Кенилворт, стр. 114

Мерлин с готовностью ответил, что сочетание таких высоких качеств делает англичан образцом совершенства и только благодаря этому они в какой-то мере достойны того благоденствия, какого достигли под скипетром Елизаветы Английской.

Снова зазвучала музыка, и группы масок, вместе с Мерлином и его спутниками, направились к выходу из переполненной залы. В этот момент Лестер, который, как мы уже сказали, стоял, почти затерявшись в толпе, почувствовал, как кто-то потянул его за плащ и шепнул ему на ухо:

— Милорд, мне необходимо немедленно поговорить с вами.

Глава XXXVIII

Да что со мной? Я шороха пугаюсь.

«Макбет» note 114

«Мне необходимо поговорить с вами»… В этих словах не было ничего особенного, но лорд Лестер пребывал в том тревожном и лихорадочном состоянии духа, когда самые обычные явления кажутся полными грозного смысла, и он быстро обернулся, чтобы взглянуть на того, кто заговорил с ним. Внешность говорившего оказалась ничем не примечательной — на нем были черный шелковый камзол и короткий плащ, лицо его скрывала черная маска; по-видимому, он проник в залу вместе с толпой масок, составлявших свиту Мерлина, хотя на нем и не было фантастического одеяния, каким отличалось большинство из них.

— Кто вы такой, и что вам от меня угодно? — быстро спросил Лестер, невольно выдавая свое смятение.

— Ничего дурного, милорд, — ответила маска. — Я желаю вам только добра, если вы правильно поймете мои намерения, но говорить с вами я бы хотел в более укромном месте.

— Я не могу разговаривать с неизвестным, — возразил Лестер, сам не зная почему страшась требования незнакомца. — Те же, кого я знаю, могут выбрать другое, более подходящее, время для беседы со мной. — Он хотел быстро отойти, но маска удержала его.

— Те, что говорят о делах, касающихся вашей чести, милорд, имеют право на ваше время, и, чем бы вы ни были заняты, вы обязаны выслушать их.

— Что? Моей чести? Кто смеет брать ее под сомнение?

— Только ваше поведение может дать повод к тому, и именно об этом я желал бы поговорить с вами.

— Вы наглец и злоупотребляете законами гостеприимства, не позволяющими мне наказать вас. Я требую, чтобы вы назвали себя!

— Эдмунд Тресилиан из Корнуэлла, — ответила маска. — Мой язык был связан обещанием в течение двадцати четырех часов. Время истекло, теперь я могу говорить и считаю своим долгом обратиться прежде всего к вам, милорд.

Лестер задрожал от изумления, услышав ненавистное имя человека, которого он считал виновником нанесенного ему тяжкого оскорбления. Он словно окаменел, но спустя мгновение его охватила жажда мести, столь же неистовая, как жажда, испытываемая путником в пустыне при мысли о ручье. У него, однако, хватило здравого смысла и самообладания, чтобы удержаться и тут же не поразить в сердце дерзкого негодяя, который, причинив ему столько страданий, осмелился обратиться к нему с такой непоколебимой уверенностью.

Лестер, решив подавить охватившее его возбуждение с целью проникнуть в самую глубину замыслов Тресилиана и надежно подготовить свое мщение, ответил невнятным от сдерживаемого гнева голосом:

— Чего же требует от меня мистер Эдмунд Тресилиан?

— Правосудия, милорд, — отвечал Тресилиан спокойно, но твердо.

— Правосудия? — повторил Лестер. — Все люди имеют на него право… особенно вы, мистер Тресилиан, и, можете быть уверены, вы его получите.

— Я ничего иного и не ожидал от вашей светлости, — сказал Тресилиан, — но время не терпит, и сегодня же вечером я должен поговорить с вами. Могу я прийти в вашу комнату?

— Нет, — сурово ответил Лестер, — не под кровлей, тем более не под моей кровлей… Мы встретимся под открытым небом.

— Вы не в духе или недовольны, милорд, — ответил Тресилиан, — но никаких оснований для гнева, право, нет. Впрочем, место мне безразлично, лишь бы вы уделили мне полчаса для объяснения.

— Надеюсь, нам не понадобится столько времени. Ждите меня в «Забаве», когда королева отправится в свои покои.

— Прекрасно, — ответил Тресилиан и удалился.

Дикая радость на мгновение овладела Лестером.

«Небо наконец смилостивилось надо мной, отдав в мои руки негодяя, который навлек на меня тяжкий позор и причинил жестокие муки. Я больше не виню судьбу, ибо теперь мне представилась возможность узнать, какие еще подлости замышляет он против меня, а затем сразу осудить и покарать его преступления. Итак, за дело! За дело! Теперь мне нетрудно притворяться. Полночь не за горами, и близок час отмщения!»

В то время как эти мысли теснились в голове Лестера, подобострастная толпа почтительно расступалась, чтобы пропустить его; наконец он снова занял свое место рядом с государыней, вызывая всеобщую зависть и восхищение. Но если бы перед теми, кто заполнял сейчас великолепную залу, раскрылась душа человека, служившего предметом этой зависти и восхищения, душа, в которой, как духи в магическом кругу, начертанном злой волшебницей, теснились и сталкивались самые разные страсти — преступное честолюбие, разбитая любовь, жажда мести и обдуманная жестокость, — кто из них, от самых гордых вельмож до самых жалких слуг, подающих на стол, пожелал бы поменяться ролями с фаворитом Елизаветы, владельцем Кенилворта?

Новые пытки ожидали его, когда он вернулся к Елизавете.

— Вы пришли как раз вовремя, милорд, — сказала она, — чтобы разрешить спор между нами, дамами. Сэр Ричард Варни просил нашего разрешения покинуть замок вместе со своей больной женой; он сообщил нам, что заручился вашим согласием, так что мы можем дать и свое. Конечно, мы не имеем ни малейшего желания удерживать его от нежных забот об этой бедной молодой особе, но вам следует знать, что сэр Ричард Варни сегодня был так пленен некоторыми нашими дамами, что, по мнению графини Рэтленд, он не увезет свою бедную помешанную жену дальше озера. А там он погрузит ее в волны и поселит в хрустальном дворце, о котором рассказывала нам очарованная нимфа, и вернется сюда веселым вдовцом осушать свои слезы и искать утешения у наших дам. Что вы на это скажете, милорд? Мы видели Варни в двух-трех разных обличьях — вам, наверно, лучше известно, каков он на самом деле. Как вы считаете, способен он сыграть со своей леди такую гнусную шутку?

Лестер смешался, но положение создалось чрезвычайно опасное, и ответить надо было во что бы то ни стало.

— Ваши дамы слишком невысокого мнения об одной из представительниц своего пола, если предполагают, что она может заслужить такую участь, — либо они слишком несправедливы к нам, мужчинам, считая нас способными погубить ни в чем не повинную женщину.

— Послушайте его, милые дамы! — воскликнула Елизавета. — Подобно всем мужчинам, он готов извинить их жестокость, обвиняя нас в непостоянстве,

— Не говорите «нас», государыня, — возразил граф, — речь идет о более скромных женщинах. Так мелкие небесные светила могут уклоняться от предначертанного им пути, но кто обвинит в непостоянстве солнце или Елизавету?

Вслед за тем разговор принял менее опасное направление, и Лестер оживленно поддерживал его, хотя это и стоило ему мучительного напряжения воли. Беседа, видимо, доставляла Елизавете большое удовольствие, и, лишь когда часы на башне пробили полночь, она удалилась к себе, что немало поразило всех, ибо королева обычно вела размеренный и строгий образ жизни.

Уход ее послужил сигналом для всего общества, которое вслед за ней разбрелось по своим комнатам, где каждый либо вспоминал события истекшего дня, либо предвкушал предстоящие развлечения.

Злополучного же владельца замка, вдохновителя этого пышного праздника, одолевали совсем иные мысли. Он приказал лакею немедленно прислать к нему Варни. Несколько минут спустя лакей вернулся и доложил, что сэр Ричард Варни час тому назад покинул замок через боковые ворота с тремя другими особами, одну из которых везли в конных носилках.

вернуться

Note114

Перевод Ю. Корнеева.