Собрание сочинений в 14 томах. Том 2, стр. 27

– А тот с бородой – Билл Свифтуотер, тоже король Эльдорадо.

– Откуда вы это знаете? – недоверчиво спросила Фрона.

– Откуда я знаю?! – воскликнул ее собеседник. – Да его портрет был помещен во всех газетах, вышедших за последние шесть недель. Смотрите! – Он развернул газету. – Очень похожий портрет. Я так часто смотрел на него, что узнаю его рожу из тысячи.

– А третий кто? – спросила она, безмолвно подчиняясь его авторитету.

Ее собеседник поднялся на цыпочки, чтобы лучше видеть.

– Не знаю, – сознался он грустно и хлопнул по плечу своего соседа. – Кто этот худощавый, бритый, в синей рубашке и с заплатой на колене?

В то же мгновение Фрона радостно вскрикнула и бросилась вперед.

– Мэт! – позвала она. – Мэт Маккарти!

Человек с заплатой сердечно пожал ей руку, хотя не узнал ее, и посмотрел на нее недоверчиво.

– О, вы не узнаете меня! – растерялась она. – Нет, нет, не смейте говорить, что узнали. Если бы здесь не было столько зрителей, я обняла бы вас, старый медведь!

– И вот Большой Медведь пошел домой к Маленьким Медвежатам, – размеренно начала она. – И Маленькие Медвежата были очень голодны! И Большой Медведь сказал: «Угадайте, что я вам принес, детки?» И один Маленький Медвежонок сказал, что это ягоды, а другой сказал, что это лосось, а третий сказал, что это дикобраз. Тогда Большой Медведь рассмеялся: «Уф! Уф! – и сказал: – Нет, это замечательный, большой, жирный человек!»

По мере того как он слушал, его взгляд прояснялся. А когда Фрона кончила, лицо его сморщилось, и он засмеялся каким-то особенным тихим смехом.

– Я вас определенно знаю, – сказал он, – но никак не могу вспомнить, кто вы такая.

Она указала на склад и робко посмотрела на него.

– Вспомнил! – Отступив на шаг, он осмотрел ее с головы до ног, и неожиданно на лице его отразилось разочарование. – Не может быть! Я ошибся. Вы никогда не могли бы жить в этой лачуге.

И он ткнул пальцем в направлении склада.

Фрона энергично закивала головой.

– Так это все-таки вы? Маленькая сиротка с золотыми волосами, которые я так часто расчесывал? Маленькая чародейка, бегавшая босиком по этим самым камням?

– Да, да! – радостно подтвердила она.

– Маленький дьяволенок, стащивший упряжку и отправившийся в самый разгар зимы через Ущелье, чтобы посмотреть, где конец света. И всему виной были волшебные сказки старого Мэта Маккарти!

– О, Мэт, милый старый Мэт! Помните, как я отправилась плавать с сивашскими девочками из индейского лагеря?

– Я вытащил вас за волосы из воды?

– И потерял новенький болотный сапог!

– Ну, конечно, помню. Это был возмутительный, бесстыдный поступок! А сапоги стоили десять долларов в лавке вашего же отца!

– А потом вы отправились через Ущелье в глубь страны, и мы больше ничего о вас не слышали. Все думали, что вы умерли.

– Да, я помню этот день. И вы плакали на моих руках и не хотели поцеловать на прощание вашего старого Мэта. Но в конце концов вы все-таки поцеловали, – торжествующе добавил он. – Когда вы поняли, что я действительно ухожу. Какая вы были тогда крошка!

– Мне было только восемь лет.

– Двенадцать лет прошло. Двенадцать лет я провел в глубине страны, ни разу оттуда не выбравшись. Вам теперь должно быть двадцать лет?

– И я почти с вас ростом, – прибавила Фрона.

– Славная из вас получилась женщина – высокая, стройная… – Он критически осмотрел ее. – Не мешало бы вам только быть немного полнее, по-моему.

– Ни в коем случае, – запротестовала она. – Не в двадцать лет, Мэт! Пощупайте мою руку и вы увидите… – Она согнула руку и показала ему, как вздулся ее бицепс.

– Мускулы ничего себе, – с довольным видом согласился он, осмотрев. – Можно подумать, что вы зарабатывали себе кусок хлеба тяжелым трудом.

– О, я умею метать копье, боксировать и фехтовать! – воскликнула она, встав в соответствующую позицию. – И плавать, и нырять, и прыгать через веревку двадцать раз подряд, и ходить на руках. Вот!

– Это то, чему вас научили? А я-то думал, что вы уехали заниматься науками, – сухо заметил он.

