Французская мелодия, русский мотив, стр. 35

— Ну, ты, матушка, даешь, — совершенно искренне возмутился тот, — как это зря? Ты на Витальку посмотри, и тебе все станет ясно. Парню ноги нужны здоровые, и это сейчас самое главное.

— Но у Григория здесь жизнь прошла, жена тут похоронена…

— Вот именно, что похоронена. А сын — живой, инвалид к тому же. Он ведь только из-за него на эту поездку решился и правильно, между прочим, сделал.

— Но в Париже совсем другая жизнь, другие люди.

— Марьяша, я не понял, — Порецкий начинал медленно закипать, — что значит «другие люди»? Ты, я надеюсь, останешься прежней? Запомни, ты и только ты несешь сейчас за них ответственность. И при чем здесь Париж? Они собираются жить в этих самых Вогезах, которые ты так расхваливала. А Виталию вообще сразу надо будет ехать в клинику.

Миша отошел от окна и сел в потрепанное старенькое кресло у камина. Он понимал, что Марьяше одной не справиться со всем этим. Надо будет ехать с ней, чтобы все оформить юридически, чтобы у мужиков не было никаких проблем. Хваленый юрист по фамилии Орлов, на которого Марьяша возлагала такие большие надежды, может за время ее отсутствия снюхаться с ее «милой» мамочкой и придумать ловушку. Придется увольняться с работы и ехать с ними в Париж, потому что Артурчик так просто в очередной отпуск не отпустит. Да, дела…

Но более всего Мишане хотелось вычислить Наблюдателя. Просто азарт проснулся, как у настоящего сыщика. Хотя сыщиком он никогда не был и даже не мечтал им стать, по теперь другое дело. Его просто необходимо было найти и допросить с пристрастием.

Сколько загадок вокруг одной беззащитной девушки. Откуда они, и с чем вся эта слежка за ними связана? Миша начал даже думать о том, что Марьяша скрывает что-то, что-то совсем запретное, еще более тайное, чем «страшная» тайна ее бабушки, связанная с незаконнорожденным сыном.

Марьяша стояла у окна и смотрела на Григория. Он носился по двору как заведенный: трижды переставил грабли, несколько раз проверил замки на сарае и на «столярке». Виталий тоже нервничал, но тем не менее собирал на стол все самое вкусное:

— Марьяша, а может, баночку нашей аджики в Париж прихватим? — спросил он, чтобы отвлечь ее от окна.

— Неплохо было бы, — тихо ответила она, — Нюша любит всякие деликатесы.

— Ты считаешь, что моя аджика сойдет за деликатес?

— Конечно, я бы добавила, что за экзотический деликатес. Вкус у нее очень необычный.

— Тогда, наверное, лучше закатать в банку, а не просто капроновой крышкой закрыть, да? — спрашивал откровенную ерунду Виталий, чтобы только не видеть мучений отца. — Миш, а ты как думаешь, у нас на таможне ее не отберут?

— Не отберут, у меня там девчонки знакомые есть.

— Хорошенькие? — поинтересовалась Марьяша.

— Для Витальки в самый раз. Мы его с ними разбираться заставим.

Так, за шутками, они всеми возможными способами старались убить время, остававшееся до отъезда.

…Вернувшись из супермаркета, Орлов позвонил в офис — хотелось побыстрее окунуться в работу, чтобы отвлечься от невеселых мыслей. Здесь ждал приятный сюрприз — его очень настойчиво искала мадам Маккреди.

«Ага, Полинка объявилась, — потирая руки от удовольствия, подумал Орлов, — значит, мы еще повоюем».

А Полина тем временем готова была разорвать несносного Орлова, который в нужный момент неизвестно куда пропал. Понимая, что ей придется долго упрашивать его и, скорее всего, просто покупать за очень высокую цену, Полина не теряла надежды на то, что он переметнется на ее сторону.

«Ну кто такая Марьяша? Девчонка, совсем зеленая девчонка, которую никто и не знает, — размышляла она. — И кто такая Полина Маккреди. Это, простите, имя. Раскрученная торговая марка, если уж на то пошло. А потом опять же личные симпатии. Орлов ведь когда-то ухаживал за мной, настойчиво ухаживал. Но мне тогда нравились совсем другие мужчины — бунтари, молодые, дерзкие, как Маккреди. Да, ничем хорошим это не кончилось. Теперь его доченька делает все возможное, чтобы меня разорить. Но тебе, моя дорогая, это сделать не удастся».

