Сказание о суворовцах, стр. 15

— Не с Александром ли Суворовым? Или одна?

— А разве это запрещается? Какое это имеет значение? Мне уже семнадцатый год…

Сима поняла: отец испытывает неловкость. Саша — суворовец его роты. Неприятности Саши как-то касаются и её отца, подполковника Палова.

Сима защищала друга, убеждала, что он вовсе не такой, как все.

— Ты совершенно не прав, — упрекнула его жена, выходя из спальни. — Я всё слышала. Сколько раз ты повторял слова генерала: «Человек без дружбы жить не может»? Или ты забыл, что мы с тобой познакомились, когда ты тоже был суворовцем?

— То другое дело. Твой отец не был моим командиром, — ответил Палов.

Он всё прекрасно понимал и в душе одобрял дружбу дочери с Сашей.

Никогда в жизни Саша не испытывал ещё такой радости, как в этот солнечный мартовский день на лыжной прогулке в лесу недалеко от платформы «Трёхгорка».

Сима безудержно хохотала и, порозовевшая на ветру, то и дело обгоняла Сашу, не подозревая, что он нарочно не убегает от неё.

День полководца

Мартовская метель ещё злилась, но весна брала своё: с рамы свалился ком снега и обнажил мокрое пятно. В полдень выглянуло солнышко, заискрилась капель. Только в тени на изгибах водосточных труб застыли остроконечные сосульки.

По плану во второй роте проводился День полководца, посвящённый Суворову. Суворовцы относились к нему с особым почтением, готовились за несколько дней. Большой приз, новая книга, присуждался тому, кто расскажет о генералиссимусе Суворове что-то новое, интересное, запоминающееся.

В один из мартовских дней о Суворове должен был рассказывать Саша. Он вышел к учительскому столу, остановился, положил руку на спинку стула.

— О победах или интригах? У Суворова было много врагов — не только чужеземцев, но и среди царских вельмож и военных чинов.

— А вы сами решайте, как и что, — посоветовал прапорщик. — Можно и о личных делах, если извлекается из этого польза.

Саша достал из кармана блокнот, отыскал нужную страничку.

— 23 марта двести два года тому назад Суворов был назначен командующим Крымским корпусом. Самолюбивый и не прощавший причинённого ему зла, он однажды решил проучить своего бывшего начальника. Принимая под своё командование войска, Суворов 27 апреля появился в Бахчисарае, не оповестив об этом генерала Прозоровского, у которого должен был принять корпус.

Прозоровский послал в Бахчисарай дежурного генерала, чтобы тот узнал, когда соизволит Суворов явиться к нему?

Адъютант Суворова ответил, что его начальник очень болен и никого принять не может. Генерал так и доложил Прозоровскому.

А тем временем Суворов ужинал у русского резидента, фактического правителя при Бахчисарайском дворе, и весело рассказывал о каком-то походе.

Прозоровский понял, что Суворов не хочет его видеть и, оскорблённый этим, отослал с нарочным необходимые для передачи корпуса документы, а сам укатил в Москву.

Через день-два Суворов, осмотрев позиции, приказал укрепить их посильнее, а солдат велел кормить получше, больных лечить. Он отдал приказ, — Саша зачитал запись в своём блокноте, — «иметь ежевремянное попечение о соблюдении паче здоровья здоровых… Пить воду отварную и отстоянную, а слабым — сухарную или уксусную… Застоялую олуделую пищу отнюдь не употреблять, но надлежаще варить, а по употреблении вымывать и вытирать котлы сухо. Обуви и мундирам быть не весьма тесным, дабы и в обуви постилка употреблятца могла… Наблюдать весьма чистоту в белье неленостным вымыванием оного. Строго остерегатца вредного изнурения, но тем паче к трудолюбию приучать, избегая крайне праздностей…»

— Интересно, очень интересно, — сказал прапорщик Котов, — а что потом было, когда Суворов принял корпус в Крыму?

— В тот же год Турция начала стягивать к Южному Бугу войска. Однажды Суворов осмотрел береговую оборону и приказал за ночь оборудовать артиллерийские позиции, сделать насыпь и вырыть ходы сообщения, окопы для пушек. С рассветом работа была прекращена.

