Кокаиновые ночи, стр. 26

Залюбовавшись ею, я присел отдохнуть на подоконник и попытался ослабить ортопедический воротник вокруг шеи. Мой взгляд случайно упал на телевизор, и тут я заметил, что из приемного отверстия видеомагнитофона торчит кассета, извергнутая механизмом, когда из-за высокой температуры отключилось электричество. Потрясенные масштабом разрушений и занятые выносом тел погибших, полицейские эксперты не обратили внимания на этот предмет, один из немногих, чудом переживших пожар и потоки воды, которыми его гасили.

Я взял кассету и осторожно вытащил ее из магнитофона. Ее корпус был нетронут, и я поднял кожух: лента еще крепко держалась на катушках и даже не провисала. Телевизор можно было смотреть из ванной комнаты, и я легко представил себе Анну Холлингер, которая смотрела передачу, сидя на унитазе и вводя в вену героин. «Интересно, что она смотрела перед смертью», – подумал я, сунул кассету в карман и следом за Кабрерой спустился вниз по лестнице.

10

Порнофильм

Шофер сачком вылавливал из бассейна обломки и реликвии затонувшего королевства, спасшиеся из глубин: винные бутылки, соломенные шляпы, пояс, лакированные туфли, сверкавшие на солнце, по мере того как с них стекала вода. Мигель почтительно выгружал на мраморный край бассейна все, что осталось от того трагического вечера.

Он почти не сводил с меня глаз, пока я отдыхал, сидя в машине рядом с Полой. Я прислушивался к шуму полицейского «сеата», рыскающего по обрамленным пальмами улицам где-то под холмом, на котором располагалось имение Холлингеров. Казалось, стоило Кабрере уехать, как нас снова охватил ужас, неиссякаемым источником которого был сгоревший особняк. Руки Полы судорожно вцепились в руль, пальцы сжимали обод, то стискивая его, то немного расслабляясь. Дом уже остался довольно далеко позади, но я видел, что ее сознание по-прежнему блуждает среди опустевших комнат, словно она проводит мысленную аутопсию жертв пожара.

Пытаясь подбодрить ее, я обнял Полу за плечи. Она повернула ко мне лицо, рассеянно улыбаясь, как улыбается влюбленному пациенту доктор, начиная догадываться о его чувствах.

– Пола, вы устали. Может, я поведу машину? Я отвезу вас в клинику и вернусь обратно на такси.

– Я не могу появиться в клинике в таком состоянии.– Она склонила голову к рулю.– Эти жуткие комнаты… Мне хотелось бы, чтобы каждый житель Эстрелья-де-Мар здесь побывал. Я невольно думаю обо всех тех людях, которые пили шампанское Холлингера, считая его только заурядным старикашкой с женой-актрисой.

– Не вы устроили пожар. Чаще напоминайте себе об этом.

– Конечно, – откликнулась она, и мне показалось, что я ее не убедил.

Мы ехали по улицам Эстрелья-де-Мар и спускались все ниже с холма. Море трепетало в просветах между пальмами. Прихожане англиканской церкви собирались на репетицию хора. В скульптурной мастерской стоял на подиуме совсем другой, но тоже почти обнаженный юноша-испанец, напрягая бицепсы, пока его сосредоточенно лепили серьезные ученики скульптора в рабочих халатах поверх пляжных костюмов. Кинотеатр на открытом воздухе предлагал «Правила игры» Ренуара и «Поющих под дождем» Джина Келли, а один из дюжины театральных клубов анонсировал целый сезон пьес Гарольда Пинтера [29]. Несмотря на убийство Холлингеров, Эстрелья-де-Мар так же серьезно относилась к своим удовольствиям, как какое-нибудь поселение Новой Англии в семнадцатом веке.

С балкона квартиры Фрэнка я смотрел вниз на плавательный бассейн, где Бобби Кроуфорд с мегафоном в руке тренировал женщин, упражнявшихся в стиле баттерфляй. Он носился вдоль края бассейна, бодро выкрикивая инструкции тридцатилетним пловчихам, вздымавшимся над водой и снова исчезавшим под ее вспененной поверхностью. Его увлеченность умиляла. Казалось, он искренне верил в то, что любая из его учениц может стать олимпийской чемпионкой.

– Узнаю Бобби Кроуфорда.– Пола оперлась рядом со мной на перила.– Что это он задумал?

