По светлому следу (сборник), стр. 55

— А почему бы не предположить, — придирчиво заметил Муратов, — что, получив запрос «Тринадцатого», Гаевой тайно навел справки и теперь в самых кратких выражениях доносит об этом, обязавшись в следующем письме сообщить обо всем подробнее?

— Это совершенно исключено, товарищ полковник, — убежденно заявил Булавин. — Мы следим за каждым шагом Гаевого и точно знаем, что он никуда не ходил и ни с кем не встречался. Прочитав шифровку на почтовой марке письма Глафиры Добряковой, он в ту же ночь принялся писать ответ «Тринадцатому». О наведении каких справок может тут идти речь?

Заметив, что Привалов одобрительно кивнул ему, Булавин решил, что генерала удовлетворяет ход его рассуждений, и он продолжал уже с большей уверенностью:

— Что же мог ответить своему резиденту Гаевой, даже зная о лектории? Мог ли он поверить в его практическую ценность? Думаю, что нет. Для этого ему пришлось бы поверить в нечто большее. Во всяком случае ему пришлось бы если и не поверить в идеалы нашего народа, то хотя бы понять их.

Сказав это, майор Булавин посмотрел на Привалова и смущенно заметил:

— Извините, товарищ генерал, что приходится говорить такие прописные истины. Но я считаю необходимым повторить их, чтобы яснее представить логику предполагаемого ответа Гаевого.

— А я вовсе и не считаю лишними эти рассуждения, — ответил генерал, поудобнее усаживаясь в кресле.

Взглянув на полковника Муратова, застывшего в неподвижной позе, майор продолжал:

— Мог ли он поверить в искренность желания ведущих воеводинских машинистов передать свой опыт отстающим? На этот счет у меня нет ни малейших сомнений. В противном случае он не ограничился бы донесением о лектории, посланном более месяца назад, а сообщал бы о нем в каждой своей шифровке. Сомневаюсь я и в том, что верит он в патриотизм лучшего нашего машиниста Сергея Доронина. Убежден, наверное, что все свои трудовые подвиги совершает Сергей из одного только желания завоевать сердце нашего диспетчера Анны Рощиной, в которую влюблены у нас почти все молодые паровозники.

— А что, эта Рощина — красивая девушка? — улыбаясь спросил Привалов.

— Красивая, товарищ генерал, — серьезно ответил Булавин. — Но ведь не из-за этого же только водит Доронин тяжеловесные поезда. Разве понять это Гаевому? Поверит он разве в бескорыстное стремление лучших наших машинистов поделиться своим опытом с менее опытными?

— Ну, положим, все это не так уж бесспорно, конечно, — улыбаясь проговорил генерал Привалов, которому искренняя убежденность, звучавшая в словах Булавина, явно нравилась. — Поступили вы, однако ж, правильно, не задержав донесения Гаевого. Мне тоже его мировоззрение представляется типичным мировоззрением профессионального шпиона. Но шпион он, видимо, опытный, и следить за ним следует теперь еще бдительнее, чтобы не «прозрел» он незаметно для нас. А до тех пор пока Гаевой заблуждается в истинных наших намерениях, он невольно помогает нам скрывать тайну направления главного удара, информируя своих хозяев о мнимом спокойствии на станции Воеводино.

ПЛАН ГЕНЕРАЛА ПРИВАЛОВА

Когда майору Булавину было разрешено возвратиться в Воеводино и Привалов с Муратовым остались одни, генерал спросил своего помощника:

— Ну-с, полковник, удовлетворены вы точкой зрения Булавина?

Был отличный солнечный морозный день. На стеклах появились первые нежные узоры причудливых ледяных кристалликов. Они сверкали в солнечных лучах всеми цветами радуги. Не торопя полковника с ответом, Привалов любовался этой призрачной живописью окон.

Вспомнилось почему-то детство и ужасно вдруг захотелось на улицу, в санки, на лыжи, на крутые спуски, в глубокие сугробы снега…

«А ведь я не так уж и стар, — не без удовольствия подумал о себе начальник фронтовой контрразведки, — смог бы еще и в санках, и на лыжах, и просто в снегу поваляться…»

А Муратов все медлил с ответом. И тогда генерал резко повернулся к нему и высказал свое мнение о Булавине:

— Отличная логика у этого майора! И вообще нравится мне этот человек!

