Самые страшные войска, стр. 50

Не стареют душой ветераны

Назад не берут…

Часть 1-я

Назад не берут…

А в ушах всё стоит шум винтов за бортом, журчание воды, обтекающей лёгкий корпус, подвывание турбозубчатого агрегата, шум воды в балластных цистернах при срочном погружении, хлёсткие удары импульсов гидролокатора по обшивке. А в памяти холодеет при воспоминании, как их субмарина прорывала стратегический противолодочный рубеж СОСУС в Западной Атлантике.

Назад не берут, давно это было. Он отходил своё на атомоходах, перебрался служить в желанный большой город, не дыра какая-нибудь, а потом и вовсе уволился. Теперь у него хорошая работа, хороший дом, хорошая семья – что ещё нужно человеку, чтобы спокойно встретить старость!

А память тревожат воспоминания о незабываемой военно-морской операции «Атрина», когда они вскрыли противолодочную оборону Атлантического побережья США, как консервную банку! Целая группа атомоходов, выйдя в Баренцево море, вдруг бесследно исчезла для наблюдающих за ними своры противолодочных кораблей, самолётов, вертолётов, противолодочных субмарин. Весь, буквально весь Атлантический флот США был поставлен на уши, вся Атлантика была перепахана импульсами гидролокаторов и засеяна гидроакустическими буями. А они спокойно, без единого контакта, прошли все противолодочные барьеры и незамеченными вышли непосредственно к побережью восточных Штатов, некоторые даже зашли в Мексиканский залив, к Нью-Орлеану. И ведь не обнаружили их! Только уже на отходе домой одну подлодку всё же засекли янки, когда она уже выполнила задание. Что ж – это урок, никогда нельзя расслабляться.

Это был момент славы нашего ВМФ! Но это была и его лебединая песня, шел уже 1987 год. Растеряли мы вскоре и славу и флот, и державу. И сейчас сидит отставной подводник у распахнутого окна, вспоминает лодку, отсеки, мысленно путешествуя по ним, начиная со своего – кормового. Итак, приводы рулей, гребные электродвигатели, камбуз, химпост. Вот сюда трап, по нему наверх, здесь генераторы кислорода. Проверить бы их, и поглотители заодно. За прочным корпусом, над головой, баллоны ВВД, от них – трубопроводы, вентили. Переговорный «Каштан»:

– Центральный – осмотреться в отсеках!

– Восьмой – отсек осмотрен, замечаний нет.

Теперь – в следующий, седьмой отсек, кубрики и вспомогательный дизель-генератор. И так далее, до носового торпедного, с каютами и провизионкой.

К концу похода невыносимо болела голова. Человеческий организм привык к нормальному, земному магнитному полю, а находясь месяцами в неестественном магнитном поле атомохода, он съезжал с катушек и медленно умирал, взывая о помощи в виде невыносимых болей в затылке.

Подводники глотали аспирин в немереных дозах. Наверное, это вредно. Не вреднее, чем нахождение месяцами в железе под водой. Всё это в прошлом, к счастью, назад не берут. Но почему же не спится этими чудными белыми ночами, почему же часами сидит он у окна, вспоминая походы, вспоминая звуки лодки, в сотые разы мысленно проходя её коридоры и трапы?

Почему же, услышав о погибших на «Курске», его сердце вдруг разорвала боль: «На их месте должен был быть я!»

Он взял со стены старую гитару, с переводными гэдээровскими картинками на фанерном корпусе, что ходила с ним во все автономки, и негромко запел, забренчав по струнам, песню Славы Бобкова:

Что положено нам
Всё исполнили – точно и честно
Но увидеть рассвет
Помешала беда.
И откуда пришла
Никому, никому неизвестно
Отшумели винты
Навсегда, навсегда
Тишина за бортом
Тишина, тишина на подлодке.
Вот последний наш SOS
Дал девятый отсек.
Заливает вода
Через все, через все переборки
И из этой воды
Невозможен побег.
Нам на весь экипаж
Восемь футов под килем.
Нам на весь экипаж
Глубины неземной.
Нам на весь экипаж –
Ураганы и штили!
Нам на весь экипаж
Под водой, под водой.

Выходит, душу там оставил, в этом постылом железе?

Часть 2-я.

Это был ад… Ад в горах Афгана.

Он в детстве был так щепетилен к своему телу, любую царапину и ссадину смазывал йодом и зелёнкой, любая ссадина его огорчала, а синяк приводил в расстройство. Здесь, в этих горах, когда в бою ему отстрелило фалангу безымянного пальца, он даже не поморщился. Санинструктор быстро обработал ему рану, перетянул обрубок, посыпал стрептоцидом, вколол противостолбнячный укол, и забинтовал палец:

– Хорош! Как вернёмся с рейда – зайдёшь в медсанчасть.

А вокруг бойцы теряли кисти рук, руки по локоть и по плечо, минами отрывало ноги или даже полтуловища до пояса, разрывало головы, разбрызгивая мозги. Что там его жалкий сустав безымянного пальца?

В Союзе, в учебке, ему что-то втолковывали про интернациональный долг, про братский народ, который он должен защитить от душманов. Первое, что он понял в Афгане, нет никакого «мирного афганского народа» – здесь только духи. И обратное, нет никаких духов – против них весь народ. В них стреляли все: от десятилетних пацанов до столетних старух. Ни разу ему не приходилось защищать афганцев от мифических душманов, посягающих на мирную жизнь простых селян. Простые селяне почему-то сами были на их, духов, стороне, защищаясь от воинов-интернационалистов.

Назад не берут. И не надо. Если кто-то сказал бы ему в здравом уме и при твёрдой памяти, что хочет обратно, «за речку», он от души бы посоветовал ему обратиться к психиатру. И не стал бы насмехаться над ним, грешно смеяться над больным. Но ночами прошлое снова брало его к себе.

…Их мотострелковый взвод на трёх БМП, являя собой авангард мотобригады, осторожно пробирался по дну ущелья. В одном месте, за поворотом, скалы сдвигались почти вплотную, самое удобное место для засады.

– Стой! – завопил по рации взводный Нургалеев.