Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу, стр. 96

– Ты зачем… сюда? – выдохнул я, когда миновала первая, самая мучительная минута.

– Моченьки нет…

У меня тоже не было моченьки, вот только не мог я об этом сказать. Ведь если я слабину дам, чего тогда от других ожидать? Как можно требовать от них стоять под огнем? Стоять вопреки инстинкту самосохранения и здравому смыслу.

Мы с Настей медленно поднимались по крутому боку холма, по петляющей тропе, выцветшей под солнцем, истоптанной тысячами ног. Речное русло внизу то серебрилось, то чернело. Колдоба несла кристально чистые ледниковые воды, она была все та же, что и в моем безнадежно далеком детстве. Это мы стремительно менялись, взрослея, теряя друзей и близких, ожесточаясь на мир, где побеждает неправый. А реке хоть бы что, она – выше людских борений и страстей. Только кажется, что она струится у нас под ногами. Она течет мимо жизни, хотя при этом и сама она – жизнь…

Наверху, по долгому травяному склону, выпирали из земли темные каменные плиты, похожие на ледниковые валуны, глубоко зарытые и высунувшие наружу самые макушки. Надписей отсюда не разобрать, да и стерлись многие от ветров и дождей. Это было старое кладбище и-чу. Мы не строим фамильных склепов, не возводим памятников ушедшим. Мы помним их, а это главное.

На крайних могилах – следы белой, красной и черной краски. Мазал кто-то – испятнывал, кресты косые малевал. Но и краска эта уже успела потускнеть. Прошла пора бесчинств, плясок на костях – как не бывало.

Укоренились в кедринской земле могилы рода Пришвиных, навечно срослись с этим краем. «И мне предстоит здесь лечь», – подумалось вдруг без грусти. Спокойное осознание закономерностей бытия – удел здравого ума, путь сильного духом.

Рядом с ухоженной могилой деда виднелся светлый камень с трещиной, которая расколола его прямо посередке и чуток не дошла до надписи. То ли молния ударила, то ли чья-то неуемная злость заставила потрудить руки, да не хватило запала, чтоб довести дело до конца.

«Федор Иванович Пришвин, 1882—1942». Неровные буквы и цифры – это как ножом по сердцу!.. Вернувшись в Кедрин, мать сама вырубала – каменотесы отказались помогать семьям павших и-чу. И могилу-то пришлось копать вдвоем с дочкой – целый день долбили каменистый грунт.

«Здравствуй, папа!.. Вот я и пришел к тебе…» Я опустился на короткую жесткую траву, росшую по всему холму, лег грудью, раскинул руки, пытаясь обнять. Затем погладил упругий склон, будто надежную отцову спину. Опять заговорил с ним – тихо, неспешно, словно продолжая старый, оборванный на полуслове разговор: «Повиниться перед тобой хочу – не спас я нашу семью, растерял братьев-сестер. И Гильдию тоже не спас – ничто ее спасти не могло. Зато жену свою пришел тебе показать. И дочку маленькую – хотел. Не получилось пока что. Позже приведу… Не иссякнет теперь род Пришвиных. Так-то вот…»

Настя села на траву рядышком, терпеливо ждала, когда я закончу свой беззвучный монолог.

Глава десятая

Тихое следствие

Мы вернулись домой к ужину. Он прошел в тягостном молчании. Мать уже знала о случившемся и боялась лишний раз бередить мою рану. До Веры дошли жуткие слухи, но расспрашивать она не стала. А говорить о пустяках, делая вид, будто ничего не произошло, мы были не в состоянии. Потому, как только поели, разбежались по разным углам.

Вскоре мать пошла заниматься проснувшейся и забуянившей внучкой. Вера отправилась ей помогать. Настя вымыла посуду и тихонько проникла в мой кабинет, обустроенный в бывшей комнате близнецов.

Я сидел на корточках, одновременно чуть приподнявшись на носках, – в позе «квакающей лягушки», которой меня, как и многому другому, научил Ли Хань, – пытался снять сковавшее меня напряжение. Увидев жену, я с усилием вышел из транса.

– Составить тебе компанию? – спросила она, застыв на пороге.

– Забирайся на диван, – сказал я и одним движением очутился там. Мне уже полегчало, и я готов был рассуждать.

