Ловушка для графа, стр. 8

– А пока гордость позволяет Джеймсу обращаться ко мне всякий раз, когда у него кончаются деньги. Лидия, не он ли послал сегодня за тобой?

– Нет, Если честно… – она заколебалась, и к своему немалому удивлению Эдвард заметил в ее глазах озорной блеск. – Нед, ты помнишь, когда Джеймс был здесь последний раз – перед тем, как вы поссорились и он, не прощаясь, выскочил из Дома, – мама тогда еще показывала нам семейную книгу?

Ротвелл поморщился. Его мачеха обожала сообщать всем друзьям и гостям, что и она, и ее покойный супруг – потомки Эдварда Первого от его двух королев. Когда появилась мода иметь искусно сделанную книгу с семейной родословной, она тут же заказала себе такую. Но вместо традиционного генеалогического древа решила изобразить родословную в виде ананаса, верхушку которого венчала голова Эдварда, на листьях размещались промежуточные ветви королевского рода, а сам ананас был разрезан на кусочки. Здесь и размещались родители самой леди Ротвелл, ее покойного мужа и их отпрыски.

– Сущая нелепица, – Ротвелл сделал вид, что припоминает с трудом.

– Ты недоволен, что твой портрет намного хуже, чем портрет Джеймса, – Лидия усмехнулась.

– Мой портрет едва различим, – напомнил Эдвард, не желая говорить, что портрета его матери нет вообще. – Видимо, обо мне вспомнили в последний момент.

– Возможно, – согласилась Лидия. – Но вряд ли мама забыла бы о тебе, ведь именно ты унаследовал титул графа.

– Конечно. И именно я заплатил за эту книгу.

– Неужели? Ах да, должно быть, так. Но мама так увлеклась генеалогией, что стала постоянно приставать к Джеймсу. Взгляни, – Лидия жестом указала на стену позади них.

Среди множества картин в глаза бросались два совершенно новых портрета. Первый изображал чувственную женщину; прислонясь к дереву, она призывно улыбалась змею, свисающему с ветки и держащему в своей пасти яблоко. Под портретом стояла подпись: «Ева де Карслей». Рядом красовался портрет стройного, довольно глупого на вид мужчины, чьи интимные части тела были спрятаны за кустом. Мужчина с изумлением всматривался в грозовую тучу, в которой среди молний вырисовывалось чье-то суровое лицо. «Адам де Карслей» гласила подпись.

Несколько напряженных мгновений Ротвелл не мигая смотрел на портреты, а затем разразился таким хохотом, что даже выступили слезы и заболели бока.

Лидия наблюдала за ним с кривой улыбкой, даже не пытаясь говорить, пока он не закончит смеяться.

– Конечно, Нед, это ужасно смешно, – сказала она, когда брат, наконец, успокоился. – Но что нам с этим делать? Об этом я и намеревалась поговорить с Джеймсом. Ведь не можем же мы их здесь оставить. Мама надеялась, что он заглянет в твое отсутствие и принесет отбеливающее средство для лица. Ее хватит удар, если кто-нибудь из гостей увидит эти картины. Она же пригласила леди Таукшенд и графиню Портланд!

Подавив последний смешок, Ротвелл пообещал позаботиться о картинах.

– Отлично. Но, Нед… – Лидия посмотрела ему в глаза. Ты ведь оставишь их невредимыми? Они так красивы…

Эдвард ущипнул ее за щечку.

– Конечно, кокетка. Я считаю их просто замечательными. Разве тебе не пора одеваться?

– На это, сэр, мне не требуется два часа. Но все же я сейчас покину тебя, нужно написать письма, – она улыбнулась и направилась в гостиную матери.

– Лидия, – окликнул Ротвелл. – Никаких писем лорду Томасу Девериллу!

– Я и не собиралась, – девушка тряхнула головой.

– И не следует флиртовать с Оливером, – строго добавил он. – Я не хочу увольнять парня, если он потеряет голову из-за несносной проказницы!

Лидия с любопытством взглянула на сводного брата.

– Нед, неужели ты действительно его уволишь?

– Сразу же и без рекомендательного письма.

– О! Но это же несправедливо!

– Несправедливо. Но необходимо.

Лидия закусила губу и медленно пошла прочь. Ротвелл с сожалением заметил, как в ее глазах погас веселый блеск. Но, возможно, она все же прислушается к его словам.

