Сказание о суворовцах, стр. 1

Андрей Дмитриевич Жариков

Сказание о суворовцах

Сказание о суворовцах - i_001.png

Сказание о суворовцах - i_002.png

Андрей Дмитриевич Жариков — полковник, участник Великой Отечественной войны. Он автор многих произведений для детей и юношества о замечательных советских людях — защитниках нашей Родины, о юных героях, помогавших ковать победу на фронте и в тылу.

Его перу принадлежат книги: «Солдатское сердце» — о выдающемся полководце, Маршале Советского Союза Г. К. Жукове, «В землянках не гасли светильники» — о Маршале Советского Союза С. С. Бирюзове. Повести «Юногвардейцы», «Невидимки», «Орден отца» рассказывают о смелых и отважных пионерах военных лет.

За повесть «Солдатское сердце» А. Д. Жариков удостоен звания лауреата премии имени А. А. Фадеева и награждён серебряной медалью.

«Сказание о суворовцах» — новая повесть писателя, посвящённая жизни и учёбе суворовцев в наши дни.

Издательство признательно командованию Московского суворовского военного училища за содействие в создании этой книги.

На Иртыше

Сказание о суворовцах - i_003.png

Маленький, ещё короткохвостый, горластый сорочонок разбудил Сашу и Мишу до восхода солнца. Птенец не замолк, пока Миша не вынес ему кусок размоченной булки.

— Всегда так? — спросил Саша.

— Каждое утро. Раньше я брал его на ночь на террасу и оставлял мокрые крошки на столе, на рассвете он схватит завтрак и летает из угла в угол. Бабушка сердится. Знаешь, сколько «визиток» наделает…

Соседские девчонки прозвали сорочонка Галей, и он охотно отзывался. Улетит куда-нибудь, притаится в тени, а как позовут: «Галя! Галя! Галя!», появляется и смотрит, чем угостят.

Днём сорочонок любил сидеть на крыше среди породистых голубей. Важничал, словно он — жар-птица. Голуби — птицы добродушные, не трогают малыша. А больших сорок гонят прочь, потому что те крадут яйца и птенцов.

Миша вспомнил, как говорил дедушка на покосе: «Не бери малыша, оставь на копне, не пропадёт». Но Миша сжалился: лиса может съесть, здесь, в кустарниках у Иртыша, много лис водится.

— Конечно, — согласился Саша, — пусть живёт, кому мешает…

Казалось, Миша жаловался своему московскому гостю, а на самом деле восхищался птенцом.

— Хитрый. Если позовёт кто-нибудь, он сразу на плечо не сядет. Издали посмотрит, есть ли что-нибудь в руках, а уж потом садится.

До появления сорочонка даже голуби, воркующие с самой рани, Мишу не будили, а теперь, едва Галя подаст голос, внук лесничего мгновенно просыпается и идёт кормить приёмыша. Заодно и голубям водички нальёт в корытце. Зерно голуби клюют на элеваторе — рядом, через дорогу. И летом и зимой от хозяина дома ничего не требуют. А у Мишиного деда одна забота: закрыть на ночь чердак, чтобы кошки не забрались и не утащили птенцов.

Удивительная птица голубь. Приживётся на чердаке какого-нибудь дома и ни к кому не улетает. Местные сельские ребята попросят у лесничего пару-другую почтарей, по неделе держат у себя в голубятнях, а как выпустят на волю, птицы всё равно улетают домой.

Саша сбросил одеяло, встал с койки и, подойдя к столу, посмотрел на Мишины ручные часы.

— Собираться надо. Уже пять. И хорошо, пока не палит солнце.

— Рано, — поленился Миша. — Пусть просохнет. Когда роса — и ежевика сырая, не сладкая, и вымокнем до ушей. Там трава — во!

— Ну, тогда поспим. — Саша опять лёг и набросил на себя одеяло.

Миша стал объяснять, когда лучше собирать ежевику. То и дело щеголял местными словечками.

— Тут утром роса — лёд, и ежевика водянистая. Бррр! А как поднимется солнце, всё просохнет в момент. Обратно пойдём — в Иртыше искупаемся. Красотища! Я каждый год у деда в гостях. Раньше ежевики было уйма. Теперь — ёк, курсак не набьёшь.

«Ек» — значит «нет», «курсак» — «живот». Зачем Миша щеголял этими казахскими словами, он и сам не знал.

Миша закончил седьмой класс. Он на год моложе Саши. А ростом выше. Любит модно одеваться. Носит протёртые до дыр с заплатами джинсы и широкий ремень с медной пряжкой. А того, что он в этих джинсах выглядит карикатурно, не понимает.

В это лето Мише повезло. К его дедушке Петру Никитовичу Лынову приехал из Москвы фронтовой друг — Василий Александрович Суворов с сыном Сашей. Дедушка не раз рассказывал, как лейтенант Суворов водил солдат в атаку под пионерским знаменем. Необычайно интересная история. И вот сейчас фронтовой товарищ со своим сыном в гостях у деда.

Тридцать пять лет отец Саши не знал, что старшина Лынов остался в живых. После ранения они оказались в разных госпиталях, искали друг друга.

Уже после войны Василий Александрович получил ответ из штаба полка, что старшина Лынов погиб. И только в восьмидесятом году Сашин отец увидел по телевизору передачу о ветеране лесного хозяйства из далёкого казахстанского райцентра и сразу же узнал в нём своего боевого старшину Петра Лынова, полного кавалера орденов Славы. Написал ему письмо, пригласил в Москву.

Пётр Никитович тут же ответил телеграммой: «Безмерно рад. Приехать не могу. Не позволяет здоровье. Жду тебя в любое время. Очень жду». И подписался, как его звали на фронте: «Никитыч».

Два дня с утра до ночи и в саду, и за домашним столом не смолкали воспоминания боевых друзей. У мальчишек свои дела: рыбалка, поход за ежевикой, купание в Иртыше.

Накормив сорочонка, ребята поговорили немного и незаметно опять заснули. Утром всегда хороший сон. Заснули и проспали.

Разбудил голос Мишиного деда:

— Эге-ей, юногвардейцы! Подъём!

Дедушка стоял у раскрытой двери и ласково улыбался.

— Ну, и гвардия нынче пошла! Бабушка парного молока принесла, сорочонок все подушки перепачкал, а они, так-скать, досматривают сны.

— А мы уже не спим, — попытался вывернуться Миша. — И сорочонка уже кормили.

— Ну тогда, так-скать, умывайтесь — и завтракать. Поедем к нашему леснику, так-скать, в лес. Вот там и ежевика, и орехи, и рыбалка, а глядишь, и грибочки появились. На сборы полчаса! Форма одежды — походная. Мешки, вёдра, удочки — с собой! Живо! — скомандовал Пётр Никитович.

Бабушка Паша уже поставила на стол большую сковороду жареной картошки, миску с яйцами, помидоры, огурцы.

— Садитесь, дорогие гости, прошу. Путь дальний. С собой возьмите яйца. Запекла в золе, так что долго не испортятся и вкусней, чем в воде сваренные.

— Да что ты, мать! — отмахивался Пётр Никитович. — Там нас накормят. У лесника рыбы полно. А вот баранины надо прихватить. Жинка его такой бишбармак делает!.. Так-скать, не нарадуешься.

Ещё не закончили пить чай, заваренный душистыми травами, как подкатил «газик». За рулём сидел скуластый парень, с виду мрачноватый.

Когда уложили всё, что было приготовлено, дедушка сказал водителю:

— Ну, Аманжол, поедем на кордон к твоему тестю. Хочу показать дорогим гостям ореховую рощу. А ты доставь нас «с ветерком».

Аманжол сразу заулыбался:

— Это можно. Мигом там будем…

Но «миг» длился часа два. Старенький «газик», полученный лесничеством ещё в первые годы освоения целины, тарахтел, «чихал», распугивая птиц, дымил, как дизельный грузовик, и с трудом выдавал не более сорока километров в час.

В пути дедушка жаловался:

— Донимают браконьеры, так-скать, владельцы собственных машин. Им сюда час езды. Не то что на нашем «вездеходе». Налетают как саранча. Орехи тащат, лещину на удилище вырубают, пугают птицу и зверей. Боюсь, от орешника ничего не останется.

— Охранять надо, — сказал Василий Александрович.

— Да их, так-скать, уйма, а лесник один. Правда, теперь появился у нас помощник. Откуда-то забрёл медведь. Намедни одного браконьера заикой сделал. Ушёл парень рвать орехи, а медведь к машине. Упёрся лбом и толкает «Жигули» под откос… Повалил набок.