Кредиторы гильотины, стр. 38

– Хорошо, мсье, – согласилась она, с удивлением глядя на него.

– Скажи мне, Луиза сейчас работает по ночам?

– Я не знаю, мсье, – наивно ответила девочка.

– Как, ты не знаешь, работают ли у вас по вечерам допоздна? Но ведь ты не можешь уйти раньше мастериц?

– Нет, мсье, у нас не заняты вечерами. Но я не знаю, может быть, мадемуазель Луиза и работает.

– Что ты хочешь сказать?

– Луиза оставила наш магазин около месяца назад.

– Как, Луиза оставила магазин? – с беспокойством произнес Панафье. – Но где же она работает?

– Мастерицы говорили, что она не работает больше, что она нашла богатого молодого господина.

Панафье почувствовал, что холодный пот выступает у него на лбу, ноги отказываются ему служить, и он вынужден был ухватиться за перила, чтобы не упасть. Несчастный старался скрыть горе, которое на него навалилось.

– Но разве вы этого не знали, мсье Поль? – спросила у него девочка.

– Что?! – вскрикнул он, решив, что Луиза уверяла своих подруг, будто бы он соглашается терпеть такое. – Она сказала, что я это знаю?

– Нет, она сказала, что вы расстались месяц назад, и она думает, что вам все известно.

– Да-да, это правда, – прошептал несчастный. – Мы расстались, но я не знал, что она перестала здесь работать, и хотел поговорить с ней. Прощай, Розалия.

– До свиданья, мсье Поль.

Девочка вернулась в мастерскую, говоря себе: «Как можно бросить такого доброго и красивого молодого человека?»

А Поль в это время спускался по лестнице, шатаясь, как пьяный, и встряхивал головой, стараясь развеять туман, который застилал ему глаза. Полученный им удар был ужасен, он отказывался верить во все это. Луиза, его единственная привязанность, обманула его. Эта женщина, делившая с ним и радости, и горе, его Луиза, приходила к нему каждый вечер из объятий другого, а его губы стирали с ее губ следы поцелуев другого – «богатого молодого человека», как сказала Розалия.

Выйдя на улицу, он бросился бежать, и весь остаток дня бегал по улицам и полям, сам не сознавая, куда несут его ноги. Когда наступила ночь, он сел, наконец, на скамью на бульваре и зарыдал.

Панафье пришел к себе страшно расстроенный, и лег на кровать с мыслью: «Когда она вернется сегодня вечером, я поговорю с ней».

Вдруг он услышал стук в дверь и резко приподнялся, говоря себе: «Вот и она!»

Но это был новый привратник, принесший ему письмо. Закрыв за ним дверь, Поль подошел к огню и вздрогнул, узнав почерк на конверте. Это было письмо от Луизы. Поль поспешно разорвал конверт, чувствуя, что слезы наворачиваются ему на глаза. Тем не менее, он поборол свое волнение и прочел:

«Дорогой Поль! Это письмо сделает тебя очень несчастным. Я это знаю, но так нужно. Я знаю, ты делаешь все, что можешь, чтобы доставить мне приятное. Однако только за счет труда и всевозможных лишений вряд ли возможно добиться желаемого. Ты знаешь, я люблю тебя, но одной любовью жить нельзя. Кроме того, надо подумать о будущем. У тебя нет положения в обществе, тебе нужно его достичь, а я тебя стесняю. Не сердись, что я прощаюсь с тобой. Это необходимо в твоих же интересах. Мне это очень тяжело, но так надо было. Я сильнее и жертвую собой. Ты, может быть, рассердишься, получив это письмо, но успокоившись, поймешь, что я права. Клянусь тебе, мой дорогой, ты всегда будешь любим мной. Так, как я любила тебя, я не смогу полюбить никого другого. Но, мой милый, ты должен понимать, что в нашем положении верность – глупая добродетель. Неужели ты думаешь, что можно быть нежным, испытывая недостаток во всем? Я тебя обожаю, верь мне, но оставь меня на некоторое время, чтобы я смогла заработать себе состояние. Горе тому, кто попадет в мои сети. Я тружусь для того, чтобы в будущем у меня была возможность любить тебя. Ты скоро получишь обо мне известие от одной подруги, которая расскажет тебе, как много я плакала от необходимости оставить тебя. Не старайся меня увидеть. Меня нет в Париже. Я тебя люблю по-прежнему, мой дорогой Поль, и целую от всего сердца.

