Аббат, стр. 69

— Милорд, — сказала королева, краснея, — у меня достаточно крепкие нервы, они выдержат и не такую историю. Позвольте, однако, спросить вас, как же этот прославленный меч перешел от Дугласов к Линдсеям? Казалось бы, его следовало хранить как священную реликвию в той семье, которая так ревностно выступала против своего короля от имени своей страны.

— О нет, миледи, — испуганно вмешался Мелвил, — не задавайте таких вопросов лорду Линдсею… А вы, милорд, хотя бы из стыдливости… простите, из приличия… воздержитесь от ответа.

— Пора этой леди услышать правду, — ответил Линдсей.

— И можете быть уверены, — сказала королева, — что ничто из рассказанного вами, милорд, не возмутит ее. Бывают случаи, когда справедливое презрение одерживает верх над справедливым гневом.

— Так знайте же, — сказал Линдсей, — что на полях Карбери-Хилла, где лживый и подлый изменник и убийца Джеймс, в прошлом лорд Босуэл и так называемый герцог Оркнейский, предложил сразиться с любым из пэров, решивших привлечь его к суду, я принял этот вызов, и тогда благородный лорд Мортон подарил мне свой добрый меч, чтобы я с его помощью одержал победу. Клянусь богом, если бы у Босуэла оказалось чуть больше самолюбия или чуть меньше трусости, я бы этим клинком так обработал проклятого изменника, что псы и черные вороны нашли бы пищу уже разделанной должным образом на куски.

Когда было произнесено имя Босуэла, связанное с длинной вереницей преступлений, с позором и несчастьями, казалось, что присутствие духа вот-вот покинет королеву. Но Линдсей продолжал свое хвастовство, предоставив ей тем самым возможность собраться с силами и ответить с холодным презрением:

— Не трудно рубить противника, отказавшегося принять вызов. Но если бы Мария Стюарт вместе с престолом своего отца унаследовала и его меч, ни один даже самый дерзкий мятежник не мог бы сетовать, что ему в наши дни не с кем обменяться ударом. Ваша милость извинит меня, однако, если я сокращу нашу беседу. Даже самое сжатое описание кровавой битвы вполне удовлетворяет женскую любознательность, и если у лорда Линдсея нет для нас ничего более важного, чем рассказы о подвигах старого Кошачьего Бубенчика и рассуждения о том, как он сам, если бы ему позволило время и место, постарался бы превзойти старика, то мы, пожалуй, удалимся в наши покои, и ты, Флеминг, дочитаешь нам небольшой трактат «Des Rodomontades Espagnolles». note 32

— Погодите, миледи, — остановил ее Линдсей, краснея в свою очередь. — Мне с давних пор достаточно хорошо известно ваше остроумие, и я не стал бы добиваться беседы, которая дала бы вам возможность изощрять его на мой счет. Лорд Рутвен и я, вместе с сэром Робертом Мелвилом, явились к вашему величеству по поручению Тайного совета с предложениями, от которых зависят в значительной степени и ваша личная безопасность и благо государства.

— Тайный совет? — воскликнула королева. — Да чьим же именем он существует и действует, если меня, определившую его статут, держат здесь под беззаконным арестом? Но дело не в том… Все, что способствует благу Шотландии, будет принято Марией Стюарт, откуда бы оно ни исходило… А что касается личной безопасности, то ее жизнь и без того затянулась свыше меры и в двадцать пять лет уже успела наскучить ей. Где ваш товарищ, милорд? Почему он опаздывает?

— Он здесь, миледи, — ответил Мелвил, и в ту же минуту появился лорд Рутвен с пакетом в руках. Отвечая на его приветствие, королева смертельно побледнела, но тут же огромным напряжением воли снова взяла себя в руки, как раз в тот момент, когда вельможа, чье появление, по-видимому, так взволновало ее, приближался к ней вместе с Джорджем Дугласом, младшим сыном барона Лохливена, выполняющим, в отсутствие отца и братьев, обязанности сенешаля замка, под началом у старой леди Лохливен, матери его отца.

