Ведогони, или Новые похождения Вани Житного, стр. 38

— У, гадина! — зашипел соловей с правого плеча Златыгорки. А очухавшийся жаворленочек, усаживаясь на левое, поддержал:

— И перегадина!

А посестрима ничего не сказала. Спустилась с крыльца, и мимо Потока — в ворота, он за ней, дескать, да не поеду я с ним, чего ты, мы, мол, тут с тобой останемся, будем в кузнице работать… Златыгорка упорно молчит. Потом отодвинула кузнеца — и помчалась. Ребята, переглянувшись, бросились следом, даже Березай оставил своего пса, и бегом за ними.

Но посестрима так летела, что никто, кроме Потока да лешачонка, не мог за ней угнаться. Отставшие вконец ребята промчались мимо башни, где томились теперь две пленницы, и, выскочив через пролом в заборе, на горушке замерли. Потому что Златыгорка была уже внизу, возле кузни, а оттуда выходил Чурила… в руках?то молот держит… Увидал девушку, которую своими руками растерзал, и молот вывалился из рук. А Златыгорка что?то сказала ему и… опустилась на колени… Прощения, что ли, просит?! Кузнец закрыл рукой единственный глаз, плечи–те трясутся, нагнулся — и… обнял девушку, да кверху поднял, да на ножки поставил. Видать, созналась Мохната Кочка, кто она ему… Тут лешачонок подоспел, грозит кузнецу когтистым пальцем, орет — на горку слышно:

— Не тлонь посестлиму! Она холошая, она живая!

Чурила?то головой трясет, нет, де, нет. И Поток тут подбежал, стал говорить что?то кузнецу, на девушку показывать — и теперь уже оба: и Златыгорка, и Поток на колени опустились, а Чурила над ними молотом принялся знак какой?то вычерчивать — неужто крест?! Птички?то вьются над головами молодых, браво, кричат, бис! Но не довершил Чурила воздушного знамения, Златыгорка вскочила с колен, головой трясет — и на башню указывает, говорит что?то, видать, про белую Виду… Кузнец?то опустил молот и уставился на башню так, будто взглядом хотел прошибить толстую кладку. Мальчик с девочкой переглянулись — и кубарем покатились с горы, туда, к своим.

Глава 9. Собутник

С белой Видой так и не удалось связаться. Подземный ход засыпали, и птички, которые уже согласились было наступить на горло собственной песне — и сунуться под землю, могли вздохнуть с облегчением. Проникнуть же другим путем в башню не получалось. Таким образом, оставалась одна возможность освободить помайчиму: в самый Собутник [56], когда самовилу выведут на площадь.

Ребята уже знали, что Собутник — означает большое событие, когда все жители Деревни собираются вместе, попросту говоря, праздник. А Собутник в честь семнадцатилетия Соколины собирались отмечать с особым размахом. Устраивались состязания, в которых могли принять участие все неженатые парни — за победителя и должна была выйти красавица. А после состязаний хотели совершить показательную казнь над вредительницей полей… В общем, на сладкое оставили усекновение крыльев самовилы.

Ребята ужасно переживали — удастся, нет ли, спасти помайчиму, планы?то принимались: сегодня один, завтра другой, послезавтра третий — и ни один не гарантировал полного успеха.

За воротами Деревни к ним сунулся Мельников Пленко и попросил у Стеши одолжить на завтра Вихрегона, девочке жалко было давать коня человеку, с которого так и не было снято ужасное подозрение, но не нашла она повода для отказа, — кивнула. Пленко, несмотря на богатырский вес, чуть не подпрыгнул от радости. Дескать, вот спасибо?то, дескать, а уж я в долгу не останусь…

— Видать, Пленко?то всё надеется завоевать Соколину, — сказала Стеша, когда Мельников сын удалился. Ваня кивнул. Ребята были уверены, что уж Поток не станет принимать участия в состязаниях, ведь он и Златыгорка, считай, что — жених и невеста!

Посестрима вернулась из кузни поздно — ночевать она всегда приходила на старое место, в избушку Торопы. Опять завалилась спать, не раздеваясь, в полном ратном облачении.

