Властелин времени, стр. 15

Сердце выскакивало из груди, мышцы напряглись до боли: Иосиф с трудом приходил в себя.

Над ним высилась не горная громада, и сам он лежал не на дне скалистого ущелья, засыпанного снежной лавиной, — над ним высились верхушки елей и слышался умиротворенный голос доктора Шубова:

— …Простейшее скольжение во времени. Но есть и более сложные способы, когда используется вся гамма средств. Можно конденсировать энергию ума и чувства, преобразовывать их в поля большой плотности, и тогда они вступают во взаимодействие с долгоживущей психической энергией, являющейся, говоря упрощенно, как бы зеркалом происшедшего, невостребованной библиотекой прошлых биоэнергетических импульсов… С помощью суперпсихотрона, который мне посчастливилось изобрести, но который так и не запатентован, потому что все еще не удается сделать хороший опытный образец, превращенную персонифицированную энергию можно передавать, «вживлять», вкладывать в любую особь. Но эти опыты пока крайне опасны своим непредсказуемым характером…

— Скажите, — испытывая головокружение, Иосиф боялся вывалиться из полотняного кресла, — я в самом деле только что был в ином времени?

— Разумеется, — кивнул доктор Шубов. — Если бы не моя подстраховка, ты наверняка разбился бы вдребезги. Не сомневайся, твои палачи погибли… Их тела были найдены в разгар лета. Тебя, бесследно пропавшего, посчитали посланцем доброго духа. Люди вскоре убедились в измене старейшины, хотя число предателей от этого не сократилось… Любопытно, чувствуешь ли ты, как расширился опыт твоей жизни? Если да, какой вывод из происшедшего можешь сделать?

— Я прожил еще одну жизнь… Смотрите, вот следы от ремней, стягивавших мне руки, — смотрите!.. Почему-то мне кажется, я не смог бы побывать там, в жилищах наших далеких предков, если бы во мне было больше эгоизма, нежели в данную минуту.

— Это отличное «кажется»! Важный вывод. Я восхищен, что ты так легко и свободно пришел к нему. Что ж, я не ошибся, решив заняться тобою… А вот и маленькая награда за первый опыт. Помнишь дочь старейшины? Костяной нож, который она держала?.. Представь, девушка сунула нож тебе в карман, надеясь, что ты как либо воспользуешься им в борьбе за свободу.

Иосиф полез в карман и — о чудо! — вытащил костяной нож, который совсем недавно принадлежал густоволосой Ойве. Нож, сделанный весьма искусно, был острым, как бритва.

— После твоей «гибели» девушка решилась изобличить отца перед всем миром. Он был осужден к изгнанию, но Ойва попросилась в изгнание вместо отца и покинула племя… Тебе предстоит еще познать космический смысл человеческой доброты. Доброта — это, строго говоря, ощущение всеобщей связи вещей, именно то, что сближает человека с природой и делает его творцом. Ни один себялюбец, ни один эгоист не способен к подлинному творчеству…

— Скажите, а можно мне еще куда-нибудь? Но не в прошлое, а в будущее?

— Всему свое время, — нахмурясь, сказал доктор. — Не будем торопиться. Жизнь — штука серьезная. Это не развлечения, это постижение истины и красоты мира… Чтобы издавать верные звуки, инструмент должен быть настроен… Мой друг лесник отправился в город. Он навестит твоих родителей, так что вскоре нас могут ожидать интересные вести.

Доктор ушел, а Иосиф долго еще бродил по бесснежному лесу, — в душе теснилась какая-то радость, какая-то догадка о смысле человека, но вместе с тем и грусть: вот увидел он воочию, как жили предки, увидел, что не умели они сохранить заповеданное отцами и потому неумолимо приблизили час общей кабалы и общего горя. Все были братьями, были равными между собою, и жизнь казалась отрадной, но позволили плести интриги более хитрым, дали преимущества более сильным, и сильные, сложившись с хитрецами, начали игнорировать древние обычаи, соблазняя людей отказаться от равенства между собою в пользу лукавого равенства перед лукавым законом…

Пережитое указывало на страшную драму всего человечества. Пытаясь осмыслить ее, Иосиф захотел почитать о первобытных людях у профессиональных историков.

Он вошел в дом и стал перебирать книги во всех шкафах, — разрешение было получено еще раньше, когда доктор Шубов показывал свое обиталище.

Наконец нужная книга была найдена. Иосиф принялся за чтение и вскоре поймал себя на мысли, что ему скучно, — автор книги рассуждал о вещах, ему вовсе не известных, он никогда не был там и не знал толком, как все происходило…

«Прав доктор Шубов: довольно увидеть изнутри пару веков, и громада человеческого опыта, которая пугает сейчас воображение, станет доступной, выявив все свои изъяны… Неужели и я когда-нибудь сумею разбираться в книгах, как в буквах алфавита: буду легко выделять немногие, но действительно ценные, содержащие подлинные знания?..»

Появился доктор. С виду самый обыкновенный человек — с манерами простецкими и сердцем открытым и бесхитростным.

Но Иосиф уже убедился в том, что этот человек не только красив и совершенен, он всемогущ, и именно сознание силы делает его таким снисходительным и щедрым.

— Ну-с, вчера ты был заурядным десятиклассником, честным, самостоятельным — не спорю. Но сегодня ты поднялся несколько над самим собою: воочию видел то, что — увы — пока не могут видеть другие.

— Кто-то сказал: большое знание утомляет.

— Но малое — бесполезно. И ты более страдаешь пока от малого знания. Великое знание раскрепощает… Скажи-ка мне, отчего люди потеряли свое лицо?

— Наверно, оттого, что оно не казалось им достойным.

— Приемлемо, — похвалил доктор. — Ты делаешь успехи. Книги, которые ты листал, говорят о том, что единство людей разрушило либо богатство, либо бедность. Твое мнение?

Иосиф пожал плечами.

— Мне кажется, то и другое. Бедность ведет к равнодушию, богатство плодит жестокость и лень.

— Тут не вся правда, — сказал доктор. — Разложение первобытной общины шло веками. Люди не сразу отреклись от установлений предков, дозволявших развитие личности только в рамках общности. Соблазняясь богатством, властью и преимуществами богатства и власти, личность разрушала прежде всего общность… Твой старейшина мог быть смелым воином. Воспользовавшись слабостью соседнего рода, он мог перебить часть мужчин, а на оставшихся наложить дань. Если бы ему удалось обложить данью еще один род, а может, и племя, он мог бы уже жить, не работая, но только воюя. Вот тебе и сословие, вот тебе и класс.