Саманта, стр. 18
Был бы под боком «колодец желаний», Саманта бы написала длинный список и опустила бы его в таинственные глубины. Но во-первых, как отличишь «колодец желаний» от обыкновенного колодца? А во-вторых, вокруг вообще нет колодцев.
Но зато есть море. Может быть, это не простое море, а море желаний?
На палубе небольшого кораблика много ребят. Так много, что издалека белые рубашки сливаются в белый парус. А пионерские галстуки — заря, отразившаяся на парусе.
Саманта держит бутылку — в ней листок, свернутый в трубочку, чтобы письмо с желанием протиснулось в горлышко.
Что написала Саманта на маленьком листке бумаги? Это станет известно только морю. Когда морю будет угодно, оно выкинет на берег бутылку с Самантиным письмом, и тот, кто найдет эту бутылку, узнает Самантину тайну.
Но никакой тайны нет. На листке написано:
«Пусть придет человек, который знает дорогу к миру».
Саманта сама была таким человеком. Она начала этот путь в Москве. И он приведет ее в город страданий войны — в Ленинград.
Когда подруги прощались, Саманта сказала:
— Давай поменяемся туфлями!
— Давай, — согласилась Маленькая Наташа, — только мои туфли будут тебе тесноваты.
— Ничего, я разношу их. Зато буду чаще вспоминать тебя.
— Я буду вспоминать тебя и без туфель. Мы встретимся в Ленинграде.
— Мы встретимся в Ленинграде, — подтвердила Саманта. — Я выучила наизусть номер твоего телефона.
ГЛАВА ПЯТАЯ
«Красная стрела»
Экспресс «Красная стрела» отошел от московского перрона и помчался на север. Саманта ехала в одном купе с Большой Наташей. Папа с мамой — в соседнем купе. Иногда Саманта стучала в стенку, и оттуда раздавался ответный сигнал.
Вагон покачивало. За окном проплывали огни города. Может быть, они будут сопровождать поезд до самого Ленинграда.
Неожиданно Саманта спросила свою спутницу:
— Можно, я померю ваши туфли?
— Конечно, можно, — отозвалась Большая Наташа.
Саманта быстро скинула свои кроссовки, надела Наташины туфли на высоких каблуках и сразу как бы выросла. Она соскочила с дивана и посмотрела в зеркало.
— Я похожа на взрослую?
— Почему тебе так хочется стать взрослой?
— Взрослые все знают, все понимают, — ответила девочка. — Мне просто необходимо поскорее стать взрослой.
— Не спеши, — улыбнулась Наташа. — Взрослые часто не замечают того, что видят дети. Они воспринимают мир уже открытый, а дети открывают его сами.
— Но у взрослых есть память. Они много помнят.
— Взрослые часто бывают забывчивыми, — возразила Большая Наташа, — легко расстаются с памятью. Но память не умирает. Она передается детям, и те бережно хранят ее.
— Вы очень умная, — решила Саманта и задумалась. А потом спросила: — Значит, память может передаться мне?
— А какую ты ищешь память?
— Память о войне, — не сразу ответила Саманта.
— Зачем тебе это, девочка?
— Мне кажется… мне кажется, что только память о старой войне может помешать новой.
В купе стало тихо.
Девочка долго смотрела на плывущие за окном огни. Потом она с ногами забралась на диван и не заметила, как взрослые туфли на высоких каблуках остались на полу.
Огни города растворились в ночи. А может быть, их вообще не стало, потому что город кончился.
Саманта прилегла на бочок. Вагон качало, под подушкой звучала однотонная железная песенка колес…
Саманта подумала, что завтра она снова увидит свою подругу Маленькую Наташу, и теплая радость предчувствия встречи разлилась по ее груди.
Фантазии Саманты… Откуда я мог знать о них, если даже родители не догадываются о том, что происходит в сознании их детей, и не представляют себе, каким видят мир их дети?
Такой вопрос может возникнуть у читателя.
Что я могу сказать в ответ? Я знаю о фантазиях моей героини, потому что они у нас общие.
