Приключения Найджела, стр. 22

— Он будет заседать в парламенте Шотландии, миссис, — ответил Гериот, — это его родина.

— Ах! Значит, он всего лишь шотландский лорд, — промолвила добрая хозяйка. — Так вот почему люди говорят, что он стыдится носить свой титул.

— Смотрите, как бы он не услышал это от вас, миссис, — сказал горожанин.

— От кого? От меня?! — воскликнула она. — Да у меня и в мыслях этого не было, сэр. Шотландец или англичанин, во всяком случае, он красивый мужчина, и такой учтивый; я сама готова прислуживать ему, лишь бы он не чувствовал ни в чем недостатка; ради него я и на Ломбард-стрит не поленюсь сходить.

— Пусть уж лучше ваш супруг зайдет ко мне, миссис, — сказал ювелир, которому, несмотря на его жизненный опыт и богатство, не чужды были пуританские взгляды и некоторая педантичность. — Как говорится в пословице: «хозяйка из дома — все в доме вверх дном»; и пусть лучше собственный слуга его светлости ухаживает за своим господином в его покоях — так будет приличнее. Всего доброго!

— Всего доброго вашей милости! — ответила хозяйка довольно холодно, и как только советчик отошел немного подальше и не мог уже слышать ее слов, она пробормотала не очень-то любезным тоном, с презрением отвергая его совет: — Черта с два! Очень-то мне нужен твой совет, старый шотландский жестянщик! Мой муж не глупее и не моложе тебя; лишь бы я нравилась ему. И хоть сейчас он не так богат, как некоторые, я еще увижу его верхом на собственном муле с попоной и в сопровождении двух лакеев, не хуже других.

Глава V

Не одно лишь тщеславие заставило благожелательного горожанина сесть верхом на мула и ехать по улицам города в сопровождении вышеупомянутой свиты, что, как мы уже поведали читателю, вызвало некоторое раздражение у миссис Кристи, которое, надо отдать ей справедливость, быстро улеглось после краткого монолога, только что нами подслушанного. Причиной тому было не только естественное желание золотых дел мастера придать себе более почтенный вид, но также и то обстоятельство, что он держал путь в Уайтхолл, чтобы показать королю Иакову драгоценное произведение искусства, которое, как он полагал, его величество соблаговолит осмотреть, а может быть, и приобрести. Поэтому сам он восседал на своем покрытом попоной муле, чтобы ему легче было прокладывать себе путь по узким, грязным и людным улицам; и в то время как один из провожатых нес под мышкой драгоценный предмет, завернутый в красную байку, двое других тщательно охраняли его, ибо столичная полиция была в таком состоянии, что на улицах часто среди бела дня совершались нападения из мести или с целью грабежа, и тот, кто имел основание опасаться за свою жизнь, всегда старался, если он мог позволить себе такие расходы, обеспечить собственную безопасность, нанимая вооруженных провожатых. Обычай этот, существовавший сначала лишь среди аристократии и мелкого дворянства, мало-помалу распространился также среди именитых горожан, о коих было известно, что они путешествуют обремененные товаром, как тогда говорили; в противном случае они могли бы стать легкой добычей уличных грабителей.

Продолжая путь к западной части города в сопровождении своей доблестной свиты, мейстер Гериот остановился у дверей лавки своего земляка и друга, старого часовщика, и, попросив стоявшего за прилавком Танстола выверить его часы, выразил желание поговорить с хозяином; повинуясь этому зову, старый измеритель времени вышел из своей каморки. Его лицо напоминало потемневший от пыли бронзовый бюст и блестело от медных опилок, а мысли были так одурманены сложными вычислениями, что он в течение минуты смотрел на своего приятеля-ювелира пристальным взглядом, пока наконец не понял, кого он перед собой видит. Выслушав приглашение Гериота, обращенное к Дэвиду Рэмзи и очаровательной мистрис Маргарет, его дочери, отобедать у него завтра в полдень, чтобы встретиться с благородным молодым соотечественником, он ничего не ответил.

