Похождения Вани Житного, или Волшебный мел, стр. 8
Когда слез на землю — далеко уже отошёл от дуба, да вдруг опамятовался. Посмотрел — никого на улице нет, в окошки тоже вроде не подглядывают, кому он нужен, на него глядеть, — и поклонился дереву, как бабушка, в пояс:
— Спасибо, дяденька Святодуб…
Дерево зашумело в ответ, и сорока прострекотала по–своему в подголосок ему, дескать, давно бы так. При выходе со своей улицы на городской тротуар Ваня внимательно поглядел налево, потом направо — мальчишек нет, но он был теперь учёный, решил обойти пустырь кругом: перейти на ту сторону проспекта, дойти до следующего пешеходного перехода и вернуться на эту, зайти в магазин — и тем же путём обратно… Получалось, дорогу надо переходить четыре раза, и крюк выходил порядочный — а что делать? Проспект был широченный, светофор, не успеешь дойти до конца, загорался вновь красным светом, да ещё трамваи выскакивали откуда?то, когда их совсем не ждёшь… С риском для жизни Ваня проделал задуманную операцию. Купил в магазине что надо, даже сдачу не забыл взять — и вернулся домой.
Василиса Гордеевна сидела за прялкой, выпрядала, вытаскивала, скручивала махрящуюся нить, которая тянулась из чёрной шерстяной тучи. Поплюет на пальцы, помочит шерсть — и свивает. Веретено плясало на бабушкином колене.
— Тебя только за смертью посылать, — проворчала Василиса Гордеевна. Ваня пожал плечами, сунул шапку в рукав пальто, а сдачу положил на комод.
— А ты что, бабаня, делаешь?
— Нитку тебе пряду.
— Мне–е?
— А кому ж — тебе, конечно. Сегодня чёрную, а завтра или послезавтра, а может, и через месяц, — там поглядим когда, — белую.
Ваня понаблюдал ещё, как бабушка прядёт ему чёрную нитку и, вздохнув, сказал то, что наболело:
— Даже телевизора у тебя нет!..
— А на кой он тебе?
— Так мультики смотреть, передачи разные…
— А ты в окошко смотри. Вон Мекеша ходит.
Мекеша не просто ходил по двору, а, разбежавшись, подскакивал к воротам — и поддавал им как следует рогами. Бабушка спиной повернулась, не видела. Может, и не слышала — хотя грохот стоял знатный. Тренируется, приёмы свои отрабатывает — потом на Ване их станет применять…
— Мекеша… Твой Мекеша бодается как не знай кто, а телевизор…
— И телевизор бодается.
— Скажешь тоже — телевизор бодаться не умеет…
— А я тебе говорю — бодается.
— Нет, не может он бодаться.
— Может!
— Не может!
— Может!
— Не может!
— Может! И не спорь с бабушкой — мал ещё зубатить?то… Ишь, тырта, туда же! Одна зубатила, зубатила, теперь на–ко! Второй зубастый объявился! Смотри — тоже дозубатишься…
Ваня примолк — соображая, что бы это значило. На мамку его намекает, с которой что?то случилось, или как?.. Значит, всё?таки она жила здесь, а то уж Ваня подумал, что не было её здесь никогда. А пианино? Так мало ли чей это может быть инструмент…
Глава 5. Телевизор
Так и повелось в дальнейшем: Ваня огород копал, дрова носил, по воду ходил, с риском для жизни в магазин бегал, а когда заговорил про школу, Василиса Гордеевна сказала, что от этой школы одни только неприятности, читать–писать–считать он умеет — чего ещё надо? Да и лето скоро придёт, каникулы — какая школа! На тот год уж, — если так ему приспичило, — запишет она его в школу. Ваня, делать нечего, согласился.
Дубовая ветка пустила в воде корешки — тоненькие, беленькие, ровно глисты. Ваня посадил ветку возле забора в огороде — чтоб Мекеша не достал. Когда огород был вскопан, стали сажать картошку, устраивать грядки, в грядки втыкать семена, присыпая их земелькой, поливать стали да рыхлить.
— После картошку будем окучивать, полоть, — рассказывала Василиса Гордеевна о будущем.
Однажды, когда бабушка ушла в избу обед готовить, Ваня присел для роздыху у забора, на солнечном припёке, подставив под зад чурбачок. И услыхал голоса:
— А может, и не ейный это вовсе мальчишко…
— А то чей же?
