Владимир, стр. 44

Глава восьмая

1

О чем думал князь Ярополк во время своего бегства в Родню, понимал ли он, куда ведет его изменчивая судьба?

Тут, в Родне, в небольшой деревянной крепости на высокой горе над Днепром, обычно сидело несколько сот воинов. Полевая стража следила, не выплывают ли с низовьев чужие лодии, не поднимается ли пыль под копытами какой-нибудь орды на левом берегу. Если же это случалось, воины зажигали огни, пускали дымы в небо, подавая знак в Триполье и дальше, что на Полянскую землю надвигается враг, и, приняв на себя первый удар, либо погибали с копьями в руках, либо, отбиваясь мечами и истекая кровью, отступали к Киеву. Кроме этих воинов в Родне и в землянках, выкопанных в склонах гор по Днепру, жило еще множество умельцев, которые, собирая руду на берегах и болотах Днепра и Роси, варили сталь, лили золото и серебро, ковали добрые мечи, щиты, клепали шлемы и Кольчуги, украшали их чудесной сканью, [154] чернью, [155] — изделия родненских кузнецов знали не только на Руси, но и в Других, далеких землях.

Жизнь этих людей была очень тяжкой: работая на князя и переливая золото да серебро, они не имели не только золота и серебра, но даже хлеба насущного. Поэтому они выжигали леса, пахали землю, сеяли разные злаки, сажали сады, а когда с поля налетали орды, убегали в овраги и леса и, бывало, погибали там, надеясь, что, может быть, их дети возвратятся в родные землянки, будут мирно жить там, соберут урожай в поле, плоды в садах.

Здесь, возле крепости над Днепром, и остановилась дружина Ярополка, отступавшая из Киева. Сюда на лодиях прибыл князь с женой своей Юлией и Блюдом, сюда на возах и верхом добрались, обливаясь потом, почерневшие от пыли бояре, мужи лучшие и нарочитые, которые удрали с Горы.

Вся эта киевская знать, имевшая свои терема на Горе, пожалованья во многих землях и даже здесь, у Днепра и Роси, толком раньше не знала, что за город Родня. [156] Теперь они ужаснулись: ведь это городище, а не крепость! Где, как, какие силы будут здесь за них сражаться?…

— Княже! — окружили они у ворот Родни Ярополка. — Страшно, погибнем, аки мыши!

Князь молчал. Да и что мог он теперь сказать? От ворот Родни им были видны необозримые дали, голубые воды Днепра, неустанно катившиеся к морю, на полях Роси поспевали хлеба, низовой ветерок доносил манящие, сладковатые запахи овощей древесных. [157]

Но им было видно и другое: вот на Днепре из-за устья показались северные шнеки, бусы, учаны, они растянулись полукругом вдоль берега, бросали якоря — путь по Днепру был отрезан.

С горы им было видно, как по правому берегу Днепра движутся под знаменами Владимира пешие воины, с юга и запада по желтым песчаным холмам летят конные отряды.

— Скорее в крепость! Запирайте ворота! — приказал князь Ярополк.

И бояре, мужи лучшие и нарочитые, видя вокруг только смерть, бросились к воротам, за ними воины, сторожившие до сих пор крепость. Заскрипели блоки, черный мост, как крышка гроба, поднялся и прилип к деревянному срубу городницы.

Во дворе крепости началась страшная давка — бояре и мужи торопились занять под стенами лучшие уголки, ставили там свои возы, распрягали коней, воеводы и тысяцкие гнали воинов на стены.

Князь Ярополк с женой Юлией, окруженные гриднями, прошли по узким ступенькам в одну из башен, напоминавшую глубокий колодец, стали подниматься на верх крепости.

…День, два, три — все эти дни, а особенно по ночам, родненские беглецы ждали, что воины князя Владимира пойдут на приступ, попытаются копьем взять Родню.

Но воины Владимира медлили; шнеки и бусы его, остановившись на Днепре, отрезали Ярополка от Днепра, всадники остановились на холмах и в долине у Роси — так был отрезан путь на юг, в поле, еще множество полков на берегу Днепра и повсюду в оврагах и на горах замыкали круг. Не копьем думал Владимир взять Родню, а осадой.

