Почти как люди. Город. Почти как люди. Заповедник гоблинов, стр. 52

Это был большой стальной капкан. Я никогда в жизни не видел медвежьих капканов, но мне кажется, этот был такой же величины, а может, даже и больше. Это человеческий капкан, сказал я себе, его же поставили на человека. На одного определенного человека, поскольку, вне всякого сомнения, он предназначался для меня.

Я попятился от него, пока не уперся спиной в противоположную стену. Там я остался стоять, прислонившись к стене и не спуская глаз с капкана, а на ковре между мной и этим капканом лежала связка ключей, которую я минуту назад уронил.

Это шутка, мелькнуло у меня. Но я, конечно, перехватил. Какая уж тут шутка! Если б, не остановившись под лампочкой, я сразу шагнул к двери, мне и в голову не пришла бы мысль ни о какой шутке. У меня была бы изувечена нога, а то и обе, и, возможно, даже переломаны кости, — ведь челюсти капкана были снабжены большими острыми зубьями. И стоило им сомкнуться на жертве, никто не смог бы их раздвинуть. Из такого капкана человека не высвободишь без гаечных ключей.

Меня бросило в дрожь. Пока кому-нибудь удалось бы разобрать капкан на части, попавший в него человек успел бы истечь кровью.

Я стоял, глядя на капкан и комкая пальцами бумагу. Потом поднял руку и швырнул бумажный комок в капкан. Он ударился о зубья, скатился с них и улегся между челюстями.

Необходимо найти палку или какой-нибудь другой предмет, сказал я себе, чтобы перед тем, как войти в квартиру, защелкнуть капкан. Я, конечно, мог вызвать полицейских, но это не имело смысла. Они бы страшно расшумелись и наверняка потащили бы меня в участок, чтобы провести допрос по всем правилам, а на это у меня не было времени. Я изнемогал от усталости и мечтал только о том, чтобы поскорее забраться в постель.

Вдобавок такое скандальное происшествие принесло бы дому дурную славу и, тем самым, я подложил бы свинью Старине Джорджу, пока он там прохлаждался в своей Калифорнии. Не говоря уже о том, что это дало бы всем моим соседям обильную пищу для пересудов, и они полезли бы ко мне с вопросами, а мне только этого не хватало. Они давно уже оставили меня в покое, и это мне было только на руку. Меня вполне устраивали такие отношения. Я стал гадать, где бы раздобыть палку, и на ум мне пришел только чулан на первом этаже, в котором хранились щетки, тряпки, пылесос и всякий хлам. Я попытался вспомнить, заперт ли он, и решил, что пожалуй что и нет, но полной уверенности у меня не было.

Я оторвался от стены и направился к лестнице. Только я дошел до нее, как что-то заставило меня обернуться. Вряд ли меня привлек какой-то звук. Напротив, я абсолютно уверен в обратном. Но реакция моя была в точности такой, как если бы я что-то услышал.

Мне было приказано обернуться, и я обернулся, причем так стремительно, что ноги мои переплелись, и я полетел на пол.

И падая, я успел заметить, что капкан как-то обмяк.

Пытаясь смягчить падение, я выбросил руки вперед, но это мне мало что дало. Я со стуком грохнулся на пол, ударился головой, и в мозгу моем завертелся звездный хоровод.

Подтянув под себя руки, я слегка приподнялся и вытряхнул из головы звезды — капкан продолжал сминаться. Челюсти как-то расслабились, и все это сооружение, вздыбившись самым невероятным образом, быстро колыхалось. Я с изумлением взирал на это, все еще лежа на полу.

Капкан постепенно как бы размягчался, и его детали, горбатясь, начали сминаться. Как будто размятый, раздавленный кусок глины пытался вернуть себе свою изначальную форму. И в результате он-таки добился своего. Он превратился в шар. Пока капкан торопливо лепил из себя шар, он непрерывно менял цвета, а завершив наконец свою работу, стал черным как смоль.

С минуту он полежал перед дверью, а потом медленно, словно бы нехотя, покатился.

И покатился он прямо на меня!

Я попытался убраться с его пути, но он быстро увеличил скорость, и на какое-то мгновение мне показалось, что он неизбежно вмажет в меня. Размером он был примерно с кегельный шар или, может, чуть побольше, а вес его, естественно, оставался для меня загадкой.

