Владимир, стр. 91

— Тогда ты, княже, утверди днесь епархию, основанную Фотием!

— О епархии Фотия я уже сказал, — промолвил Владимир. — Ее не было, это лишь ваша выдумка. И почему вы хотите, чтобы киевская христианская епархия подчинялась константинопольскому патриарху? Ваш патриарх, как нам ведомо, подчиняется василевсу. Так кому же подчиняться киевской епархии, а за ней и всей Руси? Все тому же василевсу Империи? Нет, мы принимаем христианскую веру. Множество людей на Руси, а с ними и я — уже крещеные. Отныне у нас будет своя русская епархия и, должно быть, не одна, а во многих землях, вас же прошу — помогите мне крестить Русь — дайте священников, божественные книги, иконы, а также науку.

В эту минуту князя Владимира невозможно было узнать — гордый, сильный, смелый, он говорил о том, что уже давно волновало русских людей.

— Вы говорите, что Империя ромеев всемогуща, что ее земли простираются на север, запад, восток и юг от Константинополя, что ей покоряются бесчисленные народы… Однако вам не покоряется запад, где сидит папа, вы дрожите перед императором Германии. Малая Азия восстает против вас, Болгария — горе людям Болгарии! — обливается кровью и все-таки не покоряется Империи, и ее патриарх в Охриде не признает вашего патриарха.

Василики растерянно переглядывались; киевский князь, оказывается, владеет не только оружием, он начинает жечь их словом, режет ту правду, о которой ромеи боятся не только говорить, но и подумать.

Владимир далеко еще не кончил, напротив, он до конца высказывает свою, русскую, правду, взволнованный, разгневанный и все-таки сдержанный и гордый в своем гневе.

— И почему Империя забывает, что ей не подчинена Русь? Вы называете нас худородными жителями севера, варварами — почему? Коли хотите знать — Русь тянется от Русского и Джурджанского морей до Ледового океана, от Дуная до самых Уральских гор. Русь владеет такими богатствами, которые вам и не снились. Ее люди никогда не ходили и не ходят в чужие земли, да и на что они нам — вся ваша Империя меньше нашего поля над Русским морем.

Это были крайне обидные слова. Воеводы и мужи русские смеялись, василики сидели, точно воды в рот набрали.

— Мы долго молчали и терпели! — горячо продолжал Владимир. — Назовите мне хоть одного императора, который побывал бы в Киеве, чтобы узнать нас — русских людей, чтобы по-человечески поговорить с нами… Нет, такого императора не было, Империя говорит с нами, как с какими-нибудь печенегами или хазарами через василиков, а то и купцов… Что ж, каковы василики и купцы — таков и разговор. А мы не стыдимся — ходили к вам и говорили с вашими императорами в самом Константинополе и у его стен князья Кий, Олег, Игорь, княгиня Ольга и мой отец Святослав… Беседа, само собой, велась по-всякому: как встречают, так и провожают…

Воеводы и мужи хохотали во все горло, василикам казалось, что их терзает бешеный гиперборейский ветер, — и те и другие поняли, на какие беседы под стенами Константинополя намекал князь Владимир.

— Скажите императорам Василию и Константину, — закончил Владимир, — что я хочу и буду отныне говорить с ними как равный с равными и того же требует от него вся Русь, не токмо я.

— Божественные императоры подумают, позаботятся об этом, — забормотали перепуганные василики.

— Нет, — прервал их Владимир, — тут думать и гадать императорам нечего. Русские люди терпеливы, но всякому терпению приходит конец…

Василики переглянулись:

— Князь Владимир хочет получить от императоров высокий чин куропалата? [267]

Князь усмехнулся.

— Божественные императоры не станут возражать и согласятся дать князю Руси венец кесаря…

Князь Владимир вскипел:

— Императоры ромеев, как мне известно, давали венец кесаря каганам Болгарии, а потом били и кесарей и болгар. Я не возьму от них ни цепи куропалата, ни кесарева венца. Хочу, должен иметь корону василевса.

Василики бесновались. Они просто кипели от возмущения.

— Но корону василевса может носить только порфирородный.