Это начинало пугать беглецов. Открыть ворота, выйти на равнину и там принять бой с войском Владимира дружина Ярополка не могла, сидеть в Родне — как долго? И где взять для этого силы? Особенно беспокоились бояре. Удирая из Киева, они, как видно, не все взвесили, слишком положились на слова Ярополка. Ныне он был здесь, день и ночь сидел на верху терема. Бояре хотели и должны были с ним говорить. Осанистые, крутые на словах и на деле бояре и мужи лучшие Горы вечером пошли к князю в большую светлицу на верху крепости. Здесь одно узкое окно выходило на Днепр, другое, немного пошире, на Рось. Князь Ярополк стоял у окна, выходившего на Днепр, тревожным взглядом смотрел на лодии, застывшие, словно сонные цапли, на водной глади. Юлия сидела в углу на простой деревянной лавке.

— Добрый вечер тебе и жене твоей, княже, — начал боярин Коницар, — пришли мы тебя проведать…

— Спасибо, — вяло отвечал Ярополк. — Садитесь, бояре и мужи.

— А мы и постоим, — зашумели бояре, которые наполнили светлицу и стояли ниже, на полутемной лестнице. — Дело у нас к тебе, княже.

Вперед вышел Коницар:

— Хотим спросить тебя, княже, долго ли будем тут сидеть?

Ярополк рассердился. Бояре спрашивают его, своего князя, словно он повинен в том, что произошло. Да разве не они виноваты во всем, они, на которых он опирался, которые год за годом заставляли его делать то, что им было Угодно?!

Он стоял — истинный князь, каким и должен быть, — в затканном золотом и серебром платне, с мечом у пояса, напряженный, затаившийся, хищный; бояре, крепкие, высокие, жилистые, в темных опашнях, со смуглыми лицами и сверкающими глазами, пристально смотрели на него.

— Я поступил так, как говорилось об этом в Киеве, — резко ответил боярам князь, — и все будет так, как должно быть…

— Значит, погибать будем, княже?

— Нет! — крикнул он. — Погибать никто из нас не станет. Мы с вами сила, одолеем Владимира.

Бояре помолчали.

— Но, княже, — опять начал Коницар, — где наша подмога — печенеги?

— Придут!

— А ромеи?

— Будут и ромеи.

— Княже! — раздалось сразу несколько голосов. — А ты послал гонцов к императорам?

— Гонцы поехали, они в Константинополе, сами знаете. На этом и кончилась беседа бояр с князем. Молча они спустились во двор, принялись поднимать оглобли на своих возах, чтобы отгородиться друг от друга.

День приходит после ночи, ночь завершает день. Уже тонкий, похожий на серебряный серп молодой месяц прорезался в голубых туманах над Росью.

Стражи на городницах всматривались в далекое поле и в низовье реки, за ними следили со двора сотни глаз. Каждому казалось, что он слышит топот коней в поле, всем чудились ветрила на дальнем плесе Днепра, таинственные огни на ночном небосклоне.

Но им только казалось: то не ветрила, а марево висело над далеким плесом Днепра, то не огни загорались на небосклоне — звезды.

А в самой Родне была беда. В двух колодцах, выкопанных у южной стены, за ночь набиралось на один-два локтя воды, за день — и того меньше. О, как мало было этого для нескольких тысяч воинов, запертых в крепости.

Не было в Родне и харчей. Запасы, которые были у стражи, и те, что привезли воинские обозы, быстро исчезали. Князь велел резать лошадей, но и этого было мало.

Трудно приходилось здоровым воинам и намного труднее — раненым. Голод бродил по Родне, болезни валили людей с ног. А тут еще жара — с утра до ночи в небе висело раскаленное солнце, с поля несся и все высушивал жгучий ветер; месяц в небе становился все больше, смотрел желтым ликом, словно издевался над людьми.

Разумеется, не все в Родне страдали от голода: на возах своих бояре и мужи привезли из Киева много соленой веприны, вяленой рыбы, — тайком от воинов они ели это сами, вдосталь кормили и князя с женой. Ходил слух, что знают воеводы и бояре к тому же и родник, который журчит где-то в крепостных подземельях.