Год испытаний, стр. 29

К обеду собралась кучка вещей для сожжения, но росла она очень медленно. Пастор с Элинор подавали всем пример Они все несли и несли свои вещи. Но когда дошла очередь до библиотеки, Элинор заявила, что не может расстаться с книгами.

— Да, я понимаю, что в них, может быть, скрываются семена чумы, но в них содержатся также и знания, при помощи которых мы можем избавиться от болезни.

Я собрала свои немногочисленные пожитки. Но была одна вещь, с которой я не могла расстаться: крохотная курточка, которую я сшила для Джеми, когда ему был годик, и сохранила потом для Тома. Я ее спрятала.

Было немного странно убираться в воскресенье, но пастор говорил с таким убеждением, что даже такое обычное занятие, как уборка дома, казалось священным обрядом. Я кипятила котел за котлом, сначала в доме пастора, а потом и в своем, и обливала кипятком столы, стулья и полки.

Когда мы уже в сумерках собрались в Делфе, я чувствовала себя страшно усталой. Я смотрела на жалкую кучку наших пожитков. В основании будущего костра лежала сделанная с такой любовью колыбелька, в которой умер ребенок четы Ливседж. Были там и простыни, и соломенные матрасы, на которых когда-то так сладко спалось тем, кого уже не было с нами. Все эти скромные вещи говорили мне и о том, чего еще мы лишились: о нежных жестах любви, о покое в сердце матери при виде спящего ребенка, обо всем, что навсегда унесли с собой умершие.

Майкл Момпелльон стоял у камня, который служил ему кафедрой. Он держал в правой руке подобие факела. Куча вещей громоздилась перед ним, а мы стояли внизу.

— О всемогущий Боже! — воскликнул он. — Прими от Твоей многострадальной паствы это всесожжение, как Ты принял его когда-то от сынов Израилевых. Очисти этим огнем наши сердца и наши дома и избавь нас наконец от болезни.

Он поднес факел к соломе, вылезшей из матраса, и пламя взметнулось в небо. Стоял ясный, безветренный вечер, и огонь поднимался к небесам красно-желтой колонной, а искры, казалось, хотели достать до звезд. Мы запели псалом, который пели бессчетное количество раз с тех пор, как в нашу деревню пришла чума:

За пением и гулом костра мы не слышали женского крика. Я только почувствовала за своей спиной какое-то движение и обернулась. Брэнд Ригни и Роберт Сни тащили какую-то женщину к костру, она упиралась. Женщина была вся в черном, лицо скрывала вуаль. Они толкнули ее, она упала к ногам Майкла Момпелльона. Пение прекратилось. Брэнд наклонился и отбросил вуаль с ее лица. Это была Афра.

— Что это значит? — спросил пастор, а Элинор помогла Афре подняться на ноги.

Афра дико озиралась вокруг, как будто надеялась удрать, но Брэнд положил руку ей на плечо.

— Это и есть «привидение», преследующее нас! — воскликнул он. — Я поймал ее у Межевого камня, когда она пыталась выманить у моей сестры Черити пенс за заклинание, которое якобы поможет Сету вылечиться.

Он показал всем клок материи, на котором была накорябана какая-то бессмыслица, а потом бросил его в грязь и растоптал.

— Позор! — послышался женский голос. Это была Кейт Толбот.

— Воровка! — закричал Том Моубрей.

Толпа возмущенно загудела. Афра упала на колени и закрыла лицо руками — в нее полетели плевки и комья грязи.

— Макнуть ее в дерьмо! — закричал кто-то.

— Тащите ее в хлев! — раздался еще один возглас.

Все мы были как раненые животные, боль и ярость были так сильны, что мы могли наброситься на любого, а уж тем более на такую подлую женщину, как Афра. Во мне тоже кипела злость, и я чувствовала огромное желание плюнуть ей в лицо. Но вдруг увидела в толпе заплаканное личико ее дочери Фейт. Я подбежала к ней и взяла ее на руки. Что бы ни случилось в Делфе, я не хотела, чтобы это видела маленькая девочка, моя сводная сестра. И я быстрым шагом направилась прочь, подальше от толпы.

Издалека я слышала голос пастора:

— Не оскверняйте это святое место бранью.

К моему удивлению, все замолчали. Я остановилась и ждала, что он еще скажет.

