Дети Одина. Скандинавская мифология для юных, стр. 35

История Сигмунда и Синфьётли

 Едучи лесными тропинками, Сигурд вспоминал все, что было известно по рассказам Хьёрдис, его матери, о жизни и смерти его отца Сигмунда. Сигмунд долго вел жизнь охотника и разбойника, но никогда не удалялся от леса, находившегося во владениях конунга Сиггейра. Часто он получал весточки от Сигню. Они двое, последние из Вёльсунгов, знали, что конунг Сиггейр и его дом должны понести наказание за расправу, которую он учинил над их отцом и братьями.

У них был уговор, что Сигню пришлет на подмогу Сигмунду своего сына. И однажды в его лесную хижину пришел мальчик лет десяти. Сигмунд понял, что это один из сыновей Сигню и она хочет, чтобы он воспитал из него воина, достойного рода Вёльсунгов.

Сигмунд едва взглянул на племянника. Он собирался на охоту и, сняв со стены копье, бросил на ходу:

— Вот мешок с мукой, малец. Замеси тесто и испеки хлеб. Когда я вернусь, мы с тобой поужинаем.

Возвратясь, он увидел, что хлеб не испечен, а мальчик стоит, испуганно вытаращившись на мешок с мукой.

— Ты не испек хлеб? — спросил Сигмунд.

— Нет, — пролепетал мальчик, — я побоялся подойти к мешку. В нем что-то шевелилось.

— Раз ты так пуглив, значит, у тебя сердце мыши. Ступай назад к матери и передай ей, что ты не Вёльсунг.

Так сказал Сигмунд, и мальчик ушел, всхлипывая.

Через год явился другой сын Сигню. Как и в первый раз, Сигмунд едва взглянул на ребенка и бросил через плечо:

— Вот мешок с мукой. Замеси тесто и испеки хлеб к моему приходу.

Когда Сигмунд вернулся, хлеб не был испечен, а мальчик сидел, забившись в угол, далеко от мешка.

— Ты не приготовил еду? — спросил Сигмунд.

— Нет, — отвечал мальчик, — что-то шевелилось в мешке, и я сробел.

— У тебя сердце мыши. Возвращайся к матери и передай ей, что ты не Вёльсунг.

И этот мальчик, как и его брат, ушел всхлипывая.

В то время у Сигню не было других сыновей. Но вот наконец у нее родился еще один сын — дитя отчаянной тоски. Когда он подрос, она и его послала к Сигмунду.

— Что сказала тебе твоя мать? — спросил мальчика Сигмунд, когда тот переступил порог его хижины.

— Ничего. Она пришила к моим ладоням рукавицы, а потом велела мне их снять.

— И ты снял?

— Да, вместе с кожей.

— И ты плакал?

— Вёльсунги не плачут из-за таких пустяков.

Долго смотрел Сигмунд на парнишку. Он был рослый, красивый и крепкий, с прямым и бесстрашным взглядом.

— Чем я могу тебе помочь? — спросил мальчик.

— Вот мешок с мукой, — сказал Сигмунд. — Замеси тесто и испеки хлеб к моему приходу.

Когда Сигмунд вернулся, хлеб лежал на углях.

— Что ты сделал с мукой? — спросил Сигмунд.

— Я ее размешал. В ней шевелилась какая-то гадина, но я ее перетер вместе с мукой, и теперь она жарится на углях.

Сигмунд рассмеялся и обнял мальчика.

— Мы не будем есть этот хлеб, — сказал он. — Ты запек в него ядовитую змею.

Парнишку звали Синфьётли. Сигмунд обучал его охотничьим и разбойничьим хитростям. Вдвоем они подстерегали на дорогах дружинников конунга и убивали их. Мальчик был беспощаден, но ни разу не произнес он ни слова лжи.

Однажды во время охоты Сигмунд и Синфьётли наткнулись в темной чаще на странный дом. Войдя внутрь, они обнаружили там двух спящих глубоким сном мужей. На запястьях у них сверкали тяжелые золотые браслеты, и Сигмунд понял, что в их жилах течет кровь конунгов.

Рядом со спящими, словно сброшенная второпях одежда, валялись волчьи шкуры, и Сигмунд догадался, что эти двое — оборотни, предстающие то людьми, то волками.

