Твердыня тысячи копий, стр. 72
– Чего ты хочешь, сельгов?
Тот слегка повел плечами, отчего под испещренной шрамами кожей заиграли канаты мышц, и вскинул боевой молот, который позаимствовал из растущей груды варварских трофеев. Во многом напоминая разукрашенное оружие Друста, этот молот смотрелся в ручище Луго чуть ли не игрушкой. Обратный обуху торец напоминал хищный клюв, а противовес на рукояти представлял собой толстый железный брусок, раскованный в полумесяц с зазубренной кромкой.
– Латинянин оставлять Луго жизнь, я платить долг обратно. А ты больше не звать Луго сельгов. Я теперь не иметь мой народ.
Князь поморщился, потуже затягивая ремень, и переглянулся с Арминием.
– Тебе решать, нужен он нам или нет.
Германец кивнул, опуская на землю круглый деревянный щит, чтобы тот не мешал своей тяжестью.
– Да я не против, тем более что сам остался нынче без роду и племени… Ну, хватит болтать. За мной, бегом!
Марк поклялся себе, что всю дорогу будет хранить ледяное молчание, однако хватило его едва ли на минуту. Зато Феликс лишь поглаживал холку Гадеса, словно прощаясь, так ничего и не сказав на всем пути до преторианца, даже когда молодого центуриона прорвало:
– Так тебе и вправду наплевать на жизни невинных людей, которых ты губишь, слепо выполняя волю хозяина?
Эксцинг изумленно воззрился на Марка, будто не мог поверить собственным ушам.
– А как, по-твоему, я должен поступать? Заявить второму лицу в империи, мол, извини, дорогой, но ты хочешь, чтобы я убил человека, чья вина лишь в том, что у него родственники подкачали? Может, прикажешь еще добавить, что его сын вовсе был не белой овечкой, которую зарезал беглец от правосудия, а, наоборот, всамделишным предателем, из-за которого едва не погиб целый легион? Мало того, при этом был утерян орел, а бульшего позора в военной среде и не бывает… А знаешь, за последние пару месяцев я таких историй наслушался вот досюда, причем большинство из них наверняка правдивы.
Марк презрительно хмыкнул:
– «Большинство»?
Эксцинг рассмеялся, запрокинув голову.
– Ладно-ладно, убедил. Все до последней правдивы, устраивает? Как бы то ни было, не забывай, что я – имперский посланник с особыми полномочиями. Чин центуриона, в который меня произвели приказом по Кастра Перегрина, не дает иного выбора. Хочешь, считай меня утонченным аналогом тех, кто собирает дань с заведений известного свойства в квартале Субура, но я все равно не более чем наемник, послушный воле преторианского префекта. Вот ответь: что станется со мной, окажись я настолько слабохарактерным, что позволю тебе сбежать, а? Да еще солнце не успеет поцеловать западный горизонт, как меня прикончат свои же. Вернее, свой. Тот самый человек, которого префект Перенн поставил мне в пару, чтобы найти тебя и прикончить. Я не питаю иллюзий – так же как и ты. Нам остается лишь играть свои роли. Тебе, в частности, полагается умереть, не теряя личного достоинства. Насколько это возможно в данных обстоятельствах.
Последовала долгая пауза, после чего Марк заговорил вновь:
– А наш декурион? Он-то чем заслужил те муки, которые ты для него приготовил?
Эксцинг надломил бровь, бросая косой взгляд на офицера-кавалериста.
