Возвращенец (ЛП), стр. 25

Он знал, что должен поспать. С помощью костыля он надеялся пройти на следующий день десять или пятнадцать миль. Но тем не менее, неумолимая сила манила его продлить мимолётное мгновение удовольствия – сытости, отдыха и тепла.

Гласс потянулся к ягдташу и извлек медвежий коготь. Он медленно поворачивал его в свете костра, вновь потрясенный засохшей кровью на кончике когтя – его кровью, как он теперь понял. Он принялся сверлить толстое основание когтя бритвой, пробив небольшое отверстие, которое аккуратно расширил. Из ягдташа он достал бисерное ожерелье с лапками ястреба. Сквозь проделанное отверстие в основании когтя Хью просунул нитку ожерелья и затянул её тугим узлом. Затем завязал ожерелье у себя на шее.

Глассу нравилось, что нанесший ему раны коготь теперь безжизненно болтается на шее. Талисман на удачу, подумал он и заснул.

Глава одиннадцатая

- Чёрт побери! - Джон Фицджеральд смотрел на реку, вернее, на изгиб реки.

К нему подошел Бриджер.?- В чём дело, на восток сворачивает? ?Без предупреждения Фицджеральд наотмашь ударил мальчика по губам. Бриджер отлетел, шлёпнувшись на землю с растерянным выражением лица. ?- Ты чего?

- Ты думаешь, я не вижу, что река сворачивает на восток? Когда мне понадобится твоя помощь в разведке, я тебе скажу! А до тех пор держи глаза открытыми, а чёртов рот на замке!

Бриджер, конечно, был прав. Больше сотни миль река, вдоль которой они следовали, бежала в основном на север; для них это было идеальным маршрутом. Фицджеральд даже не был уверен в названии реки, но знал, что любая река в конце концов вливается в Миссури. Фицджеральд был убежден, что продолжи река и дальше бежать на север, через день пути она вполне могла привести их к Форт-Юниону. Фидцжеральд даже лелеял надежду, что они уже добрались до Йеллоустоуна, хотя Бриджер придерживался мнения, что они слишком далеко отклонились на восток.

В любом случае, Фицджеральд намеревался держаться реки, пока они не дойдут до Миссури. По правде говоря, он совсем не разбирался в географии обширных равнин, простиравшихся перед ними. После того, как они вышли из верховьев Гранда, местность почти не содержала ориентиров. Горизонт протянулся на многие мили - море тихой травы и холмов, каждый из которых похож на предыдущий.

Придерживаясь реки, они получали простой ориентир и неиссякаемые запасы воды. Тем не менее, Фицджеральд не желал сворачивать на восток - новое направление реки, насколько видел глаз. Время оставалось их врагом. Чем дольше они бродили отдельно от Генри и отряда, тем больше становились шансы попасть в беду.

Так они и стояли несколько минут, пока Фицджеральд смотрел на реку и кипел от гнева. Наконец Бриджер глубоко вздохнул и произнес:?- Нам надо срезать на северо-запад.

Фицджеральд собрался было одернуть его, но был в совершеннейшем отчаянии, не зная, как поступить дальше. Он указал на сухую прерию, простиравшуюся до самого горизонта. ?- Полагаю, ты знаешь, где там добыть воды?

- Нет. Но при такой погоде она нам почти и не нужна. ?Бриджер заметил нерешительность Фицджеральда, и это лишь укрепило его в собственном мнении. В отличии от Фицджеральда он умел ориентироваться на открытой местности. При нём всегда был внутренний компас, который руководил им в неизведанной местности. ?- Думаю, мы не более чем в двух днях от Миссури и, возможно, от Форта.

Фицджеральд сдержался, чтобы вновь не ударить Бриджера. По правде говоря, он опять подумывал убить мальчишку. Он так бы и поступил на Гранд, не чувствуй себя зависимым от дополнительной винтовки. Два стрелка - это совсем немного, но все же лучше, чем один.

- Слушай, парень. Нам надо тут кое-что обговорить между собой, прежде чем присоединимся к остальным. ?Бриджер ждал этого разговора, после того как они бросили Гласса. Он потупил взгляд, уже стыдясь того, что должно произойти.

