Пуритане, стр. 53

Итак, водрузите над этой страною стяг, трубите в трубы с горных вершин; пусть пастух не лепится к стаду своему и сеятель — к вспаханной ниве; но будьте на страже, оттачивайте наконечники стрел, начищайте до блеска щиты, изберите себе начальников тысяч и начальников сотен, полусотен, десятков; пусть пешие будут как дыхание ветра; пусть всадники устремятся, словно потоки неиссякаемых вод, ибо переправы перед угнетателями разверзлись и бичи их сожжены, ибо лица их воинов обращены вспять; Господь был за вас, и он сломал лук власть имеющего; пусть сердце каждого уподобится сердцу отважного Маккавея, пусть рука каждого будет рукою могучего силой Самсона, пусть меч каждого будет мечом Гедеона, поражавшего насмерть любого врага, ибо знамя реформации плещется на горах в изначальной красоте своей, и врата адовы не одолеют его.

Блажен, кто обменяет в день сей дом свой на боевой шлем, кто продаст одежды свои, чтобы приобрести меч, кто разделит участь свою с участью детей ковенанта, и да будет так, пока не исполнится обетованное; и горе, горе тому, кто ради бренных житейских целей и личной корысти уклонится от великого дела, ибо проклятие будет на нем еще горше, чем на Мерозе, который не пришел к Господу, чтобы помочь ему против могущественного врага. Итак, поднимайтесь и действуйте; кровь мучеников, что дымится на лобном месте, вопиет об отмщении; кости святых, что, белея, лежат на дорогах, требуют воздаяния; стоны невинных, что доносятся с заброшенных островов морских, из темниц, сокрытых в твердынях тирана, исходят мольбой об освобождении; молитвы гонимых христиан, скрывающихся от меча утеснителей в пещерах и бесплодных пустынях, терзаемых голодом, лишенных огня, пищи, крова, одежды, ибо они предпочитают служить скорее Богу, чем человеку, — все они с вами, все ходатайствуют за вас, бдят у врат царства, стучат, осаждают их, дабы явил Господь вам милость свою. Само небо будет сражаться за вас, подобно тому как звезды в беге своем сражались против Сисары. И кто жаждет заслужить бессмертную славу в мире сем и вечное блаженство в оном, что грядет, тот пусть вступает в службу Господню и получит задаток из руки смиреннейшего его слуги, а именно благословение и ему, и дому его, и детям его, и потомкам его до девятого колена, и благословение, коим Господь осенил Авраама и род его, навеки и навсегда. Аминь!

Красноречие проповедника вознаградил глухой гул одобрения, прокатившийся в рядах вооруженных слушателей по окончании его речи, которая так хорошо осветила и то, что они уже совершили, и то, что еще предстояло им совершить. Слушая эту проповедь, возносившую их над всеми невзгодами и бедствиями этого мира и отождествлявшую дело, за которое они борются, с делом самого божества, раненый забывал о том, что у него болят раны, слабый и голодный — о переносимых тяготах и лишениях. И когда проповедник спустился с возвышения, с которого говорил, вокруг него собралась большая толпа. Прикасаясь к нему руками, на которых еще не запеклась кровь, люди клялись, что будут стойкими бойцами за дело Господне. Изнуренный собственным энтузиазмом и вдохновением, которое он вложил в свою речь, Мак-Брайер мог отвечать лишь скупыми словами и слабым голосом: «Да благословит вас Господь, братья мои, — мы боремся за его дело. Поднимайтесь и действуйте, как подобает мужчинам; самое худшее, что может выпасть на вашу долю, — это быстрое и обагренное кровью переселение в иной мир».

Белфур и другие вожди не теряли между тем времени, и, пока остальные предавались благочестивым занятиям, были разожжены лагерные костры, расставлены часовые и из припасов, собранных на близлежащих фермах и в окрестных деревнях, приготовлен обед. Удовлетворив, таким образом, самые насущные нужды, они подумали о дальнейшем. Были разосланы небольшие отряды, чтобы оповестить народ об одержанной ими победе и добыть если не добром, то силою то, в чем они острее всего нуждались. В этом они преуспели гораздо больше, чем ожидали, так как в одной из деревень им удалось обнаружить небольшой склад продовольствия, фуража и снаряжения, заготовленных для королевских войск. Этот успех не только избавил их на первое время от забот о самом необходимом, но и настолько укрепил их надежды, что, несмотря на колебания некоторых, чей пыл уже успел поостыть, было принято единодушное решение не расходиться и с оружием в руках отстаивать свое правое дело до последнего вздоха.