– Он меня утомил. Такая неиссякаемая энергия, да еще и эта теннисная машина. Она как метроном, который задает здесь темп: быстрее, быстрее, подача, удар с лета, смэш. Поневоле захочется вернуться в сонное царство пуэбло… Пола, можно мне снять этот воротник? С этой проклятой штуковиной на шее я даже думать не могу.

– Ну… если вы так хотите. Попробуем освободить вас на часок и посмотрим, как вы будете себя чувствовать.– Она расстегнула воротник, скривившись при виде лиловато-синих кровоподтеков.– Кабрера мог бы снять с вашей шеи отпечатки пальцев. Кому понадобилось нападать на вас?

– Такие всегда найдутся. У Эстрелья-де-Мар есть и другая, темная, тайная сторона. Пьесы Гарольда Пинтера, хоровые общества и курсы скульпторов – это хорошо продуманные групповые игры. А тем временем кто-то потихоньку обделывает настоящие темные дела.

– И какие же?

– Да мало ли – деньги, секс, наркотики! За пределами Эстрелья-де-Мар на искусство всем наплевать. Единственные настоящие философы теперь – полицейские.

Она положила руки мне на плечи.

– Возможно, Кабрера прав. Если вы в опасности, значит, вам нужно отсюда уехать.

Она немного оживилась после визита в дом Холлингеров и наблюдала, как я беспокойно расхаживаю по балкону. Видимо, я ошибался, полагая, что ее интерес ко мне был отчасти сексуальным и что, возможно, я невольно напомнил ей о счастливых днях с Фрэнком. Теперь я понял, что ей была нужна моя помощь в каком-то ее собственном деле, но она все еще сомневалась, можно ли мне доверять.

Она подняла воротник моей рубашки, чтобы скрыть синяки.

– Чарльз, попробуйте отдохнуть. Я знаю, что вы потрясены увиденным, но это ничего не меняет.

– Не уверен. Более того, я думаю, что это меняет все. Подумайте об этом и вы, Пола. Нынче утром мы с вами разглядывали моментальный снимок, сделанный в день рождения королевы, в самом начале восьмого. Это интересная картинка. Куда делись Холлингеры? Прощаются с гостями, смотрят спутниковую ретрансляцию торжеств из Лондона, с аллеи Мэлл в парке Сент-Джеймс? Нет, им просто наскучили гости, они ждут, пока те отправятся по домам. Холлингер «расслабляется» в своем джакузи с девушкой-шведкой, подружкой Андерсона. Она ждет ребенка неизвестно от кого. От Холдингера? Кто знает, может быть, он еще был на это способен. Миссис Холлингер в постели с секретарем, играющим в какие-то фетишистские игры с ее туфлями. Их племянница ширяется в ванной. Ничего себе семейка! Если называть вещи своими именами, у дома Холлингеров была явно не безупречная репутация.

– Безупречной репутации нет ни у Эстрелья-де-Мар и ни у одного города на свете. Я ненавижу людей, которым не терпится покопаться в моем грязном белье.

– Пола, у меня и в мыслях не было осуждать чьи-то моральные принципы. Но все равно повод спалить, дом мог появиться у множества людей. Представьте себе Андерсона, который обнаружил, что у его девятнадцатилетней подружки была интрижка с Холлингером?

– У нее их с ним не могло быть. Это был семидесятипятилетний старик, он лечился от простатита.

– Не исключено, что он лечился каким-то своим особым способом. Опять-таки, кто, если не Андерсон, был отцом ребенка?

– Кто бы он ни был, уж явно не Холлингер. Отцом мог быть кто угодно. Таков уж курорт Эстрелья-де-Мар. Здесь люди тоже занимаются сексом, хотя часто даже не отдают себе в этом отчета.

– А что, если отцом был тот странный психиатр, доктор Сэнджер? Возможно, он решил устроить пожар, чтобы проучить Холлингера, не зная, что Биби лежит с ним в джакузи.

– Исключено.– Пола бесцельно бродила по гостиной, постукивая каблуками в такт ударам теннисной машине.– К тому же Сэнджер вовсе не странный психиатр. Он оказывал на Биби хорошее влияние. Она пережила с ним самые мрачные дни, до коллапса. Я иногда встречаюсь с ним в клинике. Он застенчивый, даже печальный человек.

– Но любит разыгрывать из себя гуру перед молодыми женщинами. А миссис Холлингер и обувной фетишист Роджер Сэнсом? Вдруг у Сэнсома была темпераментная подружка-испанка, которая приревновала его к пленительной кинозвезде и решила отомстить?