Гай Мэннеринг, или Астролог, стр. 12

Вертись, кружись, веретено,

Со счастьем горе сплетено;

С покоем - буря, страх с мечтой

Сольются в жизни начатой.

Чуть сердце детское забьется,

Как пряжа вещая прядется,

И роем сумрачных видений

Над колыбелью реют тени.

Безумств неистовых чреда,

И вслед за радостью - беда;

Тревог, сомнений и тягот

Несется страшный хоровод.

И тени мечутся вокруг,

То рвутся ввысь, то никнут вдруг.

Вертись, кружись, веретено,

Со счастьем горе сплетено!

Прежде чем наш переводчик, или, лучше сказать, вольный подражатель, мысленно сложил эти строки и в то время как он все еще бормотал их про себя, отыскивая рифму к слову "веретено", работа сивиллы была окончена и вся шерсть выпрядена. Она взяла веретено, обмотанное теперь уже пряжей, и стала измерять длину нитки, перекидывая ее через локоть и натягивая между большим и указательным пальцами. Когда она измерила ее всю, она пробормотала: "Моток, да не целый; полных семьдесят лет, да только нить три раза порвана, три раза связывать надо; его счастье, если все три раза проскочит".

Герой наш уже собирался было заговорить с прорицательницей, как вдруг чей-то голос, такой же хриплый, как и ревевшие внизу и заглушавшие его волны, дважды прокричал, и каждый раз все нетерпеливее:

- Мег! Мег Меррилиз! Цыганка, ведьма, чертовка!

- Сейчас иду, капитан, - ответила Мег. Но через несколько минут ее нетерпеливый хозяин явился к ней сам откуда-то из развалин замка.

С виду это был моряк, не очень высокий, с лицом, огрубевшим от бесчисленных встреч с норд-остом; коренастый, на редкость крепкого телосложения: можно было с уверенностью сказать, что никакой рост не помог бы противнику одолеть его в схватке. Черты его были суровы, больше того - на лице его не было и следа того веселого добродушия, того беспечного любопытства ко всему окружающему, какие бывают у моряков во время их пребывания на суше. Качества эти, может быть, не меньше, чем все остальное, содействуют большой популярности наших моряков и хорошему отношению к ним, которое распространено у нас в обществе. Их отвага, смелость и стойкость действительно вызывают к себе уважение и этим как будто даже несколько принижают в их присутствии мирных жителей суши. Но ведь заслужить уважение людей отнюдь не то же самое, что завоевать их любовь, а чувство собственной приниженности не очень-то к этой любви располагает. Зато разные мальчишеские выходки, безудержное веселье, неизменно хорошее расположение духа матроса, когда он отдыхает на берегу, смягчают нее эти особенности его характера. Ничего этого не было в нашем "капитане"; напротив, угрюмый и даже какой-то дикий взгляд омрачал его черты, которые и без того были резки и неприятны.

- Куда ты запропастилась, чертова кукла? - сказал он с каким-то иностранным акцентом, хотя вообще-то, по-английски он говорил совершенно правильно. - Don der und Blitzen! [t7] Мы ждем уже целых полчаса. Иди и благослови наш корабль на дорогу, а потом катись ко всем чертям!

В эту минуту он заметил Мэннеринга, который, чтобы подслушать заклинания Мег Меррилиз, так плотно прижался к выступу стены, что можно было подумать, что он от кого-то прячется. Капитан (так он себя именовал) замер от удивления и сразу же сунул руку за пазуху, как будто для того, чтобы достать оружие.

- А ты, братец, что тут делаешь? Небось подглядываешь?

Но, прежде чем Мэннеринг, озадаченный этим движением моряка и его наглым тоном, успел ответить, цыганка вышла из-под свода, где она сидела, и подошла к ним. Глядя на Мэннеринга, моряк спросил ее вполголоса:

- Ищейка, что ли?

Она отвечала ему так же тихо, на воровском наречии цыган:

- Заткни глотку, это господин из замка. Мрачное лицо незнакомца прояснилось.