Когда Лидия ушла, Ротвелл взглянул на портреты и усмехнулся. Временами он очень любил своего безответственного, но несомненно талантливого сводного брата.

Он позвонил в колокольчик и приказал слуге снять картины и повесить в его собственной спальне. Затем прошел в библиотеку и принялся изучать карту Британии, пытаясь обнаружить на ней свои новые владения и определить, действительно ли остров Скай далеко от них, как Оксфорд от Бристоля.

ГЛАВА 3

Лондон, сентябрь 1750 года.

Если грохот железных ободьев по мощенным булыжником улицам и не был достаточно громким, чтобы Мэгги нестерпимо захотелось заткнуть уши, то у нее все равно возникло бы такое желание из-за шумной перебранки между кучером и служанкой, наполовину высунувшейся из окна и во всю мощь своих легких выкрикивав – язвительные оскорбления в его адрес.

– Фиона, сядь и успокойся, – чтобы хоть как-то перекричать невообразимый шум, Мэгги пришлось значительно повысить голос. Но все было бесполезно. Многолюдную улицу буквально наполняли различные звуки – крики, топот ног и цоканье копыт, скрип и грохот колес множества экипажей сделали все, чтобы голос девушки прозвучал не громче комариного писка.

Итак, наконец-то она в Лондоне. По правде говоря, все произошло довольно быстро – стоило Мак-Друмину с большой неохотой согласиться на ее поездку в Лондон, как тут же начались сборы, и она отправилась в путь. Сегодня, если Мэгги не ошибалась, пятница, одиннадцатое сентября, так что до прибытия принца Чарльза оставалось еще несколько дней, Мэгги невольно приложила руку к груди, где за корсажем надежно спрятано послание шотландских горцев, которое она должна передать принцу.

Она боялась, что путешествие затянется, поскольку Мак-Друмин, пользуясь властью отца, запретил ночевать в общественных местах. Вместо этого устроил дело таким образом, что ее перевозили, как секретный пакет, из одной семьи якобитов в другую. Всем, кто так или иначе проявил интерес к ее отъезду, было сказано: Мэгги едет в Эдинбург навестить друзей. Она путешествовала с большим удовольствием и многое узнала на своем пути, хотя не все новости оказались утешительными.

В домах, где ей пришлось ночевать в Шотландии, поддержка принца показалась неожиданно слабой, но, тем не менее, Мэгги продолжала верить, что шотландские якобиты тут же придут ему на помощь, как только начнется восстание. Однако чем дальше она продвигалась на юг, тем меньше искренности было в словах людей, сочувствующих принцу. Многим нравилось быть вовлеченными в некие «тайные дела», и они не упускали случая поднять бокал вина над бокалом с водой – так пили за короля «над водой», а не за короля Георга Ганноверской династии. Это был не более чем жест, и о серьезной поддержке говорить не приходилось. Мэгги очень огорчил факт, что леди выказывали принцу больше преданности, чем мужчины, которые все время предупреждали об опасностях столь рискованного путешествия и, похоже, совсем не одобряли благородную миссию. Тем не менее все, с кем девушке доводилось встретиться, были в восторге, что принц намеревается тайно приехать в Лондон для встречи со своими сторонниками.

Когда Фиона издала еще одни пронзительный крик, Мэгги не выдержала и бесцеремонно втащила ее в карету за юбку.

– Фиона, Мунго знает, куда ехать, – твердо сказала она. – Своими воплями ты только мешаешь и сбиваешь с пути. Кроме того, делаешь из себя посмешище.

– Но, мисс Мэгги, он заедет не туда. Я в этом совершенно уверена. Мунго из тех мужчин, которые даже при ясном утреннем свете не могут найти собственных чулок, не говоря уже о башмаках.

– Ему всего лишь нужно найти Эссекс-стрит, и поскольку мы знаем, что она заканчивается на берегу Темзы, это не может быть сложным.

– Лондон – ужасно большой город, – упрямо возразила Фиона.

– Но вполне цивилизованный. Посмотри, везде светло и чисто, – Мэгги смотрела в окно и вспомнила, что большая часть Лондона заново отстроена восемьдесят лет назад после большого пожара. Красные и желтые кирпичные дома, мимо которых они проезжали, со временем немного поблекли, но ни один не был покрыт таким толстым слоем сажи, как дома в Эдинбурге.