Душа мумии. Рассказы о мумиях. Том 1, стр. 47

Еще в XVIII в. врачи с энтузиазмом прописывали порошок из мумий — будь то голова, сердце, жир, кожа или кости — от таких разнообразных заболеваний, как свернувшаяся кровь, «резкие боли в селезенке», кашель, «вздутие тела», блокирование менструальных выделений и маточные инфекции, мокнущие раны, болезненные родовые схватки, припадки истерии, высыхание и сокращение конечностей, боли, судороги, «твердость шрамов», оспины, «всевозможные» флюсы, катар, дизентерия, лиэнтерия (понос с выделением непереваренной пищи), подергивание конечностей и неврологические заболевания, «в особенности эпилепсия».

Чем объяснялись эти экстравагантные взгляды? Частично, по-видимому, верой в то, что в мумиях заключалась таинственная жизненная сила, которая передавалась больному и способствовала выздоровлению.

В формировании подобных воззрений важную роль сыграл Парацельс, швейцарско-немецкий медицинский реформатор XVI века. Парацельс считал, что при поедании мяса животного человеку передаются и особые качества данного животного. Древние мумии становились все более редкими, и можно было, ссылаясь на мнение Парацельса, с таким же успехом (и даже лучше) использовать свежие тела. Как указывает Ричард Сугг, Парацельс рекомендовал более или менее свежие тела. «Если бы докторам была известна целебная сила этой субстанции», — настаивал он, — «никакое тело не провисело бы на виселице более трех дней» [26].

Последователь Парацельса, влиятельный немецкий химик Иоганн Шредер, давал еще более четкие указания. Он рекомендовал «цельный и свежий без изъяна труп рыжеволосого мужчины (так как у подобного человека кровь легче и плоть здоровее) около двадцати четырех лет от роду, умершего насильственной смертью (не от болезни), который сутки подвергался воздействию лунного света». Плоть следовало довести «до состояния, когда она будет напоминать копченое мясо и перестанет издавать неприятный запах». В начале XVII в. Пьетро делла Валле утверждал, что лучшие по качеству мумии получаются из тел «девиц и девственниц» — мнение, которое и в 1824 г. разделял Жан Батист де Рокфор.

Критика и закат

Но разделяли такие взгляды далеко не все. Египетские торговцы считали экспорт мумий в Европу выгодным делом, однако удивлялись тому, что христиане, «столь привередливые в пище, могут поедать тела мертвецов». Ауфдерхайде цитирует проповедника Ричарда Хаклюта, заявившего в 1599 г.: «Мертвые тела эти — мумия, что нас заставляют против воли глотать доктора и аптекари» [27]. В 1658 г. философ сэр Томас Браун ядовито заметил: «Египетские мумии, которых пощадили Камбисы или время, поглощаемы ныне алчностью. Мумия сделалась товаром, Мицраим [Египет] излечивает раны, фараон продается на притирания». По его словам, «подобная диета — удручающий вампиризм, каковой превосходит ужасами черный пир Домициана и может сравниться лишь с арабскими празднествами, на которых пиршествуют чудовищные гули» [28].

В художественной литературе mumia также описывалась с неприязнью либо критически; снадобье вызывало определенное отвращение. Шекспир упоминает о нем в «Макбете», где три ведьмы, наряду с собачьим языком и «пальчиком детки удушенной», добавляют в свое адское варево «плоть сушеную [mummy] колдуньи». В «Виндзорских кумушках» толстяк Фальстаф боится утонуть, так как «от воды человек разбухает, и каков бы я был, доведись мне утонуть? Моя мумия напоминала бы гору!» В стихотворении «Алхимия любви» (ок. 1590) Джон Донн не слишком галантно пишет, что и лучшие из женщин «мертвее мумий». В «Птичке в клетке» (1633) драматурга Джеймса Ширли один из героев восклицает: «Сделайте из меня мумию и продайте аптекарям». В «Вольпоне» Бена Джонсона, Моска предлагает продать тело «как мумию! И так он высох весь». В «Герцогине Мальфи» Джона Уэбстера, Босола говорит, что тело герцогини подобно «обиталищу червей, от силы — пристанищу зеленой мумии». В его же «Белом дьяволе» Гаспаро произносит: «Ваша свора / Как мумию, вас съела, заболев / От кушанья такого, и в канаву / Вас рвотою извергла».

