Недоверчивые любовники, стр. 54

— Тогда почему… — начала Кэндис, но тотчас умолкла, сообразив, в чем дело.

Тест на установление отцовства. Джек не хотел, чтобы она узнала правду от посторонних людей. Как деликатно с его стороны. Если бы она могла забыть о его участии в обмане, то, наверное, была бы ему благодарна. Но как скверно, что Ховард не доверился ей, и не менее скверно, что Джек пошел на поводу у Ховарда.

И ужасную боль ей причинила мысль, что Остин, единственный, кроме них двоих, кто знал, ничего не сказал ей.

— Это еще не все.

— Не все?

Кэндис вскинула голову. Джек принялся мерить шагами комнату. Остин все еще не двигался с места. Только горящие напряжением глаза жили на лице, да чуть подергивался крохотный мускул возле рта. И от этого едва заметного движения Кэндис пробирало холодом больше, чем от неустанного хождения Джека взад-вперед.

— Донора, обладающего всеми качествами, перечисленными Ховардом, было почти невозможно найти. — Джек махнул рукой при воспоминании об этих поисках. — Он хотел умного, физически здорового блондина атлетического сложения, наделенного художественным талантом. — Джек перевел дух. — Немногие доноры соответствуют высоким требованиям мистера Вансдейла, честно признаюсь вам в этом.

Но Кэндис уже не слушала разглагольствований Джека по поводу нереальных требований Ховарда: она поняла, что он в точности описал человека, хорошо ей знакомого.

Человека, которого она любила и которому верила всем сердцем.

Остина Хайда.

Глава 20

«Надежда — хрупкая вещь, слабое дуновение, которое может вмиг улетучиться или воодушевить сердце», — думал Остин, глядя, как Кэндис раскачивается в кресле взад-вперед.

Надежда его таяла с каждой минутой.

— Джек, оставь нас одних.

Доктор прекратил вышагивать и с удивлением уставился на Остина.

— Но я еще не сказал ей…

— Исчезни, — изо всех сил стараясь сохранять хладнокровие, приказал Остин.

Он был на грани срыва, подобно шторму, который вот-вот разразится. Если Джек не остережется, он может захлебнуться в бурных волнах.

— Остин, так ты не хочешь, чтобы я сказал…

— Она знает.

— Но я не говорил ей…

— Я же сказал, она знает. А теперь исчезни!

До Джека наконец дошло. Широко раскрытыми глазами глянув на Кэндис, он поморщился и мгновенно улетучился.

Остин подошел к Кэндис и опустился перед ней на колени. Хотел дотронуться до нее, но не посмел. Она казалась такой хрупкой, что легко могла сломаться.

— Как ты? — только и спросил он как можно бережнее. — В порядке?

Коротенький хриплый смешок сорвался с ее губ.

— А почему бы и нет? Ведь я всего лишь узнала, что мой муж не доверял мне, что вместо того, чтобы сказать мне правду, он действовал у меня за спиной и заказал совершенного ребенка. Как и всегда, он не посчитался с моими чувствами.

Это было правдой, все до последнего слова, и Остину нечего было возразить.

— Как давно ты узнал?

Остин не был готов к этому вопросу. Он считал, что к такому невозможно подготовиться.

— Джек сообщил мне в тот день, когда мы с тобой впервые встретились возле клиники. — Помедлив, он продолжал: — Вначале я был потрясен, но, узнав тебя, забыл о своем возмущении и начал думать о ребенке, думать о нас. Кэндис крепко сцепила пальцы опущенных на колени рук, явно стараясь сдержать слезы. Остин потянулся к ней, но Кэндис предостерегающе покачала головой:

— Нет, не трогай меня. Так все это ложь? Твоя доброта и… — Она запнулась, но справилась с собой и заговорила снова: — Все что ты делал, ты делал ради ребенка, верно? Ты не хотел, чтобы ребенка растила женщина, похожая на твою мать, и старался удостовериться, что я соответствую твоим требованиям. Думаю, у вас с Ховардом много общего!

Остин вздрогнул. Это был удар ниже пояса, но удар, вполне им заслуженный. Нужно было вести себя честно и рассказать Кэндис все с самого начала.

Он не знал, что ответить.

