Ведогони, или Новые похождения Вани Житного, стр. 69

— А что это такое: помайчима?.. — помолчав, всё же купилась на незнакомое слово Лина.

— Названая мама. У меня ведь нет матери. И у Вани… И у Березая…

— А у меня есть, — вырвалось у девушки.

— Да, — кивнула Стеша. — И ты с ней не разговариваешь…

Лина ушла к окну, и, стоя спиной, произнесла:

— Понимаешь… мне стыдно… Мне так стыдно! Я боюсь коснуться ее, мне кажется… я ее запачкаю.

— Если бы я поднялась из гроба и мама была бы жива — я бы всё равно обняла ее, я бы не боялась ее запачкать, даже если бы вся насквозь пропахла гноищем… — на одном дыхании произнесла девочка. — И… и она бы не побоялась, что я запачкаю ее… Поверь!

— Ты… еще не знаешь всего — ведь… ведь у меня будет ребенок! — воскликнула Лина. — Выскочка из подвала… Дитя тьмы.

— Заугольник, — машинально проговорила Стеша.

— Что? — не дослышав, переспросила Лина.

— Это еще одна история… - заторопилась Стеша, испугавшись, что Лина обидится. - Я знала девушку, которую тоже держали в плену, — правда, не в подвале, — а в… башне и…

Но тут беседе помешали — Ваня просунул голову в дверь и позвал Стешу, дескать, это очень–очень важно… Степанида Дымова, которая после тяжкого разговора тоже чувствовала себя старухой, распрощалась с Линой. Но та остановила ее:

— Ты расскажешь, что было дальше, ну… там, в больнице? И про помайчиму? И… про девушку из башни?..

Стеша закивала: Ваня торопил ее, строя страшные рожи, указывая пальцем себе за спину и закатывая глаза — из чего девочка поняла, что те вернулись…

— Но, — обернулась она к Лине, — когда я надену другое платье, я не смогу говорить об этом… Не получится… Я буду рассказывать тебе о том, что случилось с нами, только если буду в черном платье…

— Почему? — удивилась девушка.

Но тут Ваня, до тех пор показывавший им одну свою голову, целиком очутился в комнате, захлопнул за собой дверь и прислонился к ней спиной — будто боялся, что сюда войдут… Стеша поняла, что дело плохо: видать, те тоже жили где?то тут, на верхотуре. Ребята услышали «свои» голоса, конечно, и Лина их услыхала — Степанида Дымова умоляюще посмотрела на нее и прижала палец к губам, дескать, ни слова! Где?то хлопнула дверь, голоса смолкли.

Стеша повернулась к девушке и ответила на невысказанный вопрос:

— Это страшная тайна, я… всё потом тебе объясню! А сейчас нам пора… И — помни, только если я буду в черном платье!

Лина кивнула. Ребята выскочили за дверь и рванули вниз по лестнице: второй этаж, первый… Но в холле их поджидала Ирина Михайловна:

— Ну… как?

Неужто им повезло — и хозяйка не видела, как те появились… с улицы!.. Может, куда?нибудь отлучалась?.. Стеша, то и дело оглядываясь на лестницу, сказала:

— Не знаю, мне кажется, она захочет поговорить с вами… Попробуйте постучать… А может быть, дверь будет не заперта… И еще: вы знаете, что у вас… будет внук?

Женщина потрясла головой, как будто на нее что?то сверху упало — и понеслась вверх по лестнице, а ребята, набрав полную грудь воздуха, ринулись к входной двери… Выбили поднос из рук Любы, оказавшейся не ко времени не в том месте, но не остановились, с разгона перескочили через осколки и выметнулись за дверь, а затем в два счета домчались до ворот — и вылетели на улицу. Только тут они выдохнули: «Уф!»