— А кто ж его знат…
Забор был сплошной, дощатый, но Ваня исхитрился найти дырочку — и подглядел, что в соседском огороде, близко к забору стоит, видать, лавка, дырку загораживало что?то тёмное — наверно, спина одной из говорящих. Первый голос показался ему знакомым, принадлежал он старухе, которая пару раз захаживала к Василисе Гордеевне. Беседа продолжалась — и Ваня был весь внимание, почему?то мнилось ему, что речь ведётся о нём…
Второй из голосов произнёс задумчиво:
— Да–а… Крутится парнишко — как белка в колесе, без всякого продыху.
Первый голос:
— Нашла себе дармового работничка…
Второй голос:
— Затем и брала.
Первый:
— Хитра баба — самой?то тяжело уж работать стало, так внука где?то откопала… И как ведь вовремя — аккурат к копке поспел внучек…
Второй голос, подхихикнув:
— Откуда ж она его взяла?
Первый голос:
— А кто ж его знат… Говорят, из больницы какой?то…
Второй голос — с восторгом:
— Из дурки?
Первый:
— А может, и из дурки.
Второй:
— Ахти! Вона что… Ас виду?то шустрый такой мальчошка, и не подумаешь, что головой мается… А тебе что ж — Гордеевна не сказывала, откуда привезла парня?
Первый — плаксиво:
— Рази у ней что узнаешь… Рази она кому что скажет…
Второй со вздохом:
— Да–а, Василиса Гордеевна — кремень–баба.
Первый, перейдя на шепоток:
— Потише надо бы — чегой?то мы расшумелись — услышит дак…
Второй:
— И что?
Первый:
— Что?что… Не знаешь, что ль, — типун на язык нашлёт или ещё что учудит, с неё, шептуньи, станется…
Но тут интересная беседа разом оборвалась — Ваня, решивший поглядеть на говоривших, встал на чурбак и, подтянувшись, перевесился через забор, но предательский чурбачок выскользнул из под ног и повалился, а Ваня с шумом сверзился на землю. Когда он поднялся и заглянул в дырочку, то увидел две убегавшие вперевалочку старушечьи фигурки.
Когда Ваня вернулся в избу, бабушки Василисы Гордеевны нигде не было, Ваня обошёл весь дом — нету, пропала. Подошёл к сундуку, очень его интересовавшему, — замок был такой, что не откроешь, разве только ключ поискать… Ваня принялся шарить в комоде, но, услыхав, что бабушка его зовёт, быстрёхонько задвинул ящики. Выбежав в сенцы, он увидал, что Василиса Гордеевна выглядывает из чердачной дыры. Тут и лестница приставлена, как он не заметил?..
— Помоги?ка, Ваня! — крикнула бабушка, углом в дыру торчала большущая коробка. Ваня живо вскарабкался по лестнице — принял и спустил тяжёлую вещь. Оказалось, коробка полна ношеной-переношеной обуви. Василиса Гордеевна слезла с чердака и отрыла в коробке сандалии для Вани, дескать, в ботинках ходить уже нельзя, жарко, так вот тебе, Ваня, летняя обувка. Сандалии были помятые и задубевшие, но не это было главное.
— Ну–ко, примерь–ко, — сказала Василиса Гордеевна, поставив сандалии на широкую половицу.
Ваня нахмурился:
— Не буду.
— Это ещё почему? — удивилась бабушка.
— Они девчачьи.
— Какие ещё девчачьи, никакие не девчачьи…
— Девчачьи, — упорствовал Ваня.
— Ничего не девчачьи, меряй давай, других нету, — осердилась Василиса Гордеевна. Но тут Ваню вдруг озарило — чьи это могут быть сандалии… Сердце его заколотилось — и он безропотно вдел ноги в обувку, сунул железные тычинки в разношенные дырочки и затянул ремешки.
— Ну как? — спросила бабушка.
— В самый раз! — отчеканил Ваня.
— То?то же, — проворчала Василиса Гордеевна, — а то не бу–уду…
Ванина больничная пижама в полоску куда?то пропала, но к лету бабушка справила Ване всё, что требуется: перетрясла гардероб умершего дедушки — перелицевала, скроила и сшила пару штанов да пару рубашек.
А чердак Ваня держал теперь на примете, ждал только, чтобы бабушка куда?нибудь со двора ушла, тогда уж он обследует помещение. Может, и ещё какие следы сыщутся его мамки — кроме сандалий.
Но бабушка всё никак не уходила из избы — и куда ей ходить, в магазин Ваня бегает, в огород они вместе, по соседям она не ходок. Зато одна из старушек, чей голос Ваня признал, подслушав беседу из–за забора, опять понаведалась к Василисе Гордеевне. Бабушка поставила на стол самовар, сушки, посетовала, что печёного сегодня нет ничего, не ждала гостей–от.