- Мы сделали для Гласса всё от нас зависящее, остались даже дольше положенного срока. Семьдесят долларов - ничтожная цена за то, чтобы ри [30] сняли с тебя скальп.

Бриджер молчал, и Фицджеральд продолжил.?- Гласс уже был мертвецом с той самой минуты, как его медведь разделал. Нам оставалось лишь схоронить его. ?Бриджер по-прежнему на него не смотрел. Фицджеральд вновь начал терять терпение.

- А знаешь что, Бриджер? Плевать я хотел на твое мнение о нашем поступке. Но скажу тебе одно - проболтаешься, я перережу тебе глотку от уха до уха.

Глава двенадцатая

Капитан Эндрю Генри не остановился для того, чтобы оценить девственное великолепие открывшейся перед ним долины. С наблюдательного пункта на вершине высокого утеса над местом слияния Миссури с Йеллоустоуном Генри и его семерым спутникам открывался вид на широкий простор, ограниченный невысоким плато. Перед плато высились два пологих холма, поднимавшиеся, подобно соломенным волнам, между крутой речной террасой и Миссури. Ближний берег был лишен растительности, но на противоположном по-прежнему стояли тополя, не желавшие уступать осени зелень листвы.

Не остановился Генри и чтобы задуматься над философским значением слияния двух рек. Он не воображал высокие горные долины, откуда брали свое начало прозрачные, как бриллианты, воды. Не задержался он и чтобы оценить практическую важность местоположения форта, аккуратно вбиравшего в себя всю торговлю по двум великим водным артериям.

Мысли капитана Генри занимало отнюдь не то, что он увидел, а скорее то, чего не видел. Он не видел лошадей. Он заметил, как по лагерю бродили люди и дымил большой костер, но ни единой лошади. Ни даже чёртова мула. Он выстрелил в воздух из винтовки, скорее от злости, чем возвещая о приходе.

Люди в лагере побросали свои дела, высматривая стрелка. В ответ им прогремело два выстрела. Генри и его семёрка направились вниз по долине к Форт-Юниону.

Прошло восемь недель, после того как Генри оставил Форт-Юнион, поспешив помочь Эшли в борьбе с арикара. Уходя, Генри оставил два указания: ставить ловушки у прилегающих ручьев и любой ценой сохранить лошадей. Похоже, что удача капитана Генри так и не переменится к лучшему.

Кабан снял винтовку с правого плеча, где она, похоже, проделала борозду. Он собрался было перенести тяжелое оружие на левое плечо, но там уже натерла мозоль лямка ягдташа. Наконец он сдался, решив просто держать его в руках перед собой, но и это решение дало знать о себе ноющей болью в запястьях.

Кабан вспомнил уютный соломенный матрас в задней комнате лавки бочара в Сент-Луисе и вновь пришел к заключению, что присоединяться к капитану Генри было ошибкой.

За первые двадцать лет жизни Кабан не проходил зараз больше двух миль. За прошлые шесть недель он ежедневно проходил не меньше двадцати миль, а зачастую отряд покрывал все тридцать и даже больше. Два дня назад Кабан протер третью пару мокасин. По утрам в дыры попадала студеная роса. Острые камни изрезали ступни. А самое худшее - он наступил прямиком на опунцию. Неоднократные попытки извлечь шипы разделочным ножом не увенчались успехом, и нарывающий палец заставлял морщиться при каждом шаге.

Не говоря уже о том, что никогда в жизни он не был так голоден. Кабан истосковался просто по удовольствию обмакнуть галету в соус или вонзить зубы в жирную ножку цыпленка. Он с благоговением вспомнил груду еды на жестяной тарелке, которую трижды в день приносила ему жена бочара. Теперь его завтрак состоял из холодного вяленого мяса - да и того было негусто. Они редко останавливались на обед, который также состоял из холодного вяленого мяса. Учитывая нежелание капитана стрелять, даже ужин в основном состоял из вяленого мяса. Когда у них была свежая дичь, Кабан с трудом её поглощал, давясь кусками или усиленно стараясь разбить кости, чтобы извлечь костный мозг. Еда на фронтире требовала чертовски больших усилий. Затрачиваемые на еду усилия оставляли его голодным.