В первую же ночь после возвращения кузнеца ребята проснулись от крика посестримы, вскочила девушка на полатях, тяжко дышит — даже бабушка Торопа прибежала из своего закутка. Дескать, что тут у вас случилося? Златыгорка головой трясет, серебряной ручкой машет, ножками — золотой да простой — сучит, дескать, ничего, просто страшный сон приснился… Конечно, приснится тут!.. Вертелась, вертелась — никак улечься не может, то на один бок поворотится, то на другой, в конце концов на живот перекатилась. Птички уж все изворчались — они ведь на могучих грудях хозяйки привыкли почивать, а не на ее спине. На вторую ночь та же история повторилась: так орала посестрима, что, небось, и в Деревне побудку учинила. Никому спать не дала, вся извертелась, будто шило у ней в одном месте.

И вот в ночь перед решающим днем так взревела девушка — что, небось, башня пошатнулась. Ваня даже оглох на какое?то время, как при контузии. Предусмотрительная десантница в уши мха натолкала — так для нее этот крик легче прошел. А Златыгорка с места сорвалась, не могу, де, спать, скоро, де, вернусь — и куда?то умчалась. Птички за ней полетели. Чивиликают: не беспокойтесь, ребятушки, у нас всё под контролем… Ох ведь!

Утром встали с тяжелыми головами. Наступил Собутник, которого все в Деревне так ждали. Нарядились, чтоб не отличаться от праздничного люда: Стеша напялила калиновое платье, кроссовки и голубой берет. На плечо рюкзачок повесила — без которого никуда не ходила. Ваня свитер с оленцами надел, кинжал в ножны сунул, но тяжелый шлем на голову вздевать не стал. Аппетита у ребят не было, поковырялись в каше и ложки отложили. Бабушка Торопа?то еще до свету убежала, собиралась хорошее местечко занять. Забой выл во дворе, тоже хотел на праздник, но собак на людские сборища не пускали. А Златыгорки всё не было, ждали–пождали — не дождались и отправились без нее.

Все высыпали из бараков на улицу, но кучковались возле заборов и домов, так что площадь оставалась пустой. По краям?то веревки натянули, чтоб народ не вздумал на открытое место соваться. Никто и не совался, вынесли из домов лавки, поставили в несколько рядов — и с комфортом устроились на них, кому мест не хватило — на своих двоих стоял. Тут же и закусывали, ребятёшки серу сосновую жевали, смачно сплевывали. Ваня со Стешей увидели бабушку Торопу среди Колыбановой родни — и, нырнув под веревку, пристроились рядом со старушкой, которая их даже не заметила: стояла, разинув рот, как маленькая девочка.

Все зашумели — это Колыбановы родичи вели трех коней в сбруе и под седлами. Поставили коней в ряд. Ребята узнали: по краям вороной Вихрегон и белый Крышегор, между ними — Бурка, и у всех на седлах укреплены длинные мечи, остриями к небу. А за ними перебирал копытами еще один конек — безоружный буланый. Несмотря на то, что головы ребят были заняты другим, они заинтересовались: это что ж такое будет? Бабушка Торопа объяснила, что состязальщик должен перемахнуть через трех ощетинившихся мечами коней и попасть в седло четвертого…

— Ничего себе соревнования по прыжкам! — в два голоса воскликнули ребята.

Оказалось, женихи находились тут же, в толпе. Мимо ребят протолкнулся какой?то паренек, вышел вперед. За ним отовсюду стали стекаться другие, Ваня со Стешей глаза вытаращили: потому что в соревнованиях на живой приз собирались принять участие и мальчишки лет десяти, и седобородые дедки… Соколина высунулась в окошечко башни, любопытствуя, кому там не терпится на ней ожениться, русые косыньки свесились чуть не до средины высокой кладки.

— Чего это они? — спросил Ваня у бабушки Торопы. А та объяснила, дескать, каждый желающий может состязаться?то, главное, чтоб был не женатый: вот все и лезут — и малый, и вдовый. Как только не боятся…

И вот парень, стоявший первым в очереди женихов, разбежался… и, взлетев в воздух, угодил между Вихрегоном и Буркой, хорошо что не на огнистые мечи. Поднялся и, прихрамывая да потирая алябыш, махнул рукой, дескать, что тут будешь делать! — и скрылся в толпе.