– Проболтаешься ему? Нет? Ну тогда слушай. Корнелий Феликс очутился в нашей веселой компании оттого, что в день, когда Шестой легион утратил своего орла, он видел, как ты принимал деятельное участие в смерти человека, который предал наши войска варварам. Коль скоро этот человек был сыном Перенна, префект проникся, мягко выражаясь, особым интересом к нашему предприятию, а именно охоте за тобой. Но это еще не все. Декурион рассказал о тебе – и о том, что ты сделал, – своему другу, трибуну Павлу, а тот по пьяной лавочке возьми да и выложи всё старшему трибуну легиона Квиринию. Когда Квириния перевели обратно в метрополию, карьера в столице у него не задалась, и он рискнул предложить Перенну сделку: раскрыть тайну гибели сына в обмен на кое-какие одолжения. Глупец… – Фрументарий скорбно покачал головой. – У него была красавица жена, ребеночек-малютка, а я, понимаешь, был вынужден напустить на них своего коллегу-преторианца вместе с его псами. Концы же не оставишь, верно я говорю? Приходится подчищать… Ну так вот, Квириний сообщил Перенну, от кого именно узнал, что ты прячешься тут, на краю света. А префект, донельзя расстроенный письмами из Британии, мол, правда о его сыне может в два счета стать общественным достоянием, дал нам второе задание. И, хочешь верь, хочешь нет, но это дело даже важнее охоты за тобой. Итак, он поручил нам найти борзописца и заткнуть ему пасть раз и навсегда. Дорожка привела от Квириния к Павлу, а уж от Павла к Феликсу. И теперь, готов побиться об заклад, осталось нащупать последнее звено: письмовода собственной персоной. Я более чем уверен, что это не кто иной, как твой трибун, но нужны железные доказательства, прежде чем спускать нашу свору на него и его семейство… Следовательно, беседа с тобой будет проходить в очень настойчивом ключе.
С этими словами он кивнул двум всадникам, которых оставил наблюдать за собственной встречей с тунграми, и соглядатаи, покинув тенистое укрытие под лесным пологом, легким галопом пустили лошадей навстречу трем офицерам.
– Теперь ты знаешь, отчего твой друг Феликс нас сопровождает. И позволь также порекомендовать хотя бы на время оставить при себе все эти сетования на несправедливость судьбы. Я, видишь ли, немного даже горжусь тем, что прекрасно осознаю противоречия, присущие нашим ролям, – чего не скажешь о моих коллегах. Малообразованные, недалекие и, увы, более чем готовые сорвать накопившуюся злость на беспомощном пленнике. Я бы даже сказал – пленнице… если, конечно, ты не хочешь, чтобы твоя дама сердца послужила наглядным пособием к уроку на тему «Как держать рот на замке»…
Он выжидательно вскинул бровь, пока Марк не был вынужден мрачно кивнуть, дескать, все ясно, и фрументарий отвернулся, бросая в пустоту, словно разговаривал сам с собой:
– Вот и молодец. Я знал, что ты понятливый.
Глава 12
– Центурион! Вон они! Эксцинг сцапал обоих!
Поднимаясь с поваленного дерева, Хищник кивнул гвардейцу, которому поручил следить за возвращением фрументария.
– Отлично. Как только пресловутый Феликс выложит, кто именно был свидетелем убийства Перенна-младшего, мы сможем покончить с нынешним заданием, а самое главное – вернуться наконец в солнечные края из этой вонючей дыры… Эй, красавица! Пойдем-ка, я отведу тебя в сторонку, нечего здесь торчать. Так, ты и ты – со мной! Все остальные тепло приветствуют ее кавалера, как только приманка подаст голос!
Он толкнул Фелицию в гущу деревьев, откуда мог наблюдать за полянкой, сам оставаясь в укрытии. Солдаты тем временем рассыпались полукругом, встречая всадников, которые остановились по команде Эксцинга. Двое верховых наблюдателей, сопровождавшие офицеров с тыла, также свернули в стороны. Хищник, на всякий случай ладонью зажав рот девушке, поглубже оттащил ее в заросли, приговаривая на ходу:
– Не спеши, цыпочка, всему свое время. Осталось уж недолго, ты у меня так завизжишь, что дальше некуда. Главное, не испортить сюрприза, верно?
Он обернулся к гвардейцам, которые шли следом.
– Эй, вы двое! Хорош слюни пускать, занять позиции! И чтоб меня никто не отвлекал, усекли? Я сейчас буду сильно занят нашей докторшей…
Понимая, что настал момент истины и Хищник отвлекся лишь на секунду, Фелиция сунула руку под юбку и выхватила подаренный нож. Едва центурион к ней обернулся, она что было сил всадила клинок в мягкую подушечку под нижней челюстью, так что на виду осталась лишь рукоять: лезвие пронзило и язык, и костное нёбо. Преторианец отшатнулся, дико скосив зрачки к подбородку, из которого хлестала кровь, заливая костяные накладки черенка. Отступив еще на шаг, он закатил было глаза, но вдруг выпрямился и с глухим стоном выдернул нож.
Оба гвардейца с отвисшими челюстями таращились на своего командира, даже не заметив, что пленница ринулась в лесные дебри. В себя они пришли лишь после сдавленного окрика Рапакса, который показывал дрожащим пальцем: