Волки из страны Далеко-Далеко. Авторский сборник, стр. 10
Гром-Сердце подняла лапу, призывая его помолчать:
– Не перебивай. Ты уже большой. Ты проголодаешься. Если тебе станет скучно и ты проголодаешься, я разрешаю тебе выходить. Здесь водится много снежных кроликов. Они не впадают в спячку, я это точно знаю.
Фаолан вдруг насторожился, в голосе его почувствовалось возмущение:
– Ты же не хочешь сказать, что они моя родня? Что я должен с ними играть?
– Фаолан! – прорычала Гром-Сердце, да так, что стены лавового туннеля содрогнулись. – Не глупи. Я говорю, что ты можешь выходить, охотиться на кроликов и есть их. Зачем с ними играть?
– Ах, ну да, – виновато согласился Фаолан.
Глава восьмая
Зимняя пещера
Не успели медведица с волком обжиться в зимней пещере, как Гром-Сердце начала впадать в спячку. Первое время она лишь дремала и отправляла Фаолана одного на склон охотиться за кроликами и сурками – ей хотелось, чтобы он привык ходить по округе в одиночку. Волк всегда приносил ей немного еды: инстинктивно он научился глотать и хранить в желудке большие куски мяса, а затем отрыгивал их на пол пещеры прямо перед Гром-Сердцем. Когда он сделал это впервые, медведица прервала сон и поднялась на ноги, но с каждым разом просыпаться ей становилось все труднее и труднее, особенно после первого густого снегопада. А потом она, как и объясняла Фаолану погрузилась в такой глубокий сон, что сердце ее действительно стало биться гораздо медленнее и глуше обычного. В пещере стало очень тихо и одиноко.
Фаолану не нравилась тишина, она выводила его из себя. Ритмичное биение большого сердца медведицы было одним из первых его воспоминаний. Поэтому из пещеры его выгоняла не только скука, но и тревожащее беззвучие. Несмотря на огромные размеры, Гром-Сердце казалась теперь лишь бледной тенью себя прежней. Фаолан никак не мог понять, как она может спать так много. По мере того как сердцебиение медведицы замедлялось, ему казалось, что собственное его сердце только учащается.
Чем толще становился снег, тем свободнее чувствовал себя Фаолан. Здесь, наверху, ему нравилось скакать по сугробам, вздымая целые клубы снежной пыли. А внизу, на лугу, ветер утрамбовывал снег в плотный слой наста, и волк с удовольствием по нему катался. Он научился выслеживать больших белых зайцев и обнаружил, что их мясо чрезвычайно вкусное.
Зима радовала Фаолана не меньше, чем лето. Ему нравилось все: и необычное зеленоватое небо в сумерках, и фиолетовый мрак ночи, и холодное мерцание Северной Звезды, которая никогда не двигалась и приводила его обратно к пещере. Усыпанные сосульками листья папоротника тут и там торчали из-под снега и сверкали почти так же ярко, как и созвездия на куполе небосвода. Однажды ночью, после первого снегопада, он увидел вдали восхитительное зрелище – водопад, мимо которого они с Гром-Сердцем проходили по дороге к зимней пещере. Струи воды замерзли прямо на лету и сейчас походили на языки серебристого пламени, застывшего в зимней вечности.
Солнце все ниже поднималось над горизонтом, и дни становились короче; ночи же, напротив, росли. Однажды поздним вечером он услыхал незнакомый звук – долгий, мелодичный и похожий на песню вой, прорезавший темноту, как развевающееся знамя. Этот вой потряс его до глубины души. Фаолан раньше не слышал ничего подобного, однако донесшийся до ушей звук показался ему ужасно знакомым, и ему захотелось завыть в ответ. Удивительно, но он прекрасно понял, что означает вой: «Я здесь, здесь и моя самка. Наши братья и сестра вернулись. Через одну луну, когда наступит время спаривания, мы двинемся дальше».
Фаолан распознал эти слова, но некоторые из них не имели для него никакого смысла. Что такое «братья»? Что такое «сестра»?
Всю следующую луну он выходил по ночам послушать волков. Понимал он их все лучше и лучше, но, несмотря на сильное любопытство, не осмеливался подойти ближе. В их вое отчетливо слышалось еще одно послание: «Это наша территория. Не пересекайте границу», и оно было не менее четким, чем пахучая метка.