Твоя Луиза».

Поль, окончив чтение, застыл, как громом пораженный. Он чувствовал, что это письмо написано, или, по крайней мере, сочинено, не Луизой. Затем ему стало казаться, что он где-то уже читал вторую часть этого письма.

– Нет, – сказал он вдруг, – не Луиза написала это письмо. Первая его часть не принадлежит ей. Луиза – девушка с сердцем, а в этих словах чувства нет. Что же касается конца, то он написан таким стилем, которого не может быть ни у нее, ни у ее советчицы. Итак, вот чем окончились мои огорчения и заботы… О, женщины!

И он еще раз перечел письмо. Его глаза были сухи, в висках стучала кровь, так как ярость душила его.

– Кто бы мог подумать, что так будет, – выговорил он, печально качая головой.

Затем вдруг бросился к шкафу, в котором у него лежало несколько старых книг, составлявших его библиотеку, взял том с «Манон Леско», перевернул несколько страниц и, увидев то, что искал, сказал:

– Да, это так. Письмо Манон к де Грие. Ха-ха-ха! Теперь я знаю, что первую часть написала Нисетта, а вторая – копия письма Манон. Это любимая книга Нисетты. О, Нисетта, Нисетта, – продолжал он. – Ты дорого заплатишь мне за это.

Он вдруг остановился и нахмурил лоб.

– Нет, это невозможно. Тем не менее, Нисетта способна на все. Но если она сделала это, то я отомщу и ей, и ему!

Вне себя от гнева Поль вышел из комнаты и поспешно спустился по лестнице.

Выйдя на улицу, он остановил первый попавшийся фиакр, бросив кучеру:

– На улицу Лаваль, номер 47. Скорее.

Глава 24. Ладеш превращается в сиделку

Полчаса спустя Поль выходил из фиакра перед дверью дома номер 47 на улице Лаваль.

– Мадам Левассер живет здесь? – спросил он привратницу.

– Здесь, мсье, на третьем этаже, но ее сейчас нет дома.

– Вы знаете, в котором часу она вернется?

– Нет, мсье. В это время ее никогда не бывает дома. Едва ли она вернется раньше полуночи. Она ушла вместе со своей подругой.

– Подругой? – поспешно спросил Поль.

– Оставьте мне вашу карточку, мсье, я передам.

– Это бесполезно. Я хотел получить от вас сведения относительно…

– Я уже дала вам все сведения, которые могу дать, – сухо перебила его привратница.

Поль понял и, войдя в привратницкую, запер за собой дверь, вынул из кармана десятифранковую монету и передал ее привратнице со словами:

– Сведения, которые я хочу от вас получить, не так уж и важны.

– Говорите, мсье, – сразу же ответила ему собеседница весьма любезным тоном.

– Вам известно имя той, кого вы называете подругой мадам Левассер?

– Ах, мсье, не помню. Это молодая дама лет восемнадцати-двадцати, очень хорошенькая блондинка с черными глазами, маленьким ртом и прелестными зубками. Одним словом, хорошенькая, и отлично одета. Ах, я вспомнила ее имя! Выходя, мадам Левассер называла ее Луизой.

– Луизой! Я так и знал!

Ударив кулаком по столу, он стремительно выбежал из комнаты.

– И что это значит? – проговорила привратница. – Наверное, сумасшедший. Или ревнивец.

В эту минуту Поль снова появился в дверях. Привратница испуганно отступила, но он спокойно сказал:

– Мадам, разрешите попросить вас об одном одолжении. То, что я узнал, очень огорчило меня. Я не могу сказать вам, по какой причине, но прошу вас не говорить мадам Левассер о моем посещении ни слова.

Говоря это, Поль сунул в руку привратницы еще одну монету, которая еще более усилила ее любезность.

– Слава Богу, я умею, когда нужно, держать язык за зубами. Вы можете без опасений приходить и спрашивать меня о чем угодно. Я к вашим услугам.

Поль снова вышел, стараясь скрыть волнение, в которое привело его откровение привратницы.

Он сел в фиакр и вжался в угол. И тут из его глаз против воли полились слезы, рыдания душили его, и кучер вынужден был несколько раз спросить его, куда ехать: Поль не понимал, что тому нужно. Наконец он кое-как пришел в себя и сказал, куда его везти.