— Я заставлю тебя заговорить, чтоб тебе пусто было, — пробормотал Гериот себе под нос и, внезапно меняя тон, громко сказал: — Послушай, сосед Дэви, когда же ты наконец рассчитаешься со мной за слиток серебра, которым я снабдил тебя для установки часов в Теобалдском замке, а также для часов, которые ты сделал для герцога Бакингемского? Мне пришлось заплатить за него наличными, и я должен напомнить тебе, что ты опоздал с уплатой на восемь месяцев.

В требовании настойчивых кредиторов звучат такие резкие и пронзительные ноты, что ни одна человеческая барабанная перепонка, как бы она ни была нечувствительна к другим звукам, не может противостоять им. Дэвид Рэмзи моментально очнулся от своей задумчивости и ответил обиженным тоном:

— Ну что ты, Джордж! Стоит ли поднимать такой шум из-за какой-то сотни фунтов? Весь мир знает, что я в состоянии платить по своим обязательствам, и ты сам согласился подождать до тех пор, пока его величество и благородный герцог не уплатят мне по счетам; ты знаешь по собственному опыту, что я не могу, подобно неучтивому шотландскому мужлану, скандалить у их дверей, как ты скандалишь у моих.

Гериот засмеялся и ответил:

— Ну вот, Дэвид, я вижу, напоминание о долгах подействовало на тебя, словно ушат холодной воды, и сразу вернуло тебя к жизни. А теперь, приятель, ответь мне как добрый христианин: согласен ли ты отобедать у меня завтра в полдень и привести с собой очаровательную мистрис Маргарет, мою крестницу, чтобы встретиться с нашим благородным юным соотечественником лордом Гленварлохом?

— С молодым лордом Гленварлохом?! — воскликнул старый механик. — Я от всей души буду рад снова увидеться с ним. Мы не встречались вот уже сорок лет — он был на два класса старше меня в школе, где нас учили латыни… Славный юноша!

— Ты, видно, совсем из ума выжил! — ответил ювелир. — Это был его отец, понимаешь — отец! Нечего сказать, славный юноша получился бы из достопочтенного лорда к этому времени, если бы он был еще жив. Это его сын, лорд Найджел.

— Его сын! — воскликнул Рэмзи. — Может быть, ему понадобится что-нибудь — хронометр или часы? Нынче ни один кавалер без них обойтись не может.

— Насколько мне известно, он сможет купить половину твоей лавки, если только когда-нибудь вернет себе свое состояние, — сказал его приятель. — Смотри же не забывай своего обещания, Дэви, и не заставляй себя ждать, как в прошлый раз, когда моей хозяйке пришлось до двух часов пополудни парить в печке баранью голову и суп из петуха с пореем.

— Тем большей похвалы заслуживает ее кулинарное искусство, — ответил Дэвид, окончательно пришедший в себя. — Ведь переваренная баранья голова — это яд, как говорится в нашей пословице.

— Ты прав, — сказал мейстер Джордж, — но завтра на обед бараньей головы не будет, и если ты испортишь нам трапезу, ее уж никакой пословицей не сдобришь. Может быть, ты встретишься у меня со своим другом сэром Манго Мэлегроутером, ибо я намерен пригласить его милость. Смотри же не опаздывай, Дэви.

— Нет, нет. Я буду точен, как хронометр, — ответил Рэмзи.

— Я все-таки не верю тебе, — возразил Гериот. — Послушай-ка, Дженкин, скажи шотландке Дженет, чтобы она сказала красавице Маргарет, моей крестнице, пусть она напомнит своему отцу, чтобы он надел завтра свой лучший камзол, и пусть она приведет его в полдень на Ломбард-стрит. Скажи ей, что они встретятся там с молодым красивым шотландским лордом.

Дженкин кашлянул сухим, отрывистым кашлем, как кашляют люди, получившие какое-нибудь неприятное поручение или услышавшие мнение, не допускающее возражений.

— Гм! — передразнил его мейстер Джордж, который, как мы уже заметили, придерживался довольно строгих правил в семейной жизни. — Это что еще за «гм»? Выполнишь ты мое поручение или нет?