Почтамт, стр. 24
Он открыл дверь. Я вошел. Парень был в трансе.
Я пожал ему локоть.
– Спасибо, парнишка.
Я вернулся к ящику с журналами.
Тут мимо прошел суп. Остановился и посмотрел на меня. Я притормозил.
– Как у вас дела, Чинаски?
Я рыкнул на него, замахал журналом в воздухе, как будто сейчас сойду с ума, что-то пробурчал под нос, и он отвалил.
9
Фэй была беременна. Но это ее не изменило – на почтамт это тоже никак не повлияло.
Те же самые клерки выполняли всю работу, а разнообразные служащие стояли вокруг и спорили о спорте. Все они были большими черными пижонами, накачанными, как профессиональные борцы. Как только на службу поступал новенький, его швыряли в команду разнообразных служащих. Это не давало им убивать надзирателей. Если надзиратель попадался команде разнообразных служащих, его больше не видели.
Команда привозила фургоны почты, поступавшие грузовым лифтом. Работы на пять минут в час. Иногда они пересчитывали почту или делали вид. Выглядели они очень спокойными и интеллектуальными, ведя свои подсчеты с длинным карандашом за ухом.
Но большую часть времени они яростно спорили о спорте. Все они были специалистами – читали одних и тех же спортивных комментаторов.
– Ладно, чувак, кто для тебя самый крутой игрок всех времен в дальней части поля?
– Ну, Вилли Мэйс, Тед Уильямс, Кобб.
– Что? Что?
– Именно так, бэби!
– А как же Бэйб? Что с Бэйбом сделаешь?
– Ладно, ладно, кто для тебя самая большая звезда в дальней части поля?
– Так всех времен или звезда?
– Ладно, ладно, ты понял, что я имею в виду, бэби, ты меня понял!
– Ну, я бы взял Мэйса, Рута и Ди Маджа!
– Вы оба с дуба рухнули, парни! Как насчет Хэнка Аарона, Бэби? Как насчет Хэнка?
Как-то раз всех разнообразных служащих поставили на заявки. Заявки, в основном, заполнялись по старшинству. Команда разнообразных подходила и вырывала заявки из книг заказов. А потом им было нечего делать. Никто не жаловался. До стоянки ночью идти далеко и темно.
10
У меня начались припадки дурноты. Я чувствовал, как они подходят. Ящик передо мною начинал вращаться. Припадки длились около минуты. Я ничего не понимал. Каждое письмо становилось тяжелее и тяжелее. Клерки серели и мертвели на вид. Я начинал соскальзывать с табурета. Ноги меня едва держали. Работа убивала.
Я сходил к своему врачу и пожаловался. Он смерял мне давление.
– Да нет, давление у вас нормальное.
Затем приложил стетоскоп и взвесил меня.
– Я ничего плохого не нахожу.
Затем он взял у меня особый анализ крови. Он брал кровь у меня из руки трижды через разные промежутки времени, каждый – дольше предыдущего.
– Не угодно ли подождать в соседней комнате?
– Нет-нет. Я выйду прогуляюсь и вернусь.
– Ладно, только возвращайтесь вовремя.
Я вернулся как раз ко второму анализу. Потом еще дольше пришлось ждать третьего, 20 или 25 минут. Я гулял по улице. Ничего особенного не происходило.
Зашел в аптеку, почитал журнал. Отложил его, посмотрел на часы и вышел наружу. И тут увидел эту женщину – она сидела на автобусной остановке. Одна из редких.
Показывала много ноги. Я не мог отвести глаз. Я перешел через дорогу и остановился ярдах в 20 от нее.
Потом она встала. Я должен был пойти за ней. Эта большая задница манила меня. Как под гипнозом. Она зашла на почту, и я вошел следом. Она встала в длинную очередь, и я встал за ней. Купила две открытки. Я купил 12 авиа-открыток и марок на два доллара.
Когда я вышел, она садилась в автобус. Я бросил прощальный взгляд на эти аппетитные ноги и задницу, забирающиеся на подножку, и автобус увез ее прочь.
Врач ждал.
– Что случилось? Вы опоздали на пять минут!
– Не знаю. Часы, наверное, отстали.
– ЭТО НУЖНО ДЕЛАТЬ ТОЧНО!