— Да, действительно, обвинения против этой женщины очень серьезные, и она ответит за все. Но не здесь и не сейчас. Мы оставим это на завтра. А сейчас идите по домам и молитесь Господу, чтобы он простил нам наши прегрешения.

Послышался недовольный ропот, но люди привыкли подчиняться и сделали так, как он велел. Я принесла Фейт к себе домой, она всю ночь ворочалась во сне и хныкала. Я тоже очень плохо спала и проснулась от запаха прогоревших углей.

Глава 10

Я, конечно, не смею винить Майкла Момпелльона за то, что произошло той ночью. Ни один человек, каким бы мудрым он ни был, какими бы благими намерениями он ни руководствовался, не может всегда обо всем судить здраво. В ту ночь он совершил роковую ошибку и заплатил за нее страшную цену.

Так как Брэнд и Роберт раскрыли преступления Афры, он поручил им до утра присматривать за ней. Но не предупредил их, чтобы они не вздумали сами наказывать ее. Парни так и кипели от злости, им не терпелось ей отомстить, так что, когда Роберт предложил эту идею, она показалась Брэнду вполне подходящей.

Роберт Сни был отличным фермером. Для улучшения урожая он собирал навоз из свинарника, смешивал его с соломой и закладывал все это в глубокую пещеру. Проделал желоб с краю пещеры и черпал оттуда перепревший навоз.

И вот в эту-то зловонную яму Брэнд с Робертом и бросили Афру. Позже, когда я увидела это место, я поверить не могла, что она продержалась там целую ночь. Там было глубоко, так что Афре приходилось вытягивать шею, чтобы зловонная жидкость не попала ей в рот. Ей, очевидно, пришлось призвать на помощь всю свою волю, чтобы не потерять сознание, иначе она бы утонула.

Женщина, которую они выволокли из ямы и притащили на следующий день на центральную площадь, была полностью сломленным, бормочущим что-то нечленораздельное существом. Молодые люди принялись отмывать ее, они выливали на нее ведро за ведром ледяную воду, но вонь так и не исчезла. Кожа у нее вся покрылась волдырями. Стоять она не могла и лежала на траве, свернувшись и хныча, как младенец.

При виде ее Элинор расплакалась. Майкл Момпелльон сжал кулаки и направился к Брэнду и Роберту, я даже подумала, что он их ударит. Брэнд стоял бледный как мел. Даже Роберт Сни, не такой чувствительный, как его друг, опустил глаза.

На площади собрались человек двенадцать, чтобы вершить правосудие над Афрой. Там был Дэвид, муж покойной Маргарет Ливседж, который наверняка вспоминал о разбитых надеждах его жены на могущество «халдейского заклинания». Пришла и Кейт Толбот, которая так и не смогла при помощи «абракадабры» спасти своего мужа. Пришли и другие, но, если Афра и обманула их тоже, они не хотели в этом признаваться.

Все эти люди пришли для того, чтобы потребовать строгого наказания для Афры. Но когда они увидели, какая она жалкая и несчастная, жажда мести в них поутихла. Пастор сел на корточки рядом с Афрой и тихо заговорил с ней. Он сказал, что она должна будет вернуть все деньги, которые выманила у людей, и наложил на нее епитимью. Трудно было сказать, понимала ли она, что он ей говорил. Пастор попросил отвезти ее домой на телеге. Мы с Элинор поехали с ней. Она была настолько слаба, что нам приходилось поддерживать ее с двух сторон. Она повторяла имя своей дочери, так что мы остановились у моего дома и забрали Фейт. Всю дорогу девочка сидела молча, прижавшись к матери.

Мы первым делом подогрели воду и попытались отмыть Афру, а потом хотели смазать ее волдыри мазью. Вначале она безвольно подчинялась, но потом, придя в себя, стала нас оскорблять и потребовала, чтобы мы убирались из ее дома.

— Афра, — тихо сказала я, — я тебя очень прошу, разреши мне забрать с собой Фейт на день или на два, пока ты не будешь лучше себя чувствовать.

— Ну уж нет, хитрая лиса! — завизжала она, схватив испуганного ребенка. — Я вижу тебя насквозь. Ты теперь мне не падчерица, ты зазналась. Вот кто теперь твоя семья! — указала она дрожащим пальцем на Элинор. — Эта бесплодная корова отнимет у меня моего последнего ребенка!