Сколько весит счастье, стр. 40
– Больно?
– Нормально! – ответила она с независимым видом. – И вообще, я никуда не возвращалась. Я у себя дома.
– И хорошо тебе здесь будет одной?
– Я не одна.
– Ну да, можешь принести носовой платок Лене. Или сама всплакнуть на плече у вашей домработницы. Захватывающие перспективы.
– А что предложишь ты?
– Ну например, это.
Он поцеловал ее в шею справа.
– Или это…
Последовал поцелуй в шею слева.
– Солнышко, я так соскучился!
Наверное, она тоже. С души свалился огромный камень. Зло не прикидывалось добром. Маша опять может доверять людям. И улыбаться, и целоваться, не думая ни о чем. И если Сергею вдруг захочется порвать ее блузку, она не будет кричать и звать на помощь. Разве только стонать…
Госпитализация не понадобилась. Обошлись и без промывания желудка. Похоже, действие отравы закончилось само собой. В голове прояснилось. Хотя она бы предпочла туман, сквозь который и подвал видится не таким жутким, и она сама не такой покорной, слабой, никчемной.
Всё! Надо забыть. Чем раньше, тем лучше. Не лежать в темноте и не думать. Надо вообще поменьше думать, побольше чувствовать. Себя в безопасности. Теплый ветер на щеке. Запах осени, опавшей листвы. Она жива! Слава Богу и спецназу…
Правда, она не очень поняла, как именно ее спасли. Почему там оказалась группа захвата? Она спросит об этом, когда пойдет давать показания. А потом начнет поиски новой работы. У нее все получится. Рано или поздно, но случится этот самый о`кей. А каюк не прошел.
Женя взглянула на часы. За полночь. Придется брать такси.
У больничных ворот стоял «мерседес». Женя попыталась проскочить мимо, сделав вид, что у нее временное, но тотальное расстройство зрения. Но дверца открылась, и из динамика донеслось:
– «Стоять на месте, на месте стоять, иначе рискуешь ничё не понять…».
Надо же, Илья Болотов слушает в машине то же, что и все. Может, он еще и фантики под сидение бросает?
– Радио, – объяснил Илья в ответ на ее удивленный взгляд. – Но вполне к случаю. Тебе, действительно, лучше остановиться и сесть в машину. Или опять помочь?
– Спасибо, не надо, – испугалась она и покорно заняла переднее сидение. – Вам необязательно… Я могу сама.
– Куда едем?
– Мне бы домой.
– Давай отвезу тебя к родителям или к друзьям?
– Зачем же их беспокоить? Со мной все в порядке. Правда. Я очень благодарна вам.
– Есть за что, – без ложной скромности кивнул он. – Мы с Сергеем позвонили генералу, объяснили серьезность ситуации. Он не смог отказать нам, вернее, нашему заводу. Разрешил устроить проверку паспортного режима в отдельно взятом доме.
– Как вы узнали, где я?
– Проследили. Девушки не меняют цвет волос и работу без причины. Мы решили ее узнать.
– У меня есть причина, – она опустила глаза.
– Была. Борис.
– Я позволила ему. Я написала записку, что сама… Что никто не виноват…
– Не ты первая.
– Он сказал, что Маша сама хотела умереть. Это так?
– И так и этак…
21.
Кошмарная ему досталась сотрудница. Мало ей, что начальник поднял на уши всю милицию и примчался ее спасать, битый час работает у нее таксистом, так она еще цитирует его самого любимого автора – Бориса. Знает, как доставить ему удовольствие.
Но Илья даже не поморщился, а просто рассказал:
– Борис – наркоман. От нечего делать. Ему не надо было ни учиться, ни работать. Все за него сделает отец. Можно просто развлекаться. И кокаин – средство от скуки. Маша и Борис встречались. Вроде как любовь. Куда он – туда она. И он подсадил ее на порошок. Родители пытались образумить ее, лечить, а она убегала к нему. Он же издевался: мол, скажите спасибо, что у меня деньги есть, и девушке не приходится воровать или торговать собой за дозу.