Но он не ударил меня. Лишь слегка задел.

Я повернулся, чтобы посмотреть, как он спускается по лестнице, и моим глазам представилось странное зрелище. Он прыгал со ступеньки на ступеньку, но не так, как прыгает обычный шар. Его прыжки не были высокими и затяжными, а быстрыми и короткими — словно существовал некий закон, по которому он обязан был удариться о каждую ступеньку и проделать это как можно быстрее. Не пропустив ни одной ступеньки, он допрыгал до площадки и там молниеносно свернул за угол, что только что дым не пошел.

Я с трудом поднялся на ноги и, добравшись до перил, свесился с них, чтобы взглянуть на следующий лестничный марш. Но шара не было и в помине. Он как в воду канул.

Я вернулся в коридор, и там, на полу под лампочкой, лежала связка ключей, а в ковре зияла полукруглая дыра диаметром в три фута.

Опустившись на колени, я поднял ключи, нашел, наконец, то, что искал, поднялся и шагнул к своей двери. Отпер ее, вошел в квартиру и, даже не включив свет, первым делом запер ее за собой, крепко-накрепко.

Только после этого я включил, наконец, свет и прошел на кухню. Присев к столу, я вспомнил, что в холодильнике еще оставалось с полкувшина томатного сока, а мне неплохо было бы влить в себя хоть пару глотков. Но это было выше моих сил. При одной мысли о соке к горлу подступила тошнота. Если уж на то пошло, так мне позарез необходим был добрый глоток спиртного, но я и без того уже сегодня накачался сверх меры.

Я сидел, размышляя о капкане, и пытался уразуметь, почему кому-то вдруг вздумалось поставить его на меня. Самый что ни на есть идиотский поступок из всех, о которых я когда-либо слышал. Если б я не видел капкан своими собственными глазами, никогда в жизни я в это не поверил бы.

Конечно, то был не капкан — вернее, был какой-то особенный капкан. Потому что обыкновенные капканы, упустив добычу, не сминаются, не сворачиваются в шар и не катятся прочь.

Я попытался найти этому какое-то объяснение, но мой мозг затуманился: мне смертельно хотелось спать, я был дома, в безопасности, а потом, ведь утро вечера мудренее. Посему я перестал ломать над этим голову и поплелся в спальню.

2

Что-то вырвало меня из сна.

Я сразу сел, не соображая, кто я и где нахожусь — полностью выключенный из действительности: не одурманенный, не сонный, не растерянный, а с той страшной холодной ясностью сознания, которая за краткий миг внезапного озарения опустошает все.

Была тишина, пустота, беспросветный мрак бездны и это холодное ясное сознание, вытянувшееся в струну подобно нападающей змее, ищущее, ничего не находящее и исполненное ужаса перед небытием.

Потом возник вопль — пронзительный, настойчивый, сумасшедший вопль, совершенно бессмысленный, потому что ничего не значил ни для меня, ни вообще, а звучал лишь для одного себя.

Снова сгустилась тишина, во мраке проступили какие-то пятна, и у этих пятен наметились определенные очертания: квадрат посветлее оказался окном, слабое сияние — оно просачивалось из кухни, где все еще горел свет, а пригнувшееся к полу темное чудовище постепенно превратилось в кресло.

Вопль телефона вновь рассек предутренний мрак, и я выскочил из кровати и наугад, как слепой, пошел к двери, которую не видел. Когда я наконец нащупал ее, телефон уже умолк.

Спотыкаясь в темноте, я пробрался через гостиную, и в тот момент, когда я протянул руку к аппарату, телефон зазвонил снова.

Я яростно сорвал с рычага трубку и промямлил что-то нечленораздельное. С моим языком творилось неладное. Он отказывался повиноваться.

— Это ты, Паркер?

— А кто же еще?

— Говорит Джо — Джо Ньюмен.

— Джо?

Тут я вспомнил. Джо Ньюмен был дежурным редакции по отделу ночных происшествий.

— Прости, что разбудил тебя.

Я что-то возмущенно буркнул.

— Произошло какое-то непонятное событие. Решил, что должен поставить тебя в известность.