Глава 11. На нелегальном положении

Когда удалились от коттеджа на значительное расстояние, в безлюдном месте у Кумы–реки девочка решила спросить у вновь обретенной куколки, как им на этом свете жить–поживать: две пары одинаковых…

Кукле дали поглодать кусок купленного пирожка — и Леля, ожив, отвечала так:

«Черный человек!
Ты прескверный гость.
Эта слава давно
Про тебя разносится».
Я взбешен, разъярен,
И летит моя трость
Прямо к морде его,
В переносицу…
…Месяц умер,
Синеет в окошко рассвет.
Ах ты, ночь!
Что ты, ночь, наковеркала?
Я в цилиндре стою.
Никого со мной нет.
Я один…
И разбитое зеркало…

Ребята переглянулись: выходит, всё ж таки не всегда они будут глядеть на тех — как на свое отражение. Справедливость восторжествует: коль родился один мальчик, а не два — значит, один в конце концов и останется… То же самое с девочкой… Надо только подождать. А сколько ждать? Хоть бы не до старости!..

Но в этот день их ожидало еще одно потрясение. На обратном пути они сели в автобус, и в салоне из разговоров людей узнали, что в Буденновске боевики захватили больницу… Ребята чуть дара речи не лишились — друг на друга смотрят, рты пораскрывали, а слова не идут, как вроде у рыб, выброшенных на берег! Наконец включился звук, ребята заорали в два голоса, переполошив пассажиров:

— Не–ет!

— Не может быть!

Старушка какая?то им ответила:

— Чего орете?то! Сейчас всякое может быть — таковские времена настали!

Ваня со Стешей, ошеломленные, ехали дальше молча, когда сошли на нужной остановке, решили, что жаловаться на тех, кому они загодя дали знать про нападение на город, — пустой номер. Откажутся от всего, дескать, знать ничего не знаем, ведать не ведаем, никто нам про захват больницы не говорил — и кому поверят: ментам или им, считай что беспризорникам?

Шли, повесив головы, вспоминали про больницу…

— Конечно, мы?то тоже виноваты, — подумав, сказал Ваня, — понадеялись на милицию, а надо было не так, надо было, как куклу?то своровали, тут же твоему начальству доложить про захват, вот что!

— Да–а, — неопределенно протянула десантница.

Они знали, что завтра днем заложников не освободят, но, может быть, ночью или… послезавтра? Надо бы как?то добраться до телевизора и посмотреть новости, но… это только в том случае, если те уйдут из дома.

Лешачонок уже поджидал ребят в жасминовых зарослях, может, полесовый думал: им, так же, как ему, нравится ночевать на воле, но, чтоб не обидеть гостеприимных хозяев, они приходят сюда тайком?.. Лешак с аппетитом наворачивал засохшую ветку, дал понюхать Полкану, но тот разочарованно отворотил морду.

— Ты смотри, Березай, потихоньку грызи дерево?то, — сказала девочка. — Чтоб никто, кроме нас, не видел, а то всех угощать придется… — и подмигнула Ване.

Девочка стала просить лешачонка, дескать, Березаюшка, когда мы будем уходить из дому, так ты, де, вывешивай за окно свой красный плащ… Это, де, очень–очень важно… Дескать, даже если Ванька станет тебя просить не делать этого, ты его не слушай, а вывешивай флаг… И хозяев, де, не слушай, а как мы — трое — вон из дома, твой алый плащ должен висеть в окошке!

— Даже если я сама стану убирать плащ или говорить, что ни о чем тебя не просила, — продолжала Степанида Дымова, — ты на меня не гляди, а делай, что должен, ладно?

Лешак, конечно, не мог понять, зачем это нужно (да и никто бы на его месте не понял), но твердо обещал десантнице выполнять порученное. А Ваня, уразумев, в чем дело, попросил его следующей же ночью принести плащ сюда, и шепнул девочке, дескать, я к нему древко приделаю. (Другой?то плащ лешака после передряг выгорел до розового цвета, истерся, и полеживал в котомке — тоже ведь память о том месте…)

Вот так знамя опять стало знаменем. Теперь ребята могли не торчать целыми днями перед домом, а, по мере надобности, хотя бы ненадолго, отлучаться.

О том, как был захвачен город, о трагедии в больнице, об освобождении заложников ребята узнавали из новостей: едва попав в дом, бросались к телевизору. Планы по освобождению капитана Егора Туртыгина пришлось отложить в долгий ящик — в Чечню сейчас нечего было и соваться… Но, впрочем, ящик оказался не таким уж долгим: спустя неделю, через каких?то посредников, переговоры с Бароевым всё же начались…