— Занимаясь со мной любовью, вы проводили еще один опыт, мистер Хайд, не так ли? Хотели убедиться, что во мне есть пыл, несмотря на так называемую голубую кровь? — Голос ее понизился до шепота, но с тем же успехом она могла бы кричать. — Ну и как? Я прошла испытание?

Остин пошевелил языком в пересохшем рту, сглотнул и наконец смог заговорить:

— Если это считать испытанием, ты выдержала его с блеском. Но я занимался с тобой любовью, потому что хотел тебя. Потому что не мог отказаться от тебя. Это не имеет никакого отношения к ребенку. — Кэндис смотрела на него недоверчиво, и тогда он схватил ее за плечи и, обжигая взглядом, произнес: — Я люблю тебя. Разве ты не понимаешь?

Кэндис высвободилась на удивление сильным рывком.

— Нет, потому что не верю тебе. Как я могу? Ты мне лгал, обманывал меня, манипулировал мной. Право, Остин, не стоило доходить до таких крайностей.

Ну почему она не хочет выслушать его?

— Да, признаю, я обманывал тебя, чтобы завоевать твое доверие, но это было до того, как я узнал тебя по-настоящему. Очень скоро я понял, что увлекся тобой, а потом почувствовал, что это больше, чем увлечение. Я влюбился в тебя, Кэндис, и черт меня побери, если это как-то связано с ребенком. — Один взгляд на ее каменное лицо — и Остин понял, что Кэндис его не слушает. Он яростно запустил пятерню себе в волосы и встал. — Может, скажешь хоть что-нибудь? Объяснишь?

Кэндис вздрогнула, как от удара.

— Объяснить? Что? Почему я не доверяю тебе? Или что я тебе поверила? Нет, это ты, Остин, должен дать объяснение. Почему ты просто не признаешь, что тебе нужен ребенок, а не я?!

— Чего ты от меня требуешь? — спросил он, теряя терпение. — Я всего лишь художник, человек не твоего круга. — Он почти пожалел о вырвавшихся у него словах, увидев, как побледнела Кэндис, но не мог остановиться. — Одна из причин моего молчания в том, что я боялся потерять тебя. Завести интрижку с наемным работником — это одно дело, а разделить с ним будущее — совсем другое.

Кэндис встрепенулась. Бледность на лице сменилась ярким румянцем бурного возбуждения. Она вскочила.

— Кто из нас, по-твоему, настоящий сноб? Мне кажется, именно ты судишь о людях по тому, сколько у них денег!

Долго сдерживаемые слезы наконец пролились и потекли у нее по щекам. Остин молча следил за тем, как она идет к двери. Все еще облаченная в свой маскарадный костюм, она напоминала ему мальчишку-подростка. Господи, как он любил ее! Богатую или бедную, наряженную или в виде оборванца… Он должен, должен был убедить ее в своей любви, но она слишком потрясена и сообщением Джека, и его собственным явным обманом.

Возле двери Кэндис остановилась и сорвала с головы кепку, так что волосы золотым каскадом рассыпались по плечам. Несмотря на злость, она была ослепительно хороша.

— Деньги — не самое главное достояние человека, Остин. Главное — это любовь. Я усвоила этот урок дорогой ценой.

С этими словами Кэндис швырнула кепку в его сторону. Остин поймал ее. Как ему хотелось стереть с лица Кэндис выражение, полное мучительной боли!

— Я подожду в прицепе, — сказала она, — пока ты поговоришь со своим братом.

— Кэндис, я…

Дверь захлопнулась, оставив Остина в одиночестве. В душе у него был полный хаос.

* * *

Разразился громкий скандал, и репортер, которому Кэндис обещала дать интервью, воспользовался этим на полную катушку и опубликовал сенсационную историю, дополненную фотографиями Кэндис и Остина у бассейна.

Кэндис попросту ни о чем не думала — ни о публичном разоблачении, ни о скандале, ни о деньгах Вансдейлов. Она даже не поинтересовалась тем, как газетчики все это расписали.

Всю следующую неделю она старалась забыть Остина. Старалась, но не смогла. Все, на что она обращала свой взгляд, говорило о нем. Кусты живой изгороди, формой напоминавшие разных животных, восточные ковры, Тайни и ее щенята, собачья будка, кресло-качалка, отреставрирован-ное им для детской, и сама эта комната. В ней сконцентрировалась самая суть Остина.