Отвращение к mumia питали и некоторые врачи. В 1546 г. немец Леонард Фукс отзывался об этом лекарстве как о позорном снадобье, жалуясь на «окровавленные тела, снятые, очевидно, с виселицы или же пыточного колеса и запятнанные трупными испражнениями вместо алоэ и мирры». Согласно уважаемому медику Амбруазу Паре, mumia не оказывала никакого целебного действия: «Это зловредное снадобье ничем не помогает больному… а также вызывает множество неприятных симптомов, как-то боли в сердце или желудке, рвоту и дурной запах изо рта… По указанным причинам я не только не прописываю mumia своим пациентам, но и на консилиумах по мере возможности препятствую другим его прописывать».

Тем не менее, «зловредная» практика продолжалась. Порошок из мумий вытеснялся из медицины медленно и постепенно, причем не усилиями скептиков, а прогрессом в научном мышлении и медицинских познаниях. Должно быть, сказались и опасения, что mumia способствует эпидемиям чумы. Клиническое использование mumia пошло на убыль с XVIII в., хотя средство еще долго продолжало значиться в некоторых медицинских каталогах. Еще в 1973 г. один нью-йоркский магазин торговал «ведовскими товарами», предположительно включавшими порошок из мумий.

Мумии для науки и развлечений

Именно в то время, когда использование mumia начало сходить на нет, неожиданное вторжение Наполеона в Египет в 1798 году вновь приковало внимание публики к этой стране.

Египтомания развивалась в двух направлениях. Во-первых, научный интерес подстегивала публикация громадного и великолепно иллюстрированного 10-томного «Описания Египта», содержавшего сведения о памятниках истории, технологии, географии, флоре и фауны страны. Издание было основано на трудах 160 с лишним «savants» — ученых и исследователей, которых Наполеон пригласил сопровождать экспедиционные силы.

Во-вторых, желание египетских властей модернизировать и открыть страну новым западным веяниям, в сочетании с захватывающими археологическими открытиями, сделало туристические поездки в Египет (ранее нерегулярные и иногда сопряженные с опасностями) занятием весьма престижным и модным. По словам Фагана, к 1830-м годам «лихорадочное увлечение всем египетским охватило Европу. Дипломаты и туристы, купцы и герцоги старались перещеголять друг друга, составляя впечатляющие коллекции мумий и других египетских древностей» [29]. Коллекционерское помешательство приводило к «свирепому соперничеству, и часто можно было видеть, как конкуренты карабкались по каменным плитам и саркофагам, копались в мусоре и торговались с мальчишками, чьи карманы были набиты древними предметами» [30]. В 1833 г. монах де Жерамб заметил, что «из Египта едва ли респектабельно возвращаться без мумии в одной руке и крокодила в другой». Некоторые местные проводники специально завозили в наиболее популярные у туристов места мумии из других районов Египта, чтобы никто из гостей не остался разочарованным [31].

Одним из странных проявлений европейской египтомании стала практика «распеленания» или «разворачивания» мумий. Часто она сводилась к трезвым научным исследованиям. К примеру, на картине Поля Доминика Филиппото, написанной в конце XIX в., изображены французские ученые, исследующие мумию жрицы, найденную ими в Дейр эль-Бахане. На приложенной к картине табличке перечислены имена исследователей (любопытно, что честь эта не была оказана разодетым зрительницам).

Томас «Мумия» Петтигрю, самый известный «разворачивачитель» мумий в Англии, превратил эту процедуру в публичный спектакль. Этот хирург и антиквар, казначей-основатель Британского археологического общества, стал ведущим экспертом по мумиям и написал цитировавшийся выше классический труд «История египетских мумий». Петтигрю являл собой редкое сочетание ученого и шоумена. Его сеансы «распеленания» начались в 1833 г. в лекционном зале госпиталя Черинг-Кросс и были так популярны, что порой на всех желающих не хватало билетов.