Сочинения, стр. 160
x x x
Жан, Жак, Гийом, Густав —
Нормальные французы, —
Немного подлатав
Расползшиеся узы,
Бесцветные, как моль,
Разинув рты без кляпа,
Орут: "Виват, Жан Поль,
Наш драгоценный папа!"
Настороже, как лось,
Наш папа, уши — чутки.
Откуда что взялось —
Флажки, плакаты, дудки?
Страшась гореть в аду,
Поют на верхней ноте.
"А ну-ка, ниспаду
Я к вам на вертолете!"
"Есть риск — предупредил
Пилот там, на экране, —
Ведь шлепнулся один
Не вовремя в Иране".
"Смелее! В облака,
Брат мой, ведь я в сутане,
А смерть — она пока
Еще в Афганистане!" —
И он разгладил шелк
Там, где помялась лента,
И вскоре снизошел
До нас, до президента.
Есть папа, но была
Когда-то божья мама.
Впервые весела
Химера Нотр-Дама.
Людским химер не мерь —
Висит язык, как жало.
Внутри ж ее теперь
Чего-то дребезжало.
Ей был смешон и вид
Толпы — плащи да блузки…
Ан, папа говорит
Прекрасно по-французски.
Поедет в Лувр, «Куполь»
И, может быть, в Сорбонну,
Ведь папа наш, Жан Поль,
Сегодня рад любому.
Но начеку был зав
Отделом протокола:
Химере не сказав
Ни слова никакого,
Он вышел. Я не дам
Гроша теперь за папу.
Химеры Нотр-Дам,
Опять сосите лапу!
Две просьбы
М. Шемякину — другу и брату — посвящен сей полуэкспромт.
I.
Мне снятся крысы, хоботы и черти. Я
Гоню их прочь, стеная и браня,
Но вместо них я вижу виночерпия,
Он шепчет: "Выход есть — к исходу дня
Вина! И прекратится толкотня,
Виденья схлынут, сердце и предсердия
Отпустят, и расплавится броня!"
Я — снова — я, и вы теперь мне верьте, я
Немного попрошу взамен бессмертия, —
Широкий тракт, холст, друга, да коня,
Прошу покорно, голову склоня:
Побойтесь Бога, если не меня,
Не плачьте вслед, во имя Милосердия!
II.
Чту Фауста ли, Дориана Грея ли,
Но чтобы душу дьяволу — ни-ни!
Зачем цыганки мне гадать затеяли?
День смерти уточнили мне они…
Ты эту дату, Боже, сохрани, —
Не отмечай в своем календаре или
В последний миг возьми и измени,
Чтоб я не ждал, чтоб вороны не реяли
И чтобы агнцы жалобно не блеяли,
Чтоб люди не хихикали в тени.
От них от всех, о, Боже, охрани,
Скорее, ибо душу мне они
Сомненьями и страхами засеяли!
x x x
Неужто здесь сошелся клином свет,
Верней, клинком ошибочных возмездий…
И было мне неполных двадцать лет,
Когда меня зарезали в подъезде.
Он скалился открыто — не хитро,
Он делал вид, что не намерен драться,
И вдруг — ножом под нижнее ребро,
И вон — не вынув, чтоб не замараться.
Да будет выть-то! Ты не виновата —
Обманут я улыбкой и добром.
Метнулся в подворотню луч заката
И спрятался за мусорным ведром…
Еще спасибо, что стою не в луже,
И лезвие продвинулось чуть глубже,
И стукнула о кафель рукоять,
Но падаю — уже не устоять.
x x x
По речке жизни плавал честный Грека
И утонул, иль рак его настиг.
При Греке заложили человек,
А Грека — «заложил за воротник».
В нем добрая заложена основа,
Он оттого и начал поддавать.
«Закладывать» — совсем простое слово
А в то же время значит: «предавать».
Или еще пример такого рода:
Из-за происхождения взлетел,
Он вышел из глубинки, из народа,
И возвращаться очень не хотел.
Глотал упреки и зевал от скуки,
Что оторвался от народа — знал,
Но «оторвался» — это по науке,
На самом деле — просто убежал.
x x x
Михаилу Шемякину — чьим другом посчастливилось быть мне!
Как зайдешь в бистро-столовку,
По пивку ударишь, —
Вспоминай всегда про Вовку —
Где, мол, друг-товарищ?!
И в лицо трехстопным матом —
Можешь хоть до драки!
Про себя же помни — братом
Вовчик был Шемяке.
Баба, как наседка квохчет
(Не было печали!)
Вспоминай!!! Быть может, Вовчик —
«Поминай как звали!»
M.Chemiakin — всегда, везде Шемякин.
А по сему французский не учи!..
Как хороши, как свежи были маки,
Из коих смерть схимичили врачи!
Мишка! Милый! Брат мой Мишка!
Разрази нас гром!
Поживем еще, братишка,
По-жи-вь-ем!
Po-gi-viom.