Девушка Online, стр. 22
– Виолончель – очень красивый и загадочный инструмент, – отвечает он, а потом неожиданно для меня заливается краской.
– Теперь твоя очередь спросить, каким бы я был музыкальным инструментом, – сообщает Ной в своей уже привычной расслабленной манере.
Такое чувство, что сейчас произошло что-то важное, но я не могу понять что.
– Ну и каким бы ты был музыкальным инструментом?
– Сегодня, пожалуй, я стал бы тромбоном.
– Именно сегодня?
– Да. Вчера я бы ответил «бас-барабан», но сегодня я чувствую себя тромбоном. Это новый музыкальный этап в моей жизни.
– Понятно, – отвечаю я, ничего не поняв. – Почему тромбон?
– Тромбоны всегда радостно звучат. Вот, послушай.
Ной включает магнитолу. Я не узнаю мелодии, но, переслушав всю папину коллекцию компакт-дисков, понимаю, что это джаз. И Ной прав: тромбон звучит негромко, но радостно.
Ной убавляет звук и обращается ко мне:
– Скоро въедем на Бруклинский мост. Ты его уже видела?
– Нет, мы только вчера прилетели. Я еще ничего не видела.
– Значит, тебе повезло, что сегодня – День волшебных случайностей, – говорит Ной, но я не успеваю ему ответить.
Из-за угла выруливает машина, прямо на меня.
– Нет! – вскрикиваю я и в страхе закрываю лицо руками.
Ной смеется.
– Все нормально. Они по этой стороне и должны ездить. У нас тут правостороннее движение, помнишь?
Мое тело сковывает ужас, и разум уносится в воспоминания: промозглая тьма, потеря управления, вопль мамы… «Успокойся, представь Оушен Стронг», – твердит мой внутренний голос, но он кажется очень далеким. Я снова слышу скрежет тормозов, слышу, как я зову маму и папу. Я с силой прикусываю нижнюю губу, чтобы не расплакаться. Но ничего не помогает. Призрак аварии преследует меня, я никак не могу выкинуть его из головы. В одну секунду все тело охватывает жар, я снова не могу дышать, не могу глотать. Я хочу выбраться из машины. Мне кажется, что иначе я умру.
– Любой бы испугался. Здесь же все по-другому, – рассуждает Ной. Из-за звона в ушах его голос кажется мне тихим и далеким. Я зажмуриваю глаза и вжимаюсь в кресло. По разгоряченному лицу бегут ручьи слез, и мне хочется выть от отчаяния. «Когда это кончится? Почему это происходит снова и снова? Смогу ли я когда-нибудь оставить аварию в прошлом?»
Глава восемнадцатая
– Пен, тебе плохо? – Внезапно голос Ноя звучит громче.
Я пытаюсь кивнуть, но все тело словно парализовало. Я чувствую, что машина делает поворот и останавливается. Осторожно открываю глаза. Мы заехали на тихую улочку, зажатую между глухих стен многоэтажных домов. Ной пристально смотрит на меня; на лице у него – тревога.
– М-мне так жаль, – заикаюсь я, стуча зубами. Секунду назад я пылала от жара, а теперь меня колотит от холода.
Ной перегибается на заднее сиденье, достает шотландский плед и кладет его мне на колени.
– Спасибо.
Я по шею закутываюсь в теплую ткань.
– Что с тобой произошло? – спрашивает Ной таким заботливым и нежным голосом, что мне едва хватает сил сдержать слезы.
– Мне так жаль, – повторяю я. Это все, что я могу сказать.
Ной откидывает волосы со своего лица и пристально смотрит на меня.
– Прекрати, тебе не за что извиняться. Лучше расскажи, что случилось?
Меня продолжает лихорадить. Обида подступает к горлу. Поверить не могу, что после спокойного перелета со мной опять случился приступ. Неужели теперь меня всю жизнь будут изводить панические атаки?
Ной открывает бардачок и принимается в нем что-то искать, потом достает шоколадный батончик, надрывает упаковку и протягивает его мне со словами: «Тебе нужна глюкоза».
Я откусываю совсем немного. Шоколад тает во рту, и мне становится чуточку легче – Ной был прