Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу, стр. 54

На моих братьев обрушилась великая черная сила, сталкиваться с которой мне еще не доводилось. Все, кроме оставленного позади заслона, должны были погибнуть разом, но мне и разведчикам повезло. Мы умчались от смерти по гладкой бетонке, чтобы вернуться слишком поздно.

Совсем недавно на этой поляне пиршествовал гигантский кровеед со сворой сосунов и пиявиц всех мастей и размеров. Они и переносят тленный грибок. Я еще чувствовал запах чудовища – запах мускуса, конского пота и крови. В обычном состоянии кровеед – не больше вола, но, когда напьется через все свои двенадцать хоботов, делается ростом со слона, а то и с двухэтажный дом. Он может вобрать в себя столько крови, сколько найдет, и раздувается как чудовищных размеров клоп.

Сам по себе кровеед не слишком опасен: движется он со скоростью пешехода, а насытившись, и вовсе на многие часы теряет подвижность. Его берет и пуля, и меч, и любой сильный яд. Незаметно подкрасться к человеку или к животному он не способен: уж больно громоздок, шумен, пахуч. Так что его обычные жертвы – раненые или больные существа. А потому он любит охотиться вместе с птицей феникс или котом баюном; они вьют гнезда прямо на его загривке, и добыча сама бежит к кровееду.

Кто доставил кровееда к бетонке, вывел на наш маршрут? Ведь кровееды не в силах преодолеть сотни верст по непролазной тайге, живут они в полынных степях и редколесьях. Кто доставил его сюда в нужное время и увез, как только все было кончено? Да и никакой феникс или баюн не смогли бы пересилить сотни бойцов и-чу. Здесь явно был кто-то посерьезней.

Обтянутый пергаментной кожей костяк, ломкие волосы, ввалившийся рот, высохшие глаза… Все одинаково страшны и не похожи на людей. Мои бойцы лежат передо мной – один на другом, сваленные, как ненужный хлам. Тут были командиры ударных отрядов – Петрусь Голынко и Анвар Саматов, мои родные кедринцы и каменские добровольцы, таежные охотники и суровые горцы, алтайские лучники и уйгурские арканщики из числа непокорных хану и-чу. Где-то здесь лежал и мой заместитель Иван Раков.

Я решил собрать документы и личные вещи погибших. Переворачивал невесомые тела, заглядывал в лица, которые невозможно было узнать. Только паспорта и пропуска в карманах могли сообщить их имена. Я читал и не верил своим глазам: неужели этот скрюченный карлик – богатырь Степан Чулымский, способный одним ударом меча перерубить хребет змею-огнедышцу? А этот скукоженный уродец? Разве он в силах усыпить молодого баюна и заморочить голову сирене, как еще пару часов назад мог славный мастер Чингиз Исупов?

Я узнал Ивана Ракова по висящему на груди медальону с портретом жены. Он больше жизни любил свою Ксению. Она заказала у лучшего каменского ювелира платиновый медальон с миниатюрным портретом и оберегом – в надежде, что они охранят ее ненаглядного от смерти и увечья. Я, против здравого смысла, схватил его «птичью» лапку и щупал пульс на тонком сухом запястье, прижимался ухом к впалой груди, пытаясь обнаружить признаки жизни. Тщетно.

Наконец я взял себя в руки и оставил Ракова там, где его настигла смерть. Все кончено. Все решено. Я отомщу. Чего бы и кого бы мне это ни стоило. Найду каждого, кто участвовал, кто содействовал этой бойне, и лично… своими руками… Никому не передоверю. Все сам. Сам!

Не обошлось тут без враждебных нам сибирских генералов. Кто именно замешан – это я узнаю. Буду отвечать на вопросы по порядку. Шаг за шагом. Выстрел за выстрелом. Уверен: найдется много таких, кто захочет мне помочь.

Ефима Копелева, лучшего из нас следопыта, я послал искать следы. На поляну вышли два разведчика и радист. Они приволокли громоздкий черный ящик радиопередатчика, подыскали удобное место. Радист настроился на нужную волну. Я надел наушники и сел к передатчику. И едва услышал шорох эфира, шепот небесных сфер, в тот же миг потерял над собой контроль.

– Шершень! Я – Комар! Как слышишь?! – кричал я в микрофон – боялся, что мне не ответят, что с заслоном тоже покончено.