Утром турецкий командующий Гаджи Мегмет увидал позади флотилии, у входа в море, солидные земляные насыпи, позиции артиллерии и — ни живой души. Тут же он запросил у Суворова: зачем возводятся укрепления?

Суворов ответил: «Дружески получа ваше письмо, удивляюсь нечаянному вопросу, не разрушили ли мы обострений дружбы… К нарушению взаимного мира никаких намерений у нас нет, а, напротив, всё наше старание к тому одному устремлению, чтобы отвратить всякие на то неприязненные поползновения и чтоб запечатлённое торжественными великих в свете государей обещаниями содружество сохранить свято. Итак, мой приятель, из сего ясно можете видеть мою искреннюю откровенность и что сумнение ваше выходит из действий вашей внутренности…»

Гаджи Мегмет понял, что Суворов готов отразить нападение. Он порвал ответ и приказал немедленно покинуть бухту. Высадка турецких войск в Крым была сорвана.

За умение вытеснить турок из Ахтираской бухты царица Екатерина пожаловала Суворову золотую табакерку, украшенную бриллиантами (Суворов не курил, а нюхал табак). А придворные генералы начали интриги против Суворова.

В классе стояла тишина. Котов прошёлся взад-вперёд.

— Достаточно, молодец! — Прапорщик посмотрел на часы. — У нас уже нет времени. Объявляю, на очередном уроке тема: «Каким был в юности Володя Ульянов?»

Перед отбоем, когда суворовцы имеют время для подготовки ко сну, Илья Зубов хлопнул Александра по плечу:

— Откуда ты всё знаешь о Суворове? А я вот где-то читал, что ему не повезло в семейной жизни…

— Ты прав, семейного счастья ему не хватало, но он испытал счастье победы над врагом.

— А знаешь, — шепнул Илья, потеребив Сашу за плечо, — я так люблю читать про интриги…

— Вот это-то в жизни и не важно.

— Ну, ты даёшь… — И, словно что-то вспомнив, Илья достал из кармана Сашин значок и бросил на подушку. — Забирай, кандидат в мастера. Пошутил я, хотел проверить тебя: кого заподозришь, а ты даже никому не сказал о пропаже.

— Не доложил командиру только потому, что никого не хотел обвинять. Но если бы меня спросили: «Кого подозреваешь», я ответил бы: «Зубова Илью».

— Фи! Я хотя и не Суворов, но манёвр тоже разработал. Я полез бы под твою кровать и сказал бы: «Вот он, значок-то!»

Саша в упор посмотрел на него:

— Значок ты можешь носить. Но кто тебе одолжит совесть?

Прекрасная идея

На утреннем осмотре Саша не имел замечаний. С любовью относился он к своему мундиру. Куртка и брюки хорошо вычищены, аккуратно выглажены, свежий подворотничок, ботинки словно лаковые. Идеально заправлена койка. В тумбочке тоже всегда порядок. Ничего лишнего, всё убрано. Но в тот солнечный весенний день прапорщик сделал Саше замечание:

— Почему у вас под матрацем тетрадь?

— Извините, товарищ прапорщик. Помните, я докладывал вам о разговоре с полковником Садковым?

— Допустим. Ну и что?

— Так вот, полковник тогда сказал, что нужно найти пионерское знамя, с которым мой отец ходил в атаку. Я пишу письма в разные города, музеи и спрашиваю: не сдавал ли кто после войны боевое пионерское знамя?

Прапорщик Котов имел одну особенность — любил возвращаться к начатому разговору позже, через несколько дней. Однажды, когда суворовцы занимались в спортивном зале гимнастикой и Саша после выполнения упражнения на брусьях отдыхал, прапорщик присел рядом.

— Думал я насчёт знамени. Вот что: попроси-ка своего тренера заняться этим делом. Ты говорил, что она корреспондент радио. Пусть о пионерском знамени передадут по радио. Может быть, отзовётся кто-нибудь.

— Прекрасная мысль! Спасибо, — воскликнул Саша. — Как же я не догадался раньше?

В тот же день Саша позвонил Алле Антоновне и сказал ей, что прапорщик Котов подал интересную идею — попросить рассказать о знамени по радио.

Алла Антоновна одобрила предложение, но обещала поговорить сначала с отцом Саши. Нужно взять интервью, и тогда уж написать рассказ для радио.