Это было оскорбление, вызов дерзкому киевскому князю, на которое он мог ответить тоже оскорблением. Владимир и в самом деле был оскорблен — за себя, за всю Русь. Однако он сдержался и продолжал, словно и не слышал слов василиков:

— Короны василевсов требует Русь… А дабы императоры ромеев в будущем никогда нам не изменили и дабы Русь воистину была равна с Византией, императоры Василий и Константин должны дать мне в жены свою сестру Анну.

Василики могли ждать чего угодно, только не этого.

— По божественным установлениям, императоры не могут с кем-нибудь родниться, а тем паче с неверными обитателями севера…

— Мне известно, что императоры отдали одну дочь за хазарского кагана, другую за сына короля Гуго, рожденного рабыней.

— Сын короля Гуго — внук императора Карла Великого, а за то, что император породнился с хазарами, церковь предала его анафеме…

— Скажите императорам вашим, что вы говорили с князем Владимиром — внуком князя Игоря, который стоял когда-то под стенами Константинополя, с сыном Святослава, который ратовал с Иоанном Цимисхием на Дунае. И если ныне я не столкуюсь здесь, в Херсонесе, то продолжу разговор вместе с болгарами под стенами Константинополя. Вот и все! На том, стало быть, василики, и кончим!

Поднявшись, патрикий Сисиний сказал:

— Мы договорились с тобой, княже Владимире, обо всем и нынче же уезжаем беседовать с императорами. Мы будем молить Бога скорее прибыть в Константинополь и так же точно поскорее вернуться назад. Но у нас остался еще один вопрос — о Херсонесе. Ты обещал сказать о нем, когда положим ряд.

Князь Владимир усмехнулся.

— Это правда, — промолвил он. — Я обещал говорить о Херсонесе после того, как положим ряд. Что ж, скажите императорам, что я верну им Херсонес, как вину [268] за царевну Анну.

После этого василикам, конечно, не о чем больше было спрашивать.

Князь Владимир протянул руку к окну и указал на белые гребни, которые начинали бороздить морскую синь.

— Гиперборейский ветер быстро погонит ваши кубари [269] к Константинополю, — закончил он, — а тем временем поднимется теплый полуденный ветер и пригонит их обратно с рядом, данью и всем, о чем мы договаривались. Счастливого пути!

В тот же день василики ромеев отбыли в Византию.

Глава пятая

1

В Константинополе очень скоро узнали о том, что ранней весной к Херсонесу приплыло около двух сотен киевских лодий с воинами под знаменами князя Владимира.

Война? Да, император Василий понял, что киевский князь решил отомстить за своих воинов, погибших под Абидосом, за то, что Византия переступила ряд с Русью, за все содеянное им, Василием, и всеми прежними императорами. Воевать с киевским князем? О нет, Византия едва сдерживала натиск болгар во Фракии, в Македонии и на Пелопоннесе; в Малой Азии не стало Варда Фоки, и все-таки то в одной, то в другой феме вспыхивали восстания. Империя обессилена, она не может воевать и на своей земле, а тем более в далеких Климатах.

Мало того, поход князя Владимира на Климаты имел, пожалуй, большее значение, чем в любое другое место, — в Византии из года в год вспыхивал голод. Ее житница — Климаты — оказалась отрезанной от Константинополя.

Потому император Василий, узнав о походе князя Владимира, так спешно послал василиков в Херсонес и теперь с таким нетерпением ждал их в своем Большом дворце обратно.

И не только он — василиков из Херсонеса ждал весь Константинополь, ждала вся Империя, жизнь и будущее которой висели на волоске.

И вот наконец между темными босфорскими берегами обрисовались очертания хеландий — василики императора Василия возвращались в столицу.

Вид у хеландий был весьма жалкий — в Русском море у гирла Дуная они попали в жестокую бурю. Они плыли с разорванными ветрилами, некоторые со сломанными мачтами. Чтобы не погибнуть, рабам на хеландиях да и самим василикам, несмотря на высокое звание, пришлось вычерпывать воду, грести, и они едва вырвались из лап смерти.

вернуться

267

Куропалат — высокий придворный титул в Византии, мажордом.

вернуться

268

Вина — выкуп, пеня.

вернуться

269

Кубарь (кубара) — корабль.