Ведогони, или Новые похождения Вани Житного, стр. 34

А тут и Кузнецов подмастерье подоспел с десантницей. Поток?то снимает тяжелую котомку с плеч, бухает о землю и достает оттуда… серебряную левую руку по локоть да золотую правую ногу по колено… Присел перед мертвой девушкой, приладил недостающее на свои места. Лешачонок пальцем провел по серебряной руке:

— А, цаца! — гуторит.

Ваня объяснил Степаниде Дымовой, где какая вода, и принялись они водой из черных сосудов поливать рваные раны, мазать члены по разрезам, брызгать кости по расщепам. И приросли члены, соединились рваные куски, разрезанное срослось. И золотая нога да серебряная рука сошлись с местами отрыва, как тут и были с самого рождения посестримы! Только по всему телу тонкие шрамы остались на местах разрезов?то… Может, и у вороненка шрам на шее есть — так под перьями?то не видать…

А вороны ворчат, дескать, оживляйте скорее нашего… Долго мы будем ждать!..

Мальчик взял блистающе–белый сосуд — и брызнул оттуда с горсти на птенца. Глядь: встряхнулся вороненок — и полетел к своим.

А мальчик?то с девочкой уж остальные белые крышки отвинчивают да, набрав в рот живой воды, дружно брызгают на лежащую. Как вроде утюгом собрались гладить сильно помятую одежду… На лицо брызжут, на руки — на каждый перст: от большого до мизинного, на грудь, на живот, на ноги — на каждый пальчик. Перевернули да с другой стороны брызгают — на затылок, спину, алябыш, ноги. А потом растирать принялись, мазать и втирать сверху, снизу, в середине — всю растерли… Нет, не дышит посестрима, ничего не говорит им, не хватает в девке жизни…

Что делать? Глядят вопросительно на жаворлёночка, а тот уж грозить принялся вслед улетавшей черной стае, дескать, неужто обманули лукавые птицы, порченую воду подсунули в остальных?то сосудах… Для своего, де, дали хорошую, живую воду, а для наших… И тут вдруг скрутило девушку — дугой выгнуло, как от падучей, уж било ее о сыру землю, колотило ее, колебало ее. Кашляла она, харкала она, рвала черной кровью — и в конце концов упала без сознания.

Очнулась — порозовевшая, веки дрогнули, глаза лазоревые открылись, поглядела Златыгорка с земли на стоящих вокруг нее и заплакала, зачем, дескать, меня сюда вернули! Я так, де, хорошо спала! Такие, де, лучезарные сны видела! Вот ведь неблагодарная!

А жаворонок тут заворчал, она, де, хорошо спала, ей, де, хорошо там было, а каково нам приходилось?! Нет уж, ожила, дак живи, и всё тут! И стал Ваню под локоть головкой толкать, дескать, про соловья?то забыли!.. Соловушка от Златыгоркиных метаний на травку рухнул да лежал в стороне. Ваня заглянул во все белые сосуды — неужто ничего не осталось?! А тут десантница достает из кармана целое ведерко, не открытое, — заначила, молодец!

Девочка и оживила соловушку — вылила воду на серое тельце не жалеючи. Тот лежал–лежал — и вдруг сердечко?то затрепыхалось, поднял птах головку и спрашивает: — По какому, де, случаю мы тут собрались? — Видать, у пташек?то возвращение к жизни легче проходит… Да и жаворонку лапку поправили — капнув на место перелома остатками воды из черного сосуда.

А Березай гуторит:

— Посестлима холошая, посестлима живая!

А потом:

— Соловейко холоший, соловейко живой!

Тут Златыгорка заметила Потока — и стесняться стала своего живого тела, но, увидав серебряную руку да золотую ногу, обо всем забыла, закричала: а это, де, что у меня такое? Сидит — пытается оторвать драгоценные члены?то. Кузнец с ухмылкой отвечает: а это, де, моя работа. Ну, а материал, де, ваш: золото да серебро Колыбаново, которым наградил он вас за то, что разделили Соколину со Змеем.