К концу лунного цикла вой прекратился – волки ушли, как и обещали, но Фаолан впервые ощутил себя совсем одиноким. Непривычно тихой ночью он вернулся в берлогу и посмотрел на Гром-Сердце. Интересно, сколько еще продлится ее спячка? Медведица спала уже не сидя, а лежа на боку. Он свернулся калачиком рядом с ней и прислушался к ее сердцебиению. «Как медленно», – подумал он. И все же ему было приятно слышать этот мерный стук.
Наконец наступил день, начиная с которого земля вновь стала поворачиваться к солнцу. Темнота у входа в берлогу уже не казалась такой плотной, как раньше, да и сердце медведицы забилось чуть быстрее. «Должно быть, время одиночества подходит к концу», – подумал Фаолан.
Он по-прежнему регулярно охотился на вкусных зайцев и сурков. Однажды утром волк удалился от пещеры дальше обычного. День выдался теплым, и с крутого склона то тут, то там отваливались целые глыбы льда, обнажая пожухлую, свалявшуюся прошлогоднюю траву. Охота выдалась очень удачной, и Фаолан не обращал внимания на темные тучи, собиравшиеся у горизонта на западе.
Тем временем Гром-Сердце слегка пошевелилась в своей берлоге. Из спячки выходить ей было еще слишком рано, но она почувствовала пустоту в пещере, заставившую ее прервать сон.
В такое время года, когда зима еще не окончательно сдалась, медведям опасно выходить из берлог: у них, растративших за спячку все подкожные запасы и исхудавших, рефлексы подчинены одному лишь всепоглощающему чувству голода. А самая большая опасность, ждущая их снаружи, помимо неожиданных перемен погоды, – это другие такие же голодные медведи. Территорию пометить они еще не успели, а значит, неизбежны жестокие драки. Гром-Сердце понимала это даже сквозь одурманивающий сон. И хотя особо сильного голода она не испытывала, мысль, что Фаолан ушел навсегда, испугала ее. В замешательстве она не вспомнила, что сама разрешила ему выходить из берлоги на охоту.
Медведица решила во что бы то ни стало найти Фаолана, но, выбравшись из пещеры, застыла в изумлении. С запада дул сильнейший ветер. Метель превратила весь мир в сплошную снежную пелену. Все тропинки занесло, никакие звезды рассмотреть было невозможно, даже от самой яркой – Северной – не видно ни проблеска. И все же она решила идти на поиски: надо найти волчонка. Она хорошо помнила запах Фаолана, буран не мог полностью уничтожить его следы. А если волк обнаружил добычу то мог оставить на этом месте пахучую метку. В голове у Гром-Сердца все путалось, и отчаянное желание найти детеныша заглушало все остальные мысли.
В таком буране точно определить время суток было невозможно; даже о том, чтобы понять, наступило ли только что утро или уже близилась ночь, речь не шла. Весь мир растворился в мутной белизне. Но до пещеры Фаолан все-таки добрался – и страшно удивился, увидев, что она пуста. Может, Гром-Сердце с началом метели прошла глубже по туннелям? Он пробежался по всем дальним уголкам, но не почуял ее запаха и принялся расхаживать взад и вперед, пытаясь вообразить, что могло произойти в его отсутствие и куда могла направиться медведица.
Снаружи очень опасно. Сам он по дороге назад не находил даже собственных следов. Похоже, она просто исчезла. «Она не могла оставить меня… Нет, ни за что. Она не могла просто так меня бросить!» От этой мысли Фаолана охватила дрожь, шерсть на загривке взъерошилась. Он вдруг вспомнил что-то, случившееся совсем давно, о чем почти уже забыл. Она обязательно должна вернуться. Должна!
Фаолан прождал всю ночь и часть следующего дня. На голодное бурчание в животе он не обращал внимания – пища теперь ничего не значила. Он хотел только одного: снова увидеть Гром-Сердце.
В пещере было очень тихо и пусто. Вот бы еще разок услышать мерное биение ее сердца, пусть и по-зимнему медленное! Он уже не мог жить без этого звука. Это было то немногое, что волк знал почти с самых первых дней своей жизни. Он вышел из берлоги в буран и завыл. Завыл, призывая большую медведицу. Того, кого знал всю жизнь, кого любил больше всего на свете.