Глава XXII

Внешность лорда Рутвена и его манера держать себя выдавали полководца и государственного мужа, а грозное выражение лица снискало ему прозвище Грейстил: так называли его близкие друзья, почерпнув это имя из широко известного в те времена рыцарского романа. Его костюм — расшитая куртка из буйволовой кожи — придавал ему вид военного, хотя вовсе не был похож на грязную, неряшливую одежду, Линдсея. Тем не менее этот сын злосчастного отца и отец не менее злополучного семейства носил на себе печать зловещей меланхолии, по которой физиономисты того времени якобы могли отличить обреченных на насильственную и мучительную смерть.

Страх, который охватил королеву в присутствии этого человека, объяснялся тем деятельным участием, которое он принимал в убийстве Давида Риччо. Отец его, главный виновник этого позорного преступления, хотя и был в то время изнурен тяжелым и продолжительным недугом и даже не в силах был носить доспехи, тем не менее поднялся с постели и совершил убийство на глазах у своей повелительницы. Сын его тогда помогал старику и сам сыграл немаловажную роль в этом деле. Не удивительно поэтому, что королева, которая так много пережила, когда при ней совершилось это кровавое злодеяние, до сих пор еще испытывала невольный ужас перед его главными участниками. Тем не менее она любезно ответила на поклон Рутвена и протянула руку Джорджу Дугласу, который поцеловал ее, благоговейно преклонив колено. Это ваш первый знак верноподданнического почтения по отношению к заточенной королеве, который пришлось увидеть Роланду Грейму. Мария Стюарт молча кивнула в ответ, после чего наступило непродолжительное молчание. Дворецкий, человек с мрачным взором и суровым выражением лица, поставил, по указанию Джорджа Дугласа, стол с письменными принадлежностями, а паж, повинуясь немому приказу своей госпожи, придвинул большое кресло с той стороны стола, где находилась королева, вследствие чего стол теперь как бы барьером отделял Марию Стюарт и ее свиту от незваных гостей. После этого дворецкий отвесил низкий поклон и покинул зал. Когда дверь за ним закрылась, королева первая нарушила молчание:

— С вашего позволения, милорды, я сяду… Хотя мои нынешние прогулки не столь продолжительны, чтобы вызвать утомление, все же сейчас я нуждаюсь в отдыхе более, чем обычно.

С этими словами она опустилась в кресло и, заслонив красивой рукой глаза от света, внимательным, испытующим взором посмотрела на каждого из пэров. Мэри Флеминг поднесла платок к глазам, а Кэтрин Ситон и Роланд Грейм обменялись взглядами, полными такого участия и сострадания к их венценосной госпоже, что, казалось, они и думать не могли о чем-либо, касавшемся их самих. С минуту все молчали.

— Я жду объяснения вашего прихода, милорды, — сказала наконец королева. — Я жду, что мне сообщат о миссии, возложенной на вас теми, кого вы называете членами Тайного совета. Вероятно, это петиция с извинениями и просьба вернуться на принадлежащий мне по праву престол, не слишком тяжко покарав тех, кто отнял его у меня.

— Миледи, — ответил Рутвен, — нам нелегко открыть суровую правду государыне, которая так долго правила" нами, но мы прибыли сюда прощать, а не просить прощения. Иными словами, миледи, от имени Тайного совета мы предлагаем вам подписать эти акты, которые должны в значительной мере содействовать умиротворению страны, распространению слова божьего и вашему личному дальнейшему благополучию.

— Ваши учтивые слова, милорд, должны быть приняты на веру? Или я получу возможность ознакомиться с содержанием этих актов примирения, перед тем как меня попросят их подписать?

— Безусловно, миледи, желательно и необходимо, чтобы вы прочли то, что требуется подписать, — ответил Рутвен.

— Требуется, — подчеркнуто повторила королева. — Впрочем, это слово здесь вполне уместно… Читайте, милорд.