Девушка пальцами серебряными пошевелила, кистью потрясла, ножкой притопнула — всё действует. Засмеялась. После под лопатками себя поскребла и стала оглядываться вокруг: чем бы прикрыться?то, а кроме куньей шапочки — больше и нечем. Шапочкой и прикрыла, что смогла. Вот ведь — совсем об одежде?то не подумали! А Поток тут стаскивает с себя посконную рубаху — и подает девушке. Златыгорка мигом ее на себя натянула, а кунью шапку на голову — желтые кудри–те всё ведь еще в крови… Вскочила на резвые ножки, — а правая?то, золотая ножка, еще резвее оказалась левой, — и отправились всем кагалом в Деревню. Верные птички расселись по своим местам, лешачонок идет, за руку посестримы держится, Кузнецов подмастерье — справа шагает, чтоб поддержать в случае чего ожившую, мальчик с девочкой с боков пристроились, впереди хорт бежит, сзади конёк попрыгивает…

Из груди?то песня рвалась — Ваня и запел, я начал, де, жизнь в трущобах городских, и добрых, де, слов я не слыхал… Кто знал — подхватил.

Глава 7. Ловушка

Когда как следует выспались, — Ваня?то дрых без просыпу целые сутки, — стали думать, что делать дальше. Решено было до дня состязаний, когда Соколину наконец выдадут замуж, оставаться в Деревне, а там видно будет… Про Змея порешили так: или он вправду был залетный, или это Мельников Пленко, но уж никак не Поток… После того как Кузнецов подмастерье выковал для посестримы новые конечности, подозревать его вот как не хотелось! Ну а то, что Чурила никакой не полузмей, а обычный человек, опять же Поток их и уверил. Ваня поспрошал девочку, как же, де, Кузнецов подмастерье умудрился сковать драгоценные части тела для Златыгорки без ведома Чурилы?! Ведь, небось, злой кузнец не одобрил бы! Стеша отвечала, что пусто было в кузне, да и в домовой пристройке тоже.

И на другой день, и на третий кузнец не объявился… Исчез бесследно.

Ребята мечтали, что негодяя (пускай он и не Змей) сыщут и посадят в тюрьму — хотя, кроме башни?то, засадить его было некуда, а башня была покамесь занята. Да и участкового в Деревне что?то не наблюдалось… Поток же, узнав предысторию поединка, и вовсе уверял, что кузнец только защищался, дескать, вынудила его девушка к таким действиям! Степанида Дымова перестала после этого с подмастерьем разговаривать. Самое странное, что и Златыгорка поддерживала его, дескать, да, сама я напросилася… Стеша высказывала предположение, что Чурила кинулся в реку да и утоп… Но Поток говорил, не такой, де, это человек, в реку кидаться не будет, да и с чего бы…

Он остался за кузнеца, а в подмастерья взял Златыгорку. Как?то само собой это вышло. Посестрима?то после передряги, которая с ней приключилась, стала сама не своя, говорит–говорит, посреди фразы замолкнет — и стоит с раскрытым ртом, хоть соловей с жаворонком залетай туда, хоть вся воронья стая! Или идет–идет — да остановится: станет в небо пялиться или травинку немудрящую разглядывать, а пуще всего полюбила на воду глядеть. Спустится к реке — и сидит смотрит, как вода течет. Час сидит, два сидит, руку свою серебряную окунет в течение — вода струится, пузырьки мелькают, мальки в руку тычутся… Вот Поток?то и стал ее делом занимать — дескать, когда молотом?то помашешь целый день, дак вся блажь пройдет! В самом деле, Златыгорка стала понемногу приходить в себя. Правда, птичкам в кузнице не очень нравилось. Соловей?то ворчал, того, де, гляди, крылышки себе подпалишь, все перья сожжешь, станешь, де, голокожим, как бескрылые двуногие. А жаворлёночек жаловался на взмахи молота, не убережешься, де, ежели, — так и расшибет в блин! Поэтому во время ковки птахи сидели на кровле кузни — дожидались, когда Златыгорка домой пойдет.

А посестрима взяла вскоре новую привычку: не на водотечину глядеть, а на лицо Потока… Что уж она там увидала — непонятно. Красная от постоянной близости к огню морда детины казалась ребятам ничем не примечательной. Поднимет, скажем, Златыгорка клещами поковку с горна да и засмотрится на кузнеца — того ведь гляди уронит раскаленное докрасна лезвие будущего меча себе на ногу, одна?то нога золотая, ей ничего не сделается, а другая?то — простая ведь…

И могучая Златыгорка стала стесняться того, что похожа на лоскутную куклу, старалась прикрывать те места, на которых остались шрамы. Уж какая жара стояла в кузне, а девушка на шею шарф наматывала… Перед сном всякий раз поворачивалась к Стеше толстой спиной, спрашивала, нет ли там чего… Девочка, вздыхая, отвечала: новых, де, шрамов не прибавилось, но и старые, де, не исчезли.