Владимир, стр. 45

А воины мечтали об одном: вырваться из Родни, напиться воды из Днепра, раздобыть плодов, зелени, кус хлеба в селах, где жили родичи. И по ночам воины спускались со стен, чтобы пробиться через стан Владимира, достать для себя и больных хлеба, воды. Эти попытки ничего не дали: многие воины смежили глаза в долине, многие с тяжкими ранами приползли обратно к стенам. И уже начало брать их сомнение — зачем они сидят в Родне, кого защищают, не лучше ли сдаться Владимиру на милость и суд праведный, чем умирать здесь, в Родне? В одну из ночей несколько воинов спустились со стен и ушли в стан Владимира, через день опять исчезли ночью несколько человек.

Но была еще в Родне сила, державшая в повиновении тысячи воинов. Этой силой были воеводы, бояре, мужи, вместе с Ярополком бежавшие из Киева.

2

Темной ночью у ворот Горы остановился порядочный отряд всадников. Стража вынесла из тайника огонь, осветила лица прибывших.

То был тысяцкий Ивор, приехавший с небольшой дружиной и несколькими неизвестными людьми. Он хотел тотчас же говорить с князем Владимиром.

Стража пропустила тысяцкого. Вместе с дружиной и неизвестными Ивор подъехал к княжескому терему, поговорил и там со стражей.

Князь вышел в одну из верхних палат, позвал туда тысяцкого.

— Будь здоров, княже Владимир, я приехал к тебе из Родни, — низко поклонился Ивор.

— Будь здоров и ты. Что случилось в Родне?

— Стоим твердо, мышь не проскользнет из города, уже, говорят, пояса свои грызут люди Ярополка. Беда будто в Родне…

— Не мы повинны в том: копьем города брать не стану, не хочу проливать напрасно кровь.

— Крови, видать, и не будет, княже! Позапрошлой ночью пробился из Родни к нашему стану, как посол Ярополка, воевода Блюд, спросил тебя и только с тобой хочет говорить.

— Где же он?

— Я привез его с собой, княже.

— Ступай приведи. Буду с ним говорить.

Когда тысяцкий Ивор с несколькими гриднями ввели воеводу Блюда в светлицу, он упал на колени, низко поклонился.

— Встань, воевода! — крикнул на него князь. Блюд поднялся.

— Что ты хочешь мне сказать?

— Хочу говорить с глазу на глаз, — прошептал Блюд.

— Добро, — согласился Владимир и знаком руки велел тысяцкому и гридням покинуть светлицу.

— Спасибо тебе, княже, — сказал тогда Блюд, — челом тебе бью не токмо я, но и брат твой князь Ярополк.

— За поклон благодарю, — усмехнулся Владимир, — но, если ты только ради этого добивался видеть меня, не стоило трудиться. Киев — не Любеч…

— Знаю, княже. — Блюд понял, на что намекает князь Владимир. — О Любече, и я, и князь Ярополк, оба сожалеем… Я тогда уговаривал князя, он было соглашался, но не один князь: воеводы и бояре наседали на него, надеялись на помощь печенегов и ромеев…

— А ныне где же ваши печенеги и ромеи?

— Они предали князя Ярополка, и он проклинает их.

— Так кто же тогда не предал Ярополка?

— Я приехал, княже, сказать, что Ярополк протягивает тебе руку, как брату, согласен на твой суд и правду.

Князь Владимир долго молчал, глядя, как трепетно горят на столе свечи.

— Много зла содеял, — сурово произнес он наконец, — и много людской крови пролил князь Ярополк, ибо не его кто-то предал, а сам он предал людей русских, попрал закон и покон отцов своих, стал убийцей братьев своих, забыл о Руси, а за все это должно ему воздаться, как головнику и татю.

Князь Владимир умолк, и только глубокие морщины, прорезавшие его лоб, крепко сжатые губы, блеск глаз говорили, как ему тяжело в эти минуты.

— Но он брат мой, и кровь отца не велит мне его карать. Прощаю ему то, что он содеял против людей моих и против меня как князя.

Блюд шагнул вперед, поймал руку Владимира, хотел ее поцеловать.

— Ты великодушен, княже Владимир, ты ни с кем несравним, и князь Ярополк будет служить тебе душой и сердцем.