- Мое вам почтение, сэр. Я вижу, вы гость моего друга мистера Бертрама; извините меня, я вас принял за другого.

- А вы, очевидно, капитан того корабля, который стоит в заливе?

- Ну да, сэр; я Дирк Хаттерайк, капитан люгера "Юнгфрау Хагенслапен", судна, которое здесь всем известно, и я не стыжусь ни имени своего, ни корабля, и уж если на то пошло, то и груза тоже.

- Для этого, наверно, и нет причины.

- Нет. Tausend Donner! [t8] Я ведь здорово торгую, только что нагрузился там в Дугласе, на острове Мэн. Чистый коньяк, настоящий хи-чун и су-чонг, мехельнские кружева. Стоит вам только захотеть... Коньяк что надо. Целые сто бочек сегодня ночью выгрузили.

- Право же, я здесь только проездом, и мне ничего этого сейчас не нужно.

- Ну, в таком случае до свидания, потому что дело не ждет; или, может быть, поднимемся ко мне на корабль и хватим там глоток спиртного, да и чаю вы себе там полный мешок наберете. Дирк Хаттерайк умеет гостей принимать.

В человеке этом сочетались бесстыдство, грубость и подозрительность, и все это вместе взятое было отвратительно. Он вел себя как подлец, сознающий, что к нему относятся с недоверием, но старающийся заглушить в себе это сознание напускной развязностью. Мэннеринг сразу же отказался от его предложений, и тогда, буркнув:

"Ну ладно, прощайте", Хаттерайк скрылся вместе с цыганкой среди развалин замка. Очень узенькая лестница вела оттуда прямо к морю и была когда-то выбита в скале, очевидно для прохода войск во время осады. По ней-то и спустилась эта достойная пара: приятная наружности сочеталась в каждом из них с не менее почтенным ремеслом. Человек, называвший себя капитаном, сел в небольшую лодку вместе с двумя какими-то людьми, которые, должно быть, его дожидались, а цыганка осталась на берегу и, отчаянно жестикулируя, что-то приговаривала или пела.

Глава 5

Едва только лодка, на которой отправился наш достойный капитан, доставила его на судно, там начали поднимать паруса, и люгер стал готовиться к отплытию. После трех пушечных выстрелов в честь замка Элленгауэн он помчался на всех парусах, гонимый ветром, который уносил его все дальше от берега.

- Ну, ну, - сказал лэрд, подойдя к Мэннерингу, которого он давно уже искал. - Вот они: глядите, как они идут, наши контрабандисты, - капитан Дирк Хаттерайк на своей "Юнгфрау Хагенслапен", полуголландец, полумэнец, получерт. Выставляйте бушприт, ставьте грот-марселя, брамселя, бом-брамселя и трюмселя и утекайте! А там догоняй кто может! Этот молодец, мистер Мэннеринг, гроза всех таможенных крейсеров. Они ничего не могут с ним поделать, он каждый раз или чем-нибудь насолит им, или просто от них уйдет... Да, кстати, насчет таможни, я пришел звать вас на завтрак и угощу вас чаем, тем самым, который...

Мэннеринг между тем заметил, что в потоке слов, хлынувшем из уст мистера Бертрама, мысли все каким-то странным образом цеплялись одна за другую.

Как нижутся жемчужинки на нить,

И поэтому, пока их поток не унес его собеседника еще дальше от первоначального предмета их разговора, он вернулся к нему, начав, со своей стороны, расспрашивать о Дирке Хаттерайке.

- О, это.., это да, ничего, негодяй известный. Никто с ним не хочет связываться: это контрабандист - когда душки лежат балластом, капер [c69] и даже пират - когда они подняты наверх. Таможенным с ним просто сладу нет, ни один рэмзейский бандит [c70] им столько хлопот не причинил, сколько он.

- Но послушайте, сэр, если он на самом деле такой, то почему же он заходит покровительство и защиту здесь на берегу?