Он сделал все, что мог. «Я 11-17». Отвеная операция (илл. А. Лурье), стр. 89
— Думаю, да.
— Прекрасно. Мы устроим лейтенанту пышную пресс-конференцию. И когда после его заявления ударим во все колокола, в это поверят даже глухие.
Субботин помолчал и спросил:
— А не помогла бы нам та немецкая девушка, у которой с Кованьковым была дружба?
— Нет. Он ей уже не верит.Кроме того, сама она для нас опасна. В свое время девушка поверила нам,что ее отец жив я находится здесь. На этом мы ее провели и использовали для похищения Кованькова. А отца ее, разумеется, в живых нет. Потом она наверняка находится под наблюдением советской разведки. А главное, эта история с отцом… Немцы с их сентиментальностью — опасный материал для подобных экспериментов.
— Жаль, — тихо произнес Субботин, думая в это время о том, что Рената Целлер, значит, рассказала правду.
34
Субботин ежедневно продолжал душеспасительные беседы с Кованьковым, во время которых,незаметно для Хауссона, они разработали смелый план действий.
Кованьков поломался еще неделю, а затем разыграл полное разочарование в своем упорстве и согласился сделать все, что предлагал майор Хауссон.
Да,он зачитает на пресс-конференции заявление,которое ему приготовят. Да, он ответит на вопросы, инспирированные тем же Хауссоном, и ответит именно так, как хочет майор.
Пресс-конференция была назначена на пятницу. В четверг майор Хауссон провел репетицию, собрав для этого всех своих сотрудников. На репетиции Кованьков держался прекрасно.Субботин с восторгом смотрел, как искусно играл он роль советского офицера,который разочаровался в коммунизме, но никак не в своей родине.Именно эту формулу раскаяния,а никакую иную Кованьков потребовал занести в заявление. И это его неумолимое требование усиливало впечатление достоверности поведения лейтенанта.
После репетиции Хауссон устроил ужин для Кованькова и Субботина. И первый сказал такой тост:
— В отличие от некоторых своих коллег,я придерживаюсь мнения, что русские — деловые и умные люди. За них!- сказал он, показав бокалом на Кованькова и Субботина.
Для пресс-конференции был снят большой зал Делового клуба. Его заполнило около двухсот корреспондентов, представлявших печать и радио всего мира. Добрый десяток кинооператоров, вскинув к плечу камеры, ждали появления героя пресс-конференции. Радиорепортеры бубнили в свои микрофоны. Видно было, что Хауссон постарался разжечь любопытство газетчиков.
На сцене появились Кованьков и Субботин. В зале установилась мертвая тишина.Главный режиссер пресс-конференции майор Хауссон,как всегда,уселся в самом последнем ряду. Нельзя и подумать, что сегодня — его праздник.
Корреспонденты быстро записывали в свои блокноты:
«Русский лейтенант взволнован…»
«Бледное симпатичное лицо…»
«Весь его облик, особенно широко открытые серые глаза, вызывает доверие…»
«В руках у лейтенанта нет никакого текста — это тоже вызывает доверие…»
«Мы не знаем, кто с ним за столом второй, но он тоже очень волнуется…»
В тишине зазвучал ясный и твердый голос Кованькова. Он говорил на немецком языке:
— Господа,я обращаюсь к вашей совести,к совести общественного мнения всего мира. Если есть еще на свете справедливость и честность, вы должны поверить тому, что я сейчас расскажу, и стать на защиту справедливости…
Между прочим, это вступление к приготовленному Хауссоном заявлению было включено также по требованию Кованькова.Субботин сначала против этого притворно возражал,а потом согласился:пожалуй,действительно такое вступление повысит напряжение в зале.В конце концов уступил и Хауссон. Эти фразы Кованьков произносил и на репетиции. Но почему-то сейчас начало речи лейтенанта необъяснимо встревожило Хауссона.
— Господа,-продолжал Кованьков,-я должен был здесь пересказать заявление, которое подготовили для меня сотрудники американской разведки во главе с майором Хауссоном и еще вот этим предателем Советской страны,неким Скворцовым…- Кованьков показал на Субботина.
Тот,изобразив на лице ужас и полную растерянность,отшатнулся от лейтенанта,вскочил и начал глазами искать кого-то в зале- Хауссона, конечно.