«Общие?! — Недоверчивый читатель покачает головой. — Что может быть общего у американской девочки и у взрослого человека, живущего в другой стране, где все другое? Общая фантазия? Но как это проверить?»
Но разве обязательно проверять, отвечу я читателю, разве нельзя просто поверить?
На слово?
Нет — слову! Слово — самое дорогое, что у меня есть. Слово — мой труд, моя любовь, моя жизнь, моя совесть. Иногда мне кажется, что я сочиняю слова, впервые даю им жизнь. Иногда я как бы очищаю старые слова от налета времени, как очищаются творения великих живописцев от кощунственной мазни, нанесенной на старые полотна идущими следом бездарями.
Слово помогло мне проникнуть в тайники Самантиных мыслей и переживаний.
«Но она говорила на другом языке. Другими словами. Ваши слова разные!» — воскликнет читатель.
Разные, отвечу я читателю, но разве они не выражают общие чувства, мысли, радость, горе, сомнения? У нас разные слова, но одинаковые чувства. А когда общее чувство наполняет слово русское и слово английское — слова становятся побратимами. Как люди. А мысль? Разве мысль изменится от того, произнесут ли ее на английском языке или на русском?
Может быть, пожилому человеку трудно понять ребенка. Но я не просто пожилой человек. Я детский писатель, родился таким. Знаю петушиное слово, которое открывает мне двери в детство. Саманта была необыкновенной девочкой, но она была девочкой, и если она написала письмо президенту, то это не мешало ей прыгать через резинку.
Фантазия и быль слились в моем сердце. Память о Саманте стала моей совестью.
В летний день в пору белых ночей Саманта очутилась в Ленинграде.
«При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна»
Когда Саманта ехала по Ленинграду, ей казалось, что этот прекрасный город создан для праздников, что, едва наступит вечер, во дворцах загорятся огни и из открытых окон на улицу вырвется музыка, весь город заполнится весельем. На площадях соберутся нарядные люди, они будут веселиться и танцевать. Площади, сады, набережные, мосты, проспекты и улицы станут ареной праздника.
В первый день по приезде в Ленинград Саманта ждала вечера с нетерпением, как ждут праздника. Но вечер не наступал. Часы пробили девять, десять, одиннадцать раз, а на улице было светло. Саманта уже лежала в постели, а окно было светлым, словно стекла залили молоком.
Саманта жмурилась, пробовала уснуть, но сон не приходил к девочке. Перед глазами, как на экране телевизора, снова и снова возникали дворцы, арки, чугунные ограды, дремлющие каменные львы и удивительный памятник всаднику с лавровым венком на голове.
Саманта согнула руку в локте и поднесла ее к глазам, чтобы хоть как-то защититься от света. Но стоило отнять руку — день возвращался.
Саманта не помнит, когда она заснула.
А когда проснулась и бесшумно соскользнула с постели, за окном продолжался этот бесконечный день. И было непонятно, то ли еще ранний час, то ли она проспала все на свете. Девочка заглянула в комнату родителей: Артур и Джейн мирно спали, словно были не в Ленинграде, а у себя дома в Манчестере.
Некоторое время девочка раздумывала, чем бы заняться.
И тут ее озарила счастливая мысль: надо позвонить Наташе! Она взяла телефон, чтобы не разбудить родителей, забралась с ним под одеяло и набрала выученный наизусть номер.
Через некоторое время сонный голос отозвался в трубке:
— Алло!
— Это ты, Наташа?
— Я… Сэми? Ты приехала? Ты в Ленинграде? Как хорошо, что ты позвонила.
— Твои туфли так жмут, — сказала Саманта. — Может быть, поменяемся обратно?
— Согласна. У меня нога плавает в твоих туфлях.
И две подружки на разных концах провода тихо рассмеялись.
— Я в гостинице «Европейская». Можешь приехать ко мне сейчас? — спросила Саманта. — Ты далеко живешь?
— На Васильевском острове.
— Васильевский остров? Это в каком океане? Далеко от меня? Сколько миль?