Святослав, стр. 128

4

Гора, предградье и Подол жили обычной жизнью. На княжьих и боярских нивах буйно колосилось, наливалось всякое жито, из-за Днепра чадь везла с бортных угодий колоды пахучего меда, уже в дарницах киевского князя на заднепровских лугах скосили травы и свезли в город, а греческие хеландии все еще стояли на Почайне…

Василик Калокир не раз добивался у князя приема, встречался с ним, спрашивал:

— Каков же будет, великий князь, твой ответ?

Князь Святослав мерил взглядом хитрого василика, понимая его беспокойство: ведь дни шли за днями, а сидеть сыну протевона на Почайне было скучно и тоскливо.

Однако князь не давал ответа — он ждал тысяцкого Богдана из Болгарии — и говорил:

— Я нелшператор ромеев, дабы днесь решать, а заутра изменять. Русь велика, земель в ней много, должен совет держать со всеми князьями. Послал я к ним своих гонцов, теперь жду ответа. А разве тебе худо в Киеве-городе?

— В Киеве-городе мне не худо, — нетерпеливо отвечал Кало-кир» ~" однако и своя земля зовет…

— Как же ты поедешь, Калокир? Днепр пересох, твои хе-ландии не пройдут через пороги, вот осенью, в разлив, долетишь до моря, как на крыльях.

— Ох, княже Святослав! — сокрушался Калокир. — Так, чего доброго, и зимовать придется в вашем Киеве-граде…

— Нет, Калокир, зачем зимовать! Впрочем, коли б и на зиму остался, не пожалел бы. Чуден Киев и Днепр в летнюю пору, но не худо у нас и зимой…

— Все же хотелось бы получить ответ, пока тепло, а не в стужу.

Вскоре Калокир получил ответ.

До рассвета еще далеко, но стража на городницах дает знать, что ночь на исходе. Перво-наперво несутся медные звуки бил с главной башни, над Подольскими воротами: «Бля-а-ам!… Бля-а-ам!… Бля-а-ам!…» — словно о чем-то они просят…

И тотчас по всей стене им отзываются била — на башне, что высится над ручьем, наБерестовской, над воротами у Переве-сища.

Одновременно раскрываются Подольские и Перевесищан-ские ворота, а на фоне еще серого неба видно, как по ту сторону ворот уже ждут дворовые, которые привезли всякую снедь из княжьих сел. Они медленно въезжают на мосты, гулко отдается в сводах ворот лошадиный топот.

Гора оживает. То тут, то там вспыхивают огоньки в домах по главному концу от Подольских ворот до Берестовской башни, в княжьих теремах, службах, крыши которых чернеют налево от главного конца до самой стены; еще больше огоньков вспыхивает справа, в теремах воевод да бояр, и далее у Перевесищанской стены, где живут купцы, княжьи и боярские ремесленники, кузнецы, простые дворовые, всякая чадь, рабы да черные люди.

Но не только огни показывают, что Гора проснулась, весь город уж шумит, как потревоженный улей. На городницах сменяются стражи, а они всегда одинаковы? ночью ходят неслышно, а чуть день — дерут глотки…

— Гей, там, над ручьем, чьи лодии прибыли ночью? — слышится с башни сильный хриплый голос.

— Из Родни… Ро-одни! — доносится откуда-то снизу, из тумана.

— А чьи стоят на плесе?

— Переяслав… Остер… Чернигов…

Во всех концах Горы ржут лошади, ревут коровы, поют петухи, скрипят двери, звучат мужские и женские голоса. Где-то глухо бьет молот, где-то плачет ребенок. А из-за городской стены, из пробудившихся лесов и долин, несется многоголосый птичий гомон.

Но оживленнее всего у княжьего терема: отовсюду тянутся туда воеводы и бояре, в серой мгле вырисовываются их темные фигуры, слышится громкий разговор, звон оружия, посохи с железными наконечниками, ударяя о камни, высекают искры…

В Золотой палате темновато, два высоких серебряных подсвечника стоят на помосте, по бокам старинного деревянного, с высокой спинкой княжеского стольца, еще несколько — по углам. Их тусклый свет вырывает из холодной полутьмы очертания бревенчатых стен, на которых висят древние шлемы, кольчуги и княжеское оружие, падает на черный резной потолок, на матицы, с которых спускаются позолоченные паникадила, на скамьи вдоль стен.

Но вот несколько гридней распахивают тяжелые двери, и в палату медленно вступают бояре и воеводы. Некоторые из них -старейшие, мужи нарочитые — направляются прямо к скамьям и садятся там, опираясь на посохи. Другие толпятся посреди палаты и тихонько беседуют.

Бояре и воеводы, как всегда, одеты богато, на них княжьи награды и знаки — гривны, цепи, кольца с печатями. На совет с князем в Золотую палату они пришли, разрядившись в бархатные или полушерстяные платны, подпоясались широкими кожаными, золотом шитыми поясами, обулись в красные или зеленые сафьяновые сапоги. У воевод золотом и серебром тканные платны, а крыжи мечей сверкают драгоценными камнями.

В это утро князь Святослав вышел из черневших тут же, за помостом, дверей не один. По правую руку шла княгиня Ольга, позади — Свенельд. Обойдя помост, воевода остановился у стены, подле скамей.

В палате раздались приветствия:

— Здравы будьте, княже с княгиней! Князь Святослав ответил;

— Здравы будьте и вы, бояре мои и воеводы!

Князь и княгиня-мать сели.

В палате воцарилась тишина: кто сидел — казалось, прилип к холодной стене, кто стоял — боялся шевельнуться.

— Бояре мои и воеводы! — начал князь. — Днесь созвал я вас, чтобы говорить про Русь, про живот наш, будущность нашу.

В узких, высоких, с круглыми стеклами окнах княжьей палаты забрезжил голубой рассвет, он смешивался с мерцающими огнями свечей, и лица собравшихся казались бледными.

— Бояре и воеводы, — продолжал Святослав, — как жили мы раньше и как живем ныне? Отцы наши и деды, — он поглядел на доспехи князей, на шлемы, в прорезях которых, под забралами, казалось, светились глаза, — отцы и деды, объединив роды и племена, боролись с врагами, которые с оружием шли на Русь, и побеждали. Но враги не дремлют и днесь, они жаждут нашей гибели и готовят поход, чтобы завладеть нашими землями.

— Хозары? — доносится голос из палаты.

— Печенеги? — спрашивает кто-то.

— Неужто греки? — раздается сразу несколько голосов.

— Хозары разбиты, им уж не брать больше дани с Руси, -отвечает князь Святослав. — С печенегами мы живем в согласии. Поход готовят императоры Византии — Нового Рима.