А Кованьков в это время продолжал:
— Я был предательски выкраден той же американской разведкой из Восточного Берлина. Угрозой расправы, вплоть до уничтожения, они хотели заставить меня сделать здесь заявление по шпаргалке. Я этого не сделаю. Я вообще о политике здесь говорить не буду…
В зале возник гул. Корреспондентские ручки резко прыгали по бумаге. Сенсация! Наконец-то настоящая сенсация!
Хауссон вскочил. Чуть не потеряв контроль над собой, он хотел крикнуть: «Пресс-конференцию закрываю», но вовремя удержался. Все равно было уже поздно, никакая сила не могла теперь остановить этот скандал. Недаром же печать именуют шестой державой. Держава есть держава, тут шутки плохи.
— Я не буду говорить о политике, — продолжал лейтенант Кованьков, — так как я знаю, что мои убеждения для вас чужды. Тем не менее я надеюсь на вашу помощь. Вот все, что я хотел сказать. Да, еще несколько слов…
В это время Субботин бросился на Кованькова, оттолкнул его от микрофона и крикнул:
— Объявляется перерыв!
Зал ответил хохотом и свистом.
Кованьков показал на Субботина и, перекрывая шум, крикнул:
— Наверно, для этого грязного типа уже устраивали или еще устроят пресс-конференцию. Знайте: это профессиональный уголовник, спекулянт, предатель!…
35
Майор Хауссон, видавший всякие виды, умевший хладнокровно держаться в очень опасных ситуациях, теперь растерялся и струсил. У него достаточно было врагов и завистников в собственном ведомстве, и он знал, что скандала ему не простят. Он шел по коридору к генеральному кабинету и, сам того не замечая, замедлял шаги. Перед дверью он остановился, произнес про себя свое заветное: «Это еще не смерть» — и взялся за ручку двери…
Генерал брезгливо посмотрел на остановившегося перед его столом Хауссона и отшвырнул карандаш:
— Поздравляю вас,майор! Отличная работа! На месте русских я бы дал вам орден! Что же касается Америки, она вам аплодирует! Браво, майор! На вас прекрасно заработают газетные издатели. Можете гордиться: ваша популярность в Америке затмила сейчас славу всех кинозвезд.Браво, майор!
Хауссон стоял не шевелясь и смотрел мимо генерала.Он понимал, что вся эта язвительная тирада- всего лишь вступление, и ждал главного — того, что определит всю его дальнейшую судьбу.
— Что вы молчите?- крикнул генерал.- Или вы разучились не только работать, но и говорить?
— Что я могу сказать…- Хауссон пожал плечами.- Этот русский лейтенант сумел всех нас провести за нос.
— Что значит «всех нас»?
— В первую очередь меня, — твердо произнес Хауссон.
— Так… А еще кого?
— Ну и еще раз- меня. Но вы, как никто другой, знаете, что ошибки в нашей работе случаются…- Хауссон сказал это не без намека: он напоминал генералу о его скандальном провале в Касабланке во время войны.
— Ошибки ошибкам рознь,майор!- Лицо генерала побагровело.- Одни после ошибок становятся генералами,а другие превращаются в ничто! Вы поняли меня?
— Прекрасно.
— Так если вы кое-что еще понимаете, как вы не можете понять, что свой подарок вы сделали нам в такой трудный момент, когда подобные дела не могут быть прощены!
— Должен ли я, генерал, это ваше замечание понимать как обвинение в том, что я создал и эти трудности?
Это был выстрел с дальним прицелом.Недавно на президентских выборах победили демократы.Трумэн остался президентом.Однако во время избирательной кампании политические конкуренты — республиканцы — доставили демократам большие неприятности.
Особенно резко они нападали на все,что делалось в Германии. Отводя удар от себя, лидеры демократов придумали хитрый маневр: во всем-де виноваты устаревшие люди войны,люди Рузвельта.И было обещано, что люди эти будут заменены другими.Генерал,распекавший Хауссона,был типичным «человеком войны», и он должен был понимать, что Хауссон знает о нем больше, чем кто-либо другой. Хауссон рассчитывал именно на это. И он попал в цель…