Борис давно был помешан на смерти. Убийство как поступок. Самоубийство как отличие человека от животного. Зачем жить, если можно не делать этого? Почему не убий, если можно сделать это? Наверное, для него этого было очередным развлечением. Он уговорил Машу умереть. Она подчинялась ему полностью. Они таскались по притонам, гоняли на машине в полувменяемом состоянии, ходили в ночные клубы, из которых их забирала «скорая» с передозировкой. Борису все было позволено, отец отмазывал его не раз. Он разбил одну машину, папа купил другую. Его выгнали из университета за прогулы, папа заплатил – и он идет на красный диплом…
– Борис сказал: они ждали ребенка, а Машу заставили сделать аборт.
– Этого не потребовалось, – покачала головой Илья. – У нее случился выкидыш. Он выбрал подходящее время: она устала и от ломок, и от наркотиков. Она была на грани. Он заставил ее написать прощальную записку. Она думала, что они умрут вместе. А он снимал казнь на видео. Покончить с собой не пытался, собирался сбежать и смотреть кино. Он не хотел умирать, ему понравилось убивать. Он смаковал момент, свою власть над жизнью и смертью. Ему нужны были игрушки не из пластмассы, которыми отец с детства его заваливал, а из плоти и крови. Чтобы пролить эту кровь. Думаю, Борис по-настоящему болен. Но вряд ли в клинике его серьезно лечили. Фроловский-старший заплатил за уход, за присмотр. Он считал его нормальным, только слегка запутавшимся и расшалившимся мальчиком…
– Ужасно, что вам пришлось это пережить, – вздохнула Женя.
И этот псих валил все на Болтовых. Возмущался, что они были против их отношений, прятали от него Машу. Как будто есть на свете родители, которые обрадуются наркокурьеру, зашедшему в гости к их ребенку. Надо же какие контрасты: безупречная Лена и ее брат – монстр. Но она же не виновата…
– Нам всем пришлось много чего пережить, – напомнил Илья. – Но теперь все позади.
А впереди был ее дом. И ее крыша, которую чуть не снесло. Женя надеялась, что теперь люк закрыт и не будет манить ее своей чернотой.
– Спасибо за доставку, – сказала Женя, выбираясь на улицу.
Илья заглушил мотор и тоже вышел. Пискнула сигнализация. Женя посмотрела на него изумленно.
– Не думаешь же ты, что я оставлю тебя одну, – пожал плечами Илья. – Тебе будут сниться кошмары.
Ну да, рядом с ним она вообще не сможет заснуть.
– Что вы, Илья Игоревич. Не надо. Вас дома ждут. Я сама. Вы же сами сказали, что все уже позади.
– Мне так будет спокойнее.
– Но у меня нет лишней кровати. И лишней подушки, если честно, тоже.
– Я согласен на лишнее кресло.
– Это невозможно!
Он должен ночевать в люксах, на худой конец в самолетных креслах бизнес-класса, а не в обшарпанных съемных квартирах.
– Женя, мы или будем препираться до утра, или сделаем по-моему. Тем более, что я – твой начальник. Не думаешь же ты, что я подпишу твое дурацкое заявление.
– Но вы же обещали, – растерялась она.
– Ты написала это под давлением Бориса. Он хотел сделать так, чтобы тебя никто не искал. Но сейчас он больше не опасен. И ты должна остаться. Ты же говорила, что тебя устраивает и работа, и зарплата, и начальство.
– Да, но…
– Я больше не могу слушать твои «но»! – строго предупредил Илья. – Если ты уйдешь, это будет из-за меня.
– Нет, вы ни при чем!
– Тогда почему ты хочешь наказать меня чувством вины?
Она наказала себя. Бессонницей. Женя ворочалась на старом диване, а Илья пытался заснуть в кресле. Ей было стыдно за свой халат, за неподметенный пол, за скрип пружин. Сюрреализм какой-то! Илье здесь не место. Зачем ему все это? Хождение в народ? Чтобы было, что рассказать как анекдот на светской тусовке?
Совсем недавно Женя приняла бы это на свой счет. Прыгала бы от восторга, бросилась бы ему на шею и предложила разделить с ней диван. Глупо, но даже самая последняя дурнушка верит, что у принца имеется специальный бинокль, который сразу покажет красоты ее души.
Теперь же Женя не испытывала ничего, кроме неловкости и сожаления. Зачем он так бездарно тратит свое время? Ведь его, наверняка, ждет жена. В супружеской постели, которая, вероятно, больше Жениной комнаты.