Владимир раздраженно выдернул свою руку и произнес:

— Не мне должен служить брат Ярополк, а людям русским… Наша земля велика и обильна, не токмо двоим, а многим князьям найдется в ней дело.

— О княже, — выпрямился Блюд, — князь Ярополк будет служить людям денно и нощно, будет тебе верным сподвижником, я же обещаю быть твоим слугой.

Князю Владимиру хотелось, как видно, окончить разговор.

— Так и будет, — сказал он. — Поезжай в Родню и возвращайся в Киев с братом моим. Привезешь его — честь примешь от меня, аки другу воздам.

— Все сделаю, как велишь, только вот еще одно… Не я, бояре, что сидят с князем Ярополком в Родне, велели спросить: как им быть?

— Прощаю брата, прощаю и бояр. Даю грамоту, чтобы Ярополка пустили в Киев. С тобой пошлю дружину.

— Ты знаешь, княже, что многие бояре и воеводы Ярополка — христиане.

— Русские люди молятся разным богам, вон они стоят на требище за Горой. Аще христиане хотят поставить рядом с ним идолище Христа, не спорю. Не боги воюют на земле, а люди!

— Великий князь! — воскликнул Блюд. — Все сделаю, как велишь, скоро брат твой предстанет перед тобой, а за ним пойдет и все боярство. Прощай, княже!

Низко поклонившись, Блюд вышел, пятясь, из палаты. В переходах послышались шаги множества ног: там Блюда ожидал тысяцкий Ивор. Потом все затихло. В наступившей тишине Владимир подошел к окну, распахнул его сильным толчком.

Начинался рассвет, таяла ночная тьма, внизу, под Горой, выступили берега Почайны, серебристо-серая, похожая на гигантский изогнутый меч полоса Днепра, а на небосклоне, за лесами и полем, уже затрепетали розовые нити.

«Так кончается брань, — думал князь Владимир. — Умолкнут мечи, я приму Ярополка, покой настанет в землях».

Однако в душе Владимира не было покоя, после краткой беседы с воеводой Блюдом он почувствовал, что тот говорил не только о Ярополке, а и об иных, грозных, непонятных силах, которые зреют, бушуют в Русской земле.

3

Седой туман полз от Днепра, клубился над озерами, наполнял долины, волнами подступал к Родненской горе. Быстро вечерело, с левого берега надвигалась тьма, только на западе, словно пасть огромной печи, небо играло багрянцем, и на нем черными пятнами выступали деревянная крепость и стая воронья, с криком носившаяся над башнями и стенами.

В этот час к стану, обложившему Родню, подъехало несколько всадников. Показав грамоту князя Владимира, они беспрепятственно проехали через весь стан, поднялись крутой, извилистой дорогой крепости и ударили в ворота. На стенах тотчас же раздались крики, стража и всадники перекликнулись, заскрипели блоки, и опустился мост.

Так возвращался в Родню воевода Блюд. Во дворе он тяжело слез с коня, бросил поводья слугам, а сам через сени, потом по лестнице зашагал наверх в светлицу Ярополка.

Пошатываясь, Блюд остановился у порога. Желтые огни свечей осветили его лицо.

Князь Ярополк видел, как к крепости подъехал Блюд, слышал шаги на лестнице, нетерпеливо ждал воеводу.

— Добрый вечер, княже! — поздоровался Блюд.

— Добрый вечер и тебе, воевода! — отвечал князь из угла светлицы. — Что привез?

Блюд перевел дыхание, усмешка блуждала в уголках его губ.

— Я привез хорошие вести, княже.

Ярополк шагнул вперед, на его бледном лице появился румянец.

— Ты видел Владимира?

— С великим трудом пробрался я в Киев, но Владимира видел, говорил с ним, все сказал…

— Почему же ты умолк? Что сказал Владимир?

— Князь Владимир сказал, что ждет тебя в Киеве.

— Воевода Блюд, ты чего-то недоговариваешь… Зачем он ждет меня в Киеве? Судить хочет?

Блюд бросил острый и какой-то хищный взгляд на Ярополка. Впрочем, это, должно быть, лишь показалось Ярополку, потому что на лице Блюда опять появилась улыбка.

— Нет, князь Владимир ждет тебя, как брата, все прощает и говорит о приязни и любви… Вот его грамота, мы свободно можем ехать в Киев.

Ярополк взял грамоту князя Владимира с золотой печатью — это было его спасение, выход.