Сигмунд и Синфьётли натянули шкуры, скинутые оборотнями, и тотчас превратились в волков. И стали они в волчьем обличье рыскать по лесам, нападая на приспешников конунга Сиггейра и режа их без счету.

Как-то раз Сигмунд сказал Синфьётли:

— Ты еще молод, и я не хочу, чтобы ты подвергал себя слишком большой опасности. Если ты встретишь отряд из семерых человек, сразись с ними. Если же встретишь более многочисленный отряд, призови меня на помощь волчьим воем.

Синфьётли обещал исполнить его просьбу.

Однажды, когда Сигмунд шнырял волком по лесу, вынюхивая дичь, его звериный слух уловил отдаленный шум отчаянной борьбы. Он насторожил уши, прислушиваясь, не раздастся ли зов Синфьётли. Но зова не было. Тогда Сигмунд помчался через заросли туда, откуда донеслись встревожившие его звуки. По пути ему попалось одиннадцать изувеченных трупов. Под конец он наскочил на Синфьётли, который лежал в кустах в своей волчьей шкуре, тяжело дыша после боя.

— Ты сражался с одиннадцатью вооруженными воинами. Почему ты не позвал меня? — сказал Сигмунд.

— Зачем мне было тебя звать? Я не настолько слаб, чтобы не одолеть одиннадцать человечков.

Этот ответ разозлил Сигмунда. Он посмотрел на раскинувшегося Синфьётли, и хищная волчья натура, заключенная в шкуре, взяла над ним верх. Он прыгнул на Синфьётли и вонзил клыки ему в горло.

Синфьётли захрипел и забился в предсмертных судорогах. И Сигмунд, зная убийственную хватку своих челюстей, излил свое горе в заунывном вое.

Потом, когда он облизывал лицо дорогого родича и друга, его внимание привлекли два дерущихся горностая. Один вцепился другому зубами в глотку и повалил его, бездыханного, на землю. Сигмунд наблюдал за схваткой и видел ее исход. Но горностай-убийца тут же побежал куда-то, вернулся с листьями неизвестной Сигмунду травы и положил их на рану своего товарища. Рана мгновенно затянулась, и укушенный горностай вскочил как ни в чем не бывало.

Сигмунд пошел искать траву, которой горностай исцелил своего собрата. Оглядываясь по сторонам, он заметил ворона с листком в клюве. Когда Сигмунд приблизился к нему, ворон уронил листок, и — о, диво! — это оказался лист той самой травы, которую принес горностай. Сигмунд взял его и приложил к разорванной шее Синфьётли. Рана закрылась, и Синфьётли снова был здоров. Друзья возвратились в свою лесную хижину, а на другой день сожгли волчьи шкуры и помолились богам, чтобы никогда больше не вселялась в них злобная натура хищников. И отныне Сигмунд и Синфьетли уже не меняли своих обличий.

Месть Вёльсунгов и смерть Синфьётли

 Но вот Синфьётли возмужал, и настало время отомстить конунгу Сиггейру за то, что он убил Вёльсунга и обрек страшной погибели десять его сыновей. Сигмунд и Синфьётли надели шлемы, вооружились мечами и прокрались в палаты конунга Сиггейра. Они нырнули за бочки с пивом, нагроможденные у входа, и затаились там в ожидании минуты, когда уйдет стража и можно будет напасть врасплох на конунга Сиггейра и его домочадцев.

Младшие дети конунга играли в главной зале, и вот один из них ненароком закатил мяч за бочонки с пивом. Забежав за них, ребенок увидал двух скрючившихся мужчин в шлемах и с мечами.

Малыш сказал об этом слуге, а слуга — конунгу. Тогда Сиггейр встал, подозвал стражников и велел им схватить людей, укрывшихся за бочонками. Сигмунд и Синфьётли вскочили на ноги и вступили в бой с воинами конунга Сиггейра, но были обезоружены и схвачены.

Закон запрещал казнить пленников после заката, поэтому расправу над ними пришлось отложить. Но конунг Сиггейр не хотел оставлять их на земле; он приказал кинуть обоих в яму, а сверху насыпать курган, чтобы похоронить их заживо.

Так и сделали. Яму разделили пополам огромной каменной плитой, чтобы каждый из погребенных слышал, как бьется его сосед, но не мог ему помочь. Воля конунга была исполнена в точности.