Настя уселась рядом со мной, но не в обнимку, как обычно, а чуть отстранившись, – иначе я бы не смог соображать. Она знала, что мне сейчас требовалось. А требовалось мне порассуждать вслух – я давным-давно понял, что так легче распутывать узел.

– Сдается мне, перед нами один и тот же враг, – негромко заговорил я, когда мы угнездились на мягких подушках. – Я имею в виду нападение на штаб Армии Белого Солнца и нынешнюю атаку.

– Объясни.

– Оба раза это были не чудовища. Нежить непременно оставила бы след. В первое нападение использовали магический прием, доставивший неведомого стрелка прямиком в зал, а потом он решетил нас из обычной винтовки. Скорее всего это был человек. Или оборотень в людской ипостаси. Сейчас тоже применена боевая черная магия. Значит, и нападавший может быть тот же самый.

– Предположим. И что из этого следует? – Настя подыгрывала мне по всем правилам. Можно подумать, это не моя маленькая любимая женушка, а один из младших логиков.

– А следует вот что… – продолжал я, тщательно взвешивая каждое слово. – Первое. Между нападениями большой перерыв, – видимо, он долго копит силу. Израсходовав ее за считанные минуты, разряжается до нуля и становится беззащитен. Бери его голыми руками – если сумеешь найти. И второе. О моей отлучке из города враг скорее всего не знал. Все миряне, кроме Ситникова, и все и-чу, кроме Пальцева, были убеждены, что наутро я буду проводить совещание. Выходит, враг рассчитывал уничтожить меня вместе с рядовыми бойцами. В прошлый раз, в Нарыме, я попал под огонь и чудом выжил. Вероятно, в обоих случаях охотились именно за мной и остальные – случайные жертвы.

– Тоже мне пуп земли… Ты ведь сам рассказывал: снайпер из облака расстреливал вас одного за другим, как в тире. Он бы начал с тебя и тут же испарился.

– Значит, он ненавидит всех и-чу, но меня – особенно. – Я почувствовал, что начинаю фантазировать. – Сдаюсь, – развел руками. – Притягиваю за уши. Но эта версия хороша тем, что сужает круг поисков. Поэтому сделай, пожалуйста, вид, будто я тебя убедил.

– Ладно, уговорил, – выдержав многозначительную паузу, смилостивилась Настя.

Она что есть сил помогала мне думать и в конце концов начала переигрывать. Мрачно сдвинула брови, наморщила лоб, напряженно смотрела на меня, временами пожевывая губы. Настя была так уморительно серьезна, что меня смех разобрал. Она пыталась не подать виду, что обиделась, но ничегошеньки у нее не получилось, ведь мы друг для друга – две открытые книги.

Отсмеявшись, – оказывается, я снова мог смеяться! – я поцеловал Настю в висок и тотчас отпустил – работа есть работа.

– Надо перебрать всех мирян и магов, у кого на меня наточен огроменный зуб, и выяснить их судьбу.

– А оборотни?

– Ты думаешь, мстят за убийство сородича? Девятнадцать лет минуло, и все это время от мстительных вервольфов ни слуху ни духу. К тому же я не слышал о магах-оборотнях. Организм вервольфа сам по себе – прекрасное оружие. Природа не любит избыточных технологических решений.

– Сейчас ты начнешь называть имена своих личных врагов, о которых я и слыхом не слыхивала, – с тоской произнесла Настя. – И жить станет еще страшней.

– Тогда пойду-ка я, пожалуй, во двор… – Я даже встал с дивана.

– Ну нет! – воскликнула жена. – Вместе так вместе!.. А ну сядь! – рявкнула она вместо того, чтобы просто потянуть за рукав.

Я покорно плюхнулся обратно.

– Тебе бы ратью командовать, а не беспутным мужиком, – улыбнулся я и начал перечислять: – Итак… Все командиры Корпуса Охраны. Немало их сменилось за три года. И десятки высших жандармских чинов. Хотя вряд ли они избрали бы мишенью лично меня, ведь они ополчились на Гильдию л целом. Во время нападения на штаб они имели огромную власть и вполне могли контролировать даже не одного, а несколько магов. Зато теперь – почти все они не у дел. Однако это ничего не значит…

– Когда целей слишком много, это все равно что ни одной, – глубокомысленно изрекла Настя. Иногда ее мудрость меня ошарашивает.