– Теперь существуют новые методы обучения, Мэт. И вас уже не отправляют домой, когда вы нахватаетесь одних лишь знаний…

– И с такими слабыми ногами, что они не в состоянии поддержать вашу голову! Ладно, прощаю вам ваши мускулы.

– А как ваши дела, Мэт? – спросила Фрона. – Что вам дали эти двенадцать лет?

– Посмотрите на меня. – Он широко расставил ноги, закинул голову и выпятил грудь. – Перед вами стоит мистер Мэт Маккарти, один из королей благородной династии Эльдорадо. И всем этим он обязан своим собственным рукам. Мои богатства неисчислимы. У меня добывается в одну минуту больше золотого песку, чем я видел за всю свою жизнь прежде. Теперь я еду в Штаты, чтобы поискать своих наследников. Я твердо верю, что у меня таковые имеются. В Клондайке можно найти любое количество самородков, но хорошего виски вы тут не найдете. И я решил во что бы то ни стало выпить хоть раз настоящего виски до того, как я умру. А потом я вернусь в Клондайк, чтобы управлять своими владениями. Честное слово, я – один из королей Эльдорадо; и если вам когда-нибудь понадобится что-нибудь этакое, то я дам вам взаймы.

– Все тот же старый Мэт! Никакой перемены! – рассмеялась Фрона.

– А вы все та же настоящая Уэлз, хотя у вас мускулы призового борца и мозги философа. Ну, давайте догоним Луи и Свифтуотера. Говорят, Энди все еще заведует складом. Посмотрим, не забыл ли он меня.

– И меня тоже. – Фрона схватила его за руку. У нее была дурная привычка хватать за руку тех, кто ей нравился. – Уже десять лет прошло с тех пор, как я уехала.

Ирландец прокладывал себе дорогу сквозь толпу, точно машина для забивки свай, и Фрона легко пробиралась вслед за ним. Новички почтительно наблюдали за этими божествами Севера. В толпе снова поднялся гул.

– Кто эта девушка? – спросил кто-то.

И Фрона, переступая порог склада, услыхала первую часть фразы:

– Это дочь Джекоба Уэлза. Ничего не знаете о Джекобе Уэлзе? Где же вы были все эти годы?..

Глава II

Она вышла из березовой рощи, сверкающей своей белизной, и с первыми лучами солнца, позолотившими ее распущенные волосы, легко побежала по покрытому росой лугу. Земля, жирная от избытка влаги, казалась ей мягким ковром, а росистые травы били ее по коленям, рассыпая вокруг сверкающие брызги, похожие на жидкие бриллианты. На щеках ее играл утренний румянец, глаза сияли молодостью и любовью. Рано оставшись без матери, она выросла на лоне природы и любила страстною любовью старые деревья и ползучие зеленые растения. Глухой ропот пробуждающейся жизни радовал ее слух, и влажные запахи земли были для нее сладостны и желанны.

В конце луга, где начиналась темная роща, среди одуванчиков с голыми стеблями и ярких лютиков она нашла пучок крупных аляскинских фиалок. Бросившись на землю, она зарылась лицом в пахучие прохладные цветы и руками прижала пурпурные венчики к своей голове. Ей не было стыдно. Она долго блуждала среди трудностей, грязи и лихорадочных страстей большого мира, а вернувшись обратно, осталась все такой же простой, чистой и здоровой. И она была рада этому, лежа здесь и вспоминая те дни, когда весь мир для нее ограничивался линией горизонта и когда, перебравшись через Ущелье, она надеялась увидеть «край света».

Простая жизнь, окружавшая Фрону в детстве, зиждилась на немногих, но весьма суровых обычаях. Они заключались в словах, которые она где-то вычитала позже: «вера в пищу и кров». То была вера ее отца, думала она, вспоминая, с каким уважением произносилось его имя окружающими. Этой верой она прониклась, эту веру она унесла с собой в мир по ту сторону «края света», где люди отдалились от старых истин и создали себе эгоистические догмы, призвав на помощь казуистику. С этой верой она возвратилась обратно, по-прежнему чистая, молодая и радостная. «И все это так просто, – думала она, – Почему же эти люди, живущие в большом мире, не верят в то же, во что верит она, – в пищу и кров? Почему же им не дано обладать верой в долгие скитания и в охотничьи стоянки, той верой, с которой сильные, честные люди смотрели прямо в лицо внезапной опасности и смерти на море и на суше? Почему? Верой Джекоба Уэлза, Мэта Маккарти, индейских мальчиков, с которыми она играла, индейских девочек, с которыми она устраивала сражения, и верой волкодавов, тянувших сани и бегавших с ней по снегу. Это была здоровая вера, жизненная, хорошая вера», – думала она, чувствуя себя счастливой.