— Согласен с вами относительно логики, — без особого энтузиазма отозвался полковник. — Нельзя, однако, не считаться и с тем, что иногда шпионы действуют вопреки всякой логике.

— Бывает и так, — согласился Привалов, — однако на сей раз мы, кажется, не заблуждаемся.

Встав из-за стола, генерал легко прошелся по комнате — вчерашней боли в ноге как не бывало.

— Пришло время, товарищ Муратов, — решительно произнес он, останавливаясь перед полковником, — предпринять и нам кое-что.

Полковник настороженно поднял глаза, а Привалов, снова усевшись в свое кресло, пояснил:

— Пора нам, старина, переходить к активной дезориентации гитлеровской разведки.

Полковник, понявший эти слова как приказ, слушал теперь генерала стоя.

— Я поговорю сегодня с командующим и постараюсь убедить его усилить паровозный парк депо станции Озерной, — продолжал Привалов, расстелив на столе карту. — Она обслуживает поезда, идущие к правому флангу нашего фронта, на котором, как вам известно, никаких активных действий мы не собираемся предпринимать. Пусть, однако, гитлеровские агенты думают, что мы именно там что-то затеваем. Нужно приковать их внимание к этому участку, чтобы ослабить интерес к другим направлениям наших прифронтовых дорог.

— Да, это очень своевременно, — согласился Муратов. — Меня, однако, несмотря на всю кажущуюся убедительность доводов майора Булавина, очень тревожит нерасшифрованное письмо Гаевого. Помните, был в прошлом году в Новосельске случай, когда неприятельский агент тоже пытался разыгрывать из себя простака?

— Пытался-то пытался, — усмехнулся Привалов, — но ведь не удалось!

— Ему не удалось, а Гаевому, может быть, пока и удается. Во всяком случае, прежде чем мы не расшифруем его последнего донесения, нужно иметь в виду и такой оборот дела. Откровенно говоря, смущает меня еще и то обстоятельство, что на письмах, предшествующих этому донесению, не было заметно никакого шифра. А может быть, он был все-таки, только обнаружить не удалось?…

Полковник немного помолчал, ожидая, как отнесется к этому генерал, но, так и не дождавшись ответа, продолжал:

— Во всяком случае нам не следует совершенно исключить возможность того, что Гаевому удалось все-таки сообщить что-нибудь ценное своим хозяевам о замыслах воеводинских железнодорожников. В этом случае особенно важно спутать карты гитлеровской разведке. Ваше предложение об увеличении паровозного парка в Озерной, насколько я понимаю, как раз и направлено на достижение этой цели.

Генерал прикинул по координатной сетке топографической карты длину линии фронта между двумя конечными станциями правого и левого флангов и, указав на станцию Озерная, заявил:

— В первые два-три дня мы постараемся перебросить на этот участок не только лишние паровозы, но и кое-какие грузы, а может быть, даже войска. Но, как только гитлеровские агенты донесут об этом своему начальству, мы тут же ликвидируем их. Необходимо к тому времени убрать и сообщников Гаевого. Вы ведь, кажется, напали уже на какой-то их след?

— Так точно, товарищ генерал.

ГАЕВОЙ ПОСЕЩАЕТ ПАРОВОЗНОЕ ДЕПО

Гаевой казался Алешину особенно озабоченным весь этот день. Больше обыкновенного копался он в бумагах и старых канцелярских книгах и почти не разговаривал со своим помощником. Только в обеденный перерыв решился он спросить мнение Семена о номере паровоза, неразборчиво написанном на наряде.

— Взгляни-ка сюда, Семен, — произнес он с делан ной небрежностью. — У тебя глаза помоложе, а я не разберу что-то: двадцать семь сорок девять тут или двадцать четыре семьдесят девять?

— А какая, в конце концов, разница, Аркадий Илларионович? — недовольно поморщился Алешин.

Он нехотя протянул руку за нарядом, но Паевой убрал вдруг его в стол, бросив на Алешина сердитый взгляд.

— Извините за беспокойство, — сказал он с иронией. — Не буду вас больше утруждать. Самому, видно, придется сбегать в депо, уточнить номерок.