– Валяйте. Берите кровь, как бы то ни было.
Он воткнул в меня иголку.
Через пару дней анализы показали, что со мной все в порядке. Уж не знаю, пять минут сыграли тут свою роль, или что. Но припадки стали еще хуже. Я начал уходить через четыре часа работы, не заполняя никаких формуляров.
Приходил около 11 часов, и там была Фэй. Бедная беременная Фэй.
– Что случилось?
– Больше не смог, – отвечал я. – Слишком ранимый…
11
Парни с участка Дорси не знали моих проблем.
Я входил каждый вечер через задний ход, прятал свитер в подносе и проходил за своей рабочей карточкой.
– Братья и сестры! – говорил я.
– Брат, Хэнк!
– Привет, Брат Хэнк!
У нас с ними шла игра, игра в черно-белых, и она им нравилась. Бойер подходил, трогал меня за руку и говорил:
– Мужик, если б у меня такая раскраска была, как у тебя, я б стал миллионером!
– Еще бы, Бойер. Все, что нужно, – это белая кожа.
Следом к нам подходил маленький кругленький Хэдли.
– Работал на пароходе черный кок. Единственный черный на борту. Пек пудинг с тапиокой два или три раза в неделю, а потом дрочил в него. А те белые парни от его пудинга с тапиокой аж торчали, хехехехе! Спрашивали его, как он его делает, а он отвечал, что у него свой особый рецепт есть, хехехехехехе!
Мы все смеялись. Уж и не знаю, сколько раз мне пришлось выслушать историю про пудинг с тапиокой…
– Эй, нищеброд белый! Эй, мальчонка!
– Слушай, чувак, если б я назвал тебя мальчонкой, ты б за шабер схватился. Поэтому не мальчонкай мне больше.
– Слушай, белый, что скажешь, если мы в эту субботу вечером куда-нибудь намылимся вместе? У меня прикольная белая бикса как раз есть, блондиночка.
– А у меня – прикольная черная бикса. И ты знаешь, какого цвета у нее волосы.
– Вы, парни, наших теток столетиями ебете. Теперь мы вас нагоняем. Ты не станешь возражать, если я свой черный шкворень в твою белую биксу засуну?
– Если хочет, пусть хоть весь забирает.
– Ты украл землю у индейцев.
– Ну дак.
– Ты меня к себе домой не пригласишь. А если пригласишь, то попросишь зайти с черного хода, чтоб никто мою шкуру не видел…
– А я оставлю маленькую лампочку гореть.
Становилось скучно, но выхода у меня не было.
12
У Фэй с беременностью все шло нормально. Для старушки она держалась ничего.
Мы сидели дома и ждали. Наконец, время пришло.
– Долго не будет, – сказала она. – Мне не хочется приезжать туда слишком рано.
Я вышел и проверил машину. Вернулся.
– Уууу, ох, – сказала она. – Нет, погоди.
Может, она действительно могла спасти мир. Я гордился ее спокойствием. Я простил ее за немытые тарелки, за Нью-Йоркер, за писательские мастерские. Старушенция – просто-напросто еще одно одинокое существо в мире, которому на нее наплевать.
– Поехали, наверное, – сказал я.
– Нет, – ответила Фэй, – я не хочу, чтобы ты ждал слишком долго. Я знаю, что ты в последнее время не очень хорошо себя чувствуешь.
– К черту меня. Поехали.
– Нет, прошу тебя, Хэнк.
Она сидела просто так.
– Что я могу для тебя сделать? – спросил я.
– Ничего.
Она просидела так 10 минут. Я сходил на кухню за стаканом воды. Когда я вышел, она спросила:
– Ты готов ехать?
– Конечно.
– Ты знаешь, где больница?
– Естественно.
Я помог ей сесть в машину. За неделю до этого я гонял туда дважды для практики. Но когда мы доехали, я и понятия не имел, где они тут паркуются. Фэй показала подъездную дорожку.
– Поезжай туда. Оставь машину там. Зайдем оттуда.
– Слушаюсь, мэм, – ответил я…
Она лежала в постели, в задней палате, выходившей на улицу. Ее лицо кривилось.
– Возьми меня за руку, – попросила она.
Я взял.
– Это действительно случится? – спросил я.