и высыпала содержимое косметички на ковер.

— Вижу. — Он взглянул на меня.

Грегори просто произнес это слово и посмотрел на меня, но я сразу почувствовала себя неуютно. Из-за неодобрения, читающегося в его глазах, мне стало казаться, будто я уселась на пол, чтобы принять дозу, а вовсе не ради невинных поисков потерянной щетки. Несколько минут прошли безрезультатно.

— Знаешь, в ванной наверху у тебя уже есть щетка.

— Я сегодня купила новую.

— Старая не годилась?

— У нее слишком мягкие щетинки.

— Я думал, тебе нравятся мягкие щетинки. — Он провел рукой по своей аккуратной бородке.

Я улыбнулась, чтобы успокоить его. Он продолжал смотреть на меня.

— Пойду заварю чаю. Хочешь чайку? — Он прибегал к тем же методам, что и родители.

Они тоже привыкли говорить со мной небрежным тоном, делая вид, будто все в порядке. Им казалось, если до меня не будут доходить негативные импульсы, я перестану впадать в панику при каждой очередной потере. Ребенком я и сама так считала. Теперь, став старше, я узнала от Грегори, что он старается разрядить атмосферу вовсе не ради меня, а исключительно ради себя самого. Я бросила поиски и следила за тем, как он расхаживает по кухне. Грегори действовал так, словно постоянно заваривает чай в два часа ночи. Я наблюдала за его игрой в семейную жизнь, за старательными попытками притвориться, будто его присутствующая (отсутствующая) подружка абсолютно нормальна и это вполне в порядке вещей — сидеть полуголой на ковре и искать в сумке зубную щетку, хотя еще одна спокойно дожидается в стаканчике на полке ванной. Глядя, как он разыгрывает этот спектакль и пытается обмануть себя, я улыбалась, чувствуя, что полюбила еще один его недостаток, о существовании которого до сих пор не подозревала.