Что бы ни думали мы о нелепости, ханжестве и узком догматизме многих разделяемых ими воззрений, нельзя не воздать должное самоотверженному мужеству нескольких сот крестьян, которые без вождей, денег, складов, без какого-либо определенного плана действий и почти без оружия, поддерживаемые лишь ревностной верой и ненавистью к своим угнетателям, осмелились открыто начать войну против правительства, опирающегося на регулярную армию и силы трех королевств.

ГЛАВА XIX

И старец тоже может быть полезен.

«Генрих IV», ч. II

Нам следует снова перенестись в Тиллитудлем, где после ухода драгун утром этого полного стольких событий дня воцарились тишина и… беспокойство. Уверениям лорда Эвендела не удалось рассеять страхи Эдит. Она знала, что молодой лорд благороден и сдержит данное слово, но ей было ясно, что он подозревает в Мортоне удачливого соперника; а раз так, то могла ли она ожидать от него усилий победить человеческую природу, могла ли надеяться, что он будет неотступно следить за Мортоном и оберегать его от опасностей, угрожающих ему как арестованному по столь серьезному обвинению. Ее одолевали поэтому бесконечные страхи, терзавшие ей сердце, и она не воспринимала и даже почти не слышала многочисленных доводов, приводимых один за другим ей в утешение верною Дженни Деннисон, уподоблявшейся искусному военачальнику, который непрерывно атакует врага, последовательно бросая против него находящиеся в его распоряжении части.

Сначала Дженни высказывала уверенность, что с молодым Милнвудом ничего страшного не случится, ну а если случится, говорила она, то пусть мисс Эдит утешается тем, что лорд Эвендел — лучшая и более подходящая для нее партия; кроме того, надо полагать, что произойдет бой, в котором названного лорда Эвендела могут убить, и тогда это дело устроится безо всяких хлопот; наконец, если виги одолеют гвардейцев, то Милнвуд и Кадди возвратятся в замок и силою получат возлюбленных своего сердца.

— Ведь я позабыла сказать, — продолжала Дженни, прикладывая к глазам платок, — что бедный Кадди так же в руках филистимлян, как и молодой Милнвуд; его привезли сюда нынче утром, и мне пришлось наговорить Тому Хеллидею кучу любезностей и подольститься к нему, чтобы он подпустил меня поближе к этому горемыке, а Кадди был такой неблагодарный, как никогда прежде, — добавила она, сразу меняя тон и резко отнимая от лица платок, — так что я никогда больше и не подумаю портить себе глаза, сокрушаясь о нем. Молодых людей останется у нас более чем достаточно, даже если красные куртки перевешают добрую их половину.

Остальные обитатели замка также имели основания для неудовольствия и тревоги. Леди Маргарет полагала, что полковник Грэм, приказав расстрелять Мортона у дверей ее дома и отклонив ее просьбу об отмене этого приговора, тем самым отказал ей в уважении, подобающем ее титулу, и больше того — нарушил ее права.

— Полковнику, — говорила она, — надлежало бы помнить, дорогой брат, что баронству Тиллитудлем присвоены прерогативы тюрьмы, и поэтому, если молодого человека нужно было казнить обязательно у меня в поместье (что я считаю совершеннейшим неприличием, потому что это было бы сделано во владениях женщины, для которой такие трагедии невыносимы), то и в этом случае полагалось бы, согласно обычному праву, передать преступника моему управителю, который и решил бы его дело по своему усмотрению.

— Сейчас, сестра, всякий закон отступает перед военным законом, — отвечал майор Белленден. — Впрочем, нельзя не признать, что полковник Грэм был недостаточно внимателен к вам; не могу сказать, чтобы и я был чрезмерно польщен его поведением: он уступил просьбе молодого Эвендела (возможно, потому, что он лорд и имеет связи в Тайном совете), отказав такому старому слуге короля, как я. Но раз жизнь этого молодца спасена, я готов найти утешение в заключительных словах песенки, такой же старой, как и я сам. — И, сказав это, он промурлыкал следующий куплет: