Воскрешение из мертвых (илл. Л. Гольдберга) 1974г., стр. 23

— Ну успокойся же, Варюша. И скажи спасибо, что обнаружилось все это не слишком поздно. К Вадиму, ты сама знаешь, у меня никогда не лежала душа.

— Я все равно ни за что не поверю, чтобы он что-нибудь украл…- всхлипывая, произносит Варя.

А он и не украл. Он совершил более тяжкое преступление.

— Этого не может быть! — вскакивает Варя.- Это не он, это Корнелий!…

— Успокойся, Варюша, сведущие в таких делах люди обстоятельно во всем разберутся.

Корнелию устраивают засаду в том доме, возле которого видел его Сидор Омегин, но Телушкин все не появляется. А в том, что это его запасная квартира, у оперативных работников государственной безопасности нет ни малейших сомнений — хозяйка дала им точное описание Корнелия. Свидетельствует о том и его чемодан.

Наблюдение ведется теперь и за вокзалом, и за пригородными станциями. Установлено дежурство и на пароходной пристани. Группа оперативных работников послана даже в Адлерский аэропорт. Но Телушкин может, конечно, отсидеться несколько дней еще в каком-нибудь укромном месте.

Капитан Петров надеется все же, что Корнелий непременно придет на свою запасную квартиру — он ведь бежал в одних плавках, и ему нужно же где-то переодеться. Владелец моторной лодки, которого допрашивал помощник капитана Петрова, оказался непричастным к корпорации Телушкина. Он случайно находился в тот момент возле пляжа Литфонда, и Корнелий совершенно неожиданно вынырнул из-под днища его лодки. Он попросил пробуксировать его вдоль пляжа, а потом снова нырнул под лодку и смешался с многочисленными купальщиками.

На всякий случай капитан Петров ставит в известность о розыске Корнелия Телушкина пограничников и сообщает обо всех этих событиях своему начальнику.

К исходу первых суток с момента розыска Телушкина прилетает из Москвы и сам начальник — полковник Уралов. Капитан Петров подробно докладывает ему обстановку.

— Значит, прямо-таки как в воду канул этот авантюрист? — спрашивает Уралов.

— Никуда из Гагр кануть он, однако, не мог,- убежденно заявляет капитан Петров.

— На чем же зиждется подобное убеждение?

— Помните, я докладывал вам, товарищ полковник, об агенте под кличкой «дядя Вася»? Взяли его вчера в Геленджике. На допросе этот «дядя» показал, что обещал Телушкину переправить его в Турцию, а затем и в Америку.

— И вы думаете, что Телушкин ждет, когда он выполнит это обещание?

— Во всяком случае, надеется. Вот этим-то и надо бы воспользоваться.

— А как?

— С помощью того же «дяди Васи». У него была договоренность с Корнелием в случае провала встретиться в Старой Гагре на квартире, известной лишь им. Квартиру эту мы держим теперь под наблюдением. Телушкин, наверно, тоже поглядывает на ее окна из какого-нибудь укромного местечка, ждет, когда появится «дядя Вася» Не рискнуть ли нам в связи с этим…

— Понимаю вашу мысль, товарищ капитан. А «дядя Вася» нас не подведет?

— Он, по-моему, готов на все, чтобы только иметь возможность смягчить свою вину.

— Ну что ж, тогда давайте попробуем,- после некоторого раздумья соглашается полковник.

Поздно вечером в небольшом домике на окраине Старой Гагры вспыхивает свет. В одном из окон его появляется худощавый человек средних лет. Похоже, что он не торопясь ищет что-то в письменном столе.

А вокруг все тихо, лишь с соседней улицы доносятся приглушенные звуки музыки. И вдруг еле слышный стук в дверь. Значит, кто-то подошел к домику и настороженно прислушивается теперь у его входа.

— Кто там?

— Это я, «дядя Вася».

Нудно скрипит дверь. Свет из коридора падает на ссутулившуюся фигуру человека в темном макинтоше.

— Наконец-то, дорогой племянничек! — раздается спокойный голос капитана Петрова.

Человек в макинтоше испуганно бросается в сторону спасительной тени, но его тотчас же вырывают из темноты яркие лучи вспыхнувших в разных местах дворика электрических фонарей.

— Ну-с, Телушкин,- почти равнодушным тоном продолжает капитан Петров, направляя свет своего фонаря в лицо Корнелия,- давайте-ка поднимем руки.

35

Профессор Кречетов, вылетавший в Москву по вызову академика Иванова, возвращается в Гагру спустя три дня.

— Ну, как вы тут без меня? — спрашивает он Русина.

— У нас все в строгом соответствии с местным распорядком дня,- посмеивается Алексей.- Теперь уже безо всяких происшествий. Расскажите лучше, что у вас нового?

— Пробыл там всего три дня, а событий столько, что всего и не перескажешь. Но главное вот что: теперь уже совершенно точно установлено, что эксперименты, подобные нашим, ведутся и по ту сторону планеты. О том свидетельствует возросшее количество сейсмических явлений, не типичное для года «спокойного солнца». К счастью, ни один из нейтринных импульсов не совпал пока с ритмом собственных колебаний земной коры. Мог бы (да и может еще!) произойти такой сейсмический резонанс, в сравнении с которым землетрясение в Сан-Франциско, Мессине и Токио, происшедшие в первой четверти нашего века и стоившие полмиллиона человеческих жизней, окажутся пустяком.

— Нужно, значит, немедленно что-то предпринимать! — возбужденно восклицает Алексей Русин.

— Мы не сомневаемся, что письмо наше будет перепечатано прогрессивными газетами. К тому же мы передадим его по радио на всех основных языках мира. Оно надежно подкреплено моими расчетами и статистикой Института физики Земли. Мало того, мы предсказываем характер землетрясений, которые неизбежно должны произойти в ближайшее время в основных сейсмических поясах земного шара, в случае если не прекратится зондирование внутреннего ядра планеты нейтринными импульсами. А пояса эти проходят по берегам Тихого океана и Средиземного моря, по горным цепям Кавказа, Гиндукуша, Каракорума и Гималаев. Мы очень надеемся на благоразумие человечества. Оно победило уже один раз в борьбе за запрещение испытаний атомного и термоядерного оружия, победит и теперь.

…На страницах газеты «Известия» действительно появляется вскоре хорошо аргументированное письмо академика Иванова и профессора Кречетова. Его перепечатывают почти все газеты мира. С комментариями в печати и по радио выступают виднейшие сейсмологи и геофизики Европы, Азии, Африки и Америки.

Алексей Русин и профессор Кречетов с Варей возвращаются тем временем в Москву, и Леонид Александрович, навещая племянницу и брата, не упускает теперь случая побывать и у Русиных.

Предвидение профессора Кречетова оказывается пророческим: землетрясения силою до шести — восьми баллов происходят вскоре в один и тот же день и даже примерно в одно и то же время во многих странах. И это буквально будоражит весь мир. Многие государства требуют специального заседания Организации Объединенных Наций. А американцы соглашаются наконец на созыв Международного конгресса в Вашингтоне.

Перед отъездом на конгресс профессор Кречетов заезжает к Русиным попрощаться с Василием Васильевичем и Алексеем.

— Ну, друзья, пожелайте нам удачи! — говорит он.- А вы, Алеша, не забывайте Варю. Ни разу ведь не навестили ее с тех пор.

— Да ведь все некогда, Леонид Александрович…

— Ну, а нам придется, видно, немало потрудиться, хотя сама планета своим недавним тяжким вздохом изрядно помогла нам в этом деле.

— Надеюсь и я помочь вам своею повестью о трагической судьбе планеты Фаэтон,- говорит Алексей Русин.

А потом, когда он садится за свою рукопись, никак не может избавиться от сомнений: только ли излишняя любознательность ученых Фаэтона погубила их планету?

Ну, а правительства? Без их ведома разве могли производиться эксперименты такого масштаба? А если так, то обнаруженная учеными возможность вызывать искусственные землетрясения не могла разве вскружить голову тем, кто мечтал о мировом господстве?

Весьма вероятно, что и на Фаэтоне не только увидели возможность подобного же применения этого открытия, но и попытались с его помощью решить судьбу двух социальных систем своей планеты. И как бы ни договаривались между собой ученые Фаэтона не способствовать этому, среди них нашлись, конечно, такие же милитаристски настроенные представители науки, как доктор Эдвард Теллер и Вернер фон Браун на нашей Земле. А погиб ли их Фаэтон из-за того, что ошиблись они в расчете мощности нейтринных импульсов или не учли явлений резонанса недостаточно изученной внутренней структуры своей планеты после происшедшей катастрофы, это уже не имело значения.