– Я – Шершень. Слышу тебя хорошо, – ответил Фрол Полупанов сквозь потрескивание помех. – Что там у вас? Я прочитал самозаговор и сказал громко и внятно:

– Слушай приказ: снимайся с позиций и полным ходом давай сюда. – Прикрывать Фролу Полупанову больше некого, а нам без помощи его бойцов мертвых не похоронить. Я перевел дух и довесил четыре пудовых слова: – Лопаты по дороге поищи. – И все стало ясней ясного. «Шершень» буркнул враз охрипшим голосом:

– У тебя саперные лопатки в обозе.

– Понял. Жду. Конец связи.

Я не боялся, что нас или отряд Полупанова атакуют. Чувствовал: на сегодня список потерь исчерпан. Завтра – там может быть все, что угодно.

– Чудовищ доставили по воздуху, а потом забрали с поляны. Думаю, с помощью дирижабля, – доложил вернувшийся вскоре начальник разведки. – Кровеедов было три: взрослые, отелившиеся самки в период кормления. Плюс полсотни хоботников и несколько баюнов. Я нашел клочки шерсти и волоски по меньшей мере от пяти котов. Чтоб они не передрались, кто-то изрядно повозился.

– Ты уверен, что обошлось без черной магии?

– Остаточного излучения нет. Камень не светится. – Ефим Копелев вытащил из кармана талисман-индикатор, заряженный Великими Логиками, протянул на ладони. – Без потери энергии – невозможно…

– Убедил. А теперь найди, пожалуйста, саперные лопатки. И сколько есть тащите сюда. Начнем хоронить.

«Шершень» прибыл на место через полтора часа. Два бронехода шли во главе небольшой колонны и два в хвосте. Она прошла путь безо всяких происшествий. Я уже знал, что движение на бетонке возобновилось. Фрол Полупанов доложил мне, что местные жители опять сновали у изб и копались в огородах. Деревенские мальчишки шумно провожали военных – с обычной завистью и восторгом.

Лица и-чу были мрачны, зубы стиснуты. Без долгих разговоров прибывшие присоединились к нам. А мы не быстро и не медленно, но без остановок резали переплетения корней, копали и оттаскивали в заросли землю, роя братскую могилу. Могилу длиной с большую поляну. Пока не закончим, с места не тронемся. Сейчас самым важным было предать ребят земле.

В какой-то миг я вдруг подумал: спикируй на нас вражий самолет и одной многопудовой бомбой покончи со всеми нами – может, оно бы и к лучшему? Мы не увидим то страшное, что ждет Гильдию впереди. Живым всегда хуже, чем мертвым, – они несут на плечах двойной груз.

Глава восьмая

На пепелище

Мы катили по бетонке, не останавливаясь, всю ночь и большую часть дня. В Кедрин вошли уже под вечер и двинулись прямиком к зданию штаб-квартиры рати. Город встретил нас радостным колокольным звоном. Огромная колонна «пээров» и бронеходов в лязге и грохоте перла по главной улице. И горожанам казалось: тысячи и-чу вернулись с победой. Они еще не знали, что фургоны пусты: люди сидят только в кабинах. Чуть ли не всем моим бойцам пришлось сесть за руль или рычаги машин, чтобы они не достались врагу.

Я ничего не сообщал в Кедрин. Не хотел раньше времени устраивать в городе траур, не хотел и давать козыри врагам: чем позже они узнают, насколько мы ослабели, тем лучше. Ведь не кедринские наши супротивники устроили эту бойню – небось они и не ведают еще о своем счастье.

Воевода Никодим Ершов отправился навстречу колонне на персональном «пээре». Головной бронеход, в котором ехал начальник разведки, затормозил, окутавшись чадным облаком. В облаке потонула и вставшая перед ним легковушка. Ершов вьиез из машины на проезжую часть и, уперев руки в боки, стал ждать меня. Колонна замерла. Копелев связался со мной по рации. Я выскочил из пятого бронехода и побежал в голову.

Воевода раскрыл объятия. Я сбавил шаг, раздумывая на ходу, стоит ли мне в них попадать? Никодим сам устремился навстречу.

– Рад тебя видеть живым и здоровым, Игорь Федорович, – обняв меня, пробасил он. – А что радости нет на твоем лице, это хорошо. Это правильно, – продолжал Воевода, отстранившись и внимательно меня разглядывая. (Я молчал, покусывая нижнюю губу.) – Страшную тяжесть пришлось тебе взвалить на плечи. Теперь ты пишешь историю. Вот только… – Замолк, сдвинул к переносице густые брови. Что-то в моем взгляде его сильно смутило.