Ее размышления прервал телефонный звонок. На другом конце провода она услышала приятный баритон Орлова. «Ну, наконец-то объявился, старый козел, — подумала про себя Полина, а вслух произнесла другое. — Как же долго вы отсутствовали, Алекс. Не иначе решали дела государственной важности, а?»

Нельзя сказать, чтобы Полина раздражала его. Нет, напротив, он в душе был поклонником ее изысканности, тонкой красоты. По молодости даже мечтал о ней. Несмотря на годы, она всегда великолепно выглядела.

Но умственные способности дочери такого матерого человека, как граф Порошин, оставляли желать лучшего, постепенно интерес к ней иссяк. Орлов никак не мог понять — как у таких замечательных родителей могла родиться дочь, подобная Полине?

Оба — и граф, и графиня — отличались на редкость острым умом, чувством меры, рассудительностью, но Полину этими качествами Бог уж точно обделил. Кроме красоты и вечного желания быть всегда и во всем лучше всех, он ей ничего не дал. Ах нет, еще послал ей дочь — милую девчонку, всеобщую любимицу, абсолютно лишенную материнского тщеславия.

Похоже, сейчас ему придется вступить с ней в борьбу. Причем, судя по серьезности ее намерений исполнить завещание и притащить во Францию этих несчастных мужиков, борьба будет серьезной. Очень не хочется воевать с внучкой такого человека, как граф Порошин, — единственного человека, которого Орлов искренне уважал — но на карту поставлено «Пристанище Мавра». А это не только его безбедная старость, но еще и Анри с Фабио. Тоже не последние люди в его жизни…

Фабио с детства подавал большие надежды. Парнишке все легко давалось: с лошадьми он научился обращаться очень быстро, читать и писать стал рано, русские слова повторял за ним безошибочно. Орлов всегда говорил Анри, что сын его — Богом поцелованный. Никто не мог тогда предположить, что мальчик станет калекой. В одночасье, в один миг. Просто упав с лошади. Самой любимой лошади Анри.

Потом начались страшные дни: больницы, клиники, лучшие доктора. Но даже самые лучшие медицинские светила Франции были бессильны — мальчик навсегда оказался прикованным к инвалидной коляске. И если Анри со временем смирился с этим, то Этель не смогла справиться с бедой. Она стала часто болеть, замкнулась, из веселой улыбчивой молодой женщины превратилась в затворницу, с утра до вечера проводившую с больным сыном. Когда Фабио исполнилось 12 лет, Анри овдовел.

Глава 8

Фабио много читал сутками напролет, благо, не надо было вставать по утрам, чтобы собираться в школу. Учителя приезжали сами — Рамбаль приглашал для мальчика самых лучших и дорогих — и все они были в восторге от своего черноглазого воспитанника. Фабио особенно полюбил химию, потом увлекся фармацевтикой — мечтал изобрести такое лекарство, которое смогло бы поставить его на ноги. Однако пытливый ум паренька сыграл с ним злую шутку.

Перечитав великое множество справочников по фармакогнозии и фармакохимии, Фабио с присущей ему легкостью овладел элементарными навыкам провизора. Видаль стал для него настольной книгой. Сначала он порадовал отца неоаспирином, потом Эмилию — настойкой, помогавшей при артритах. Она стала на ночь принимать по несколько капель и до утра спала сном младенца, хотя до этого мучилась бессонницей из-за ломоты в пальцах.

Анри не мог нарадоваться па Фабио — парень не отчаивается от ощущения того, что он калека, интересуется новейшими достижениями в фармакологии, самостоятельно изучает такую сложную науку.

Как-то осенним вечером Орлов приехал к Анри порыбачить и немного отдохнуть. Вечером они, как водится, сидели в бунгало, болтали о том о сем. Орлов заметил:

— Анри, надо бы отдать на экспертизу то, что научился производить Фабио. Возможно, то, что он химичит в своей лаборатории, стоит денег. Лишние деньги никогда не помешают, а? И потом, ты ведь не становишься моложе, а парню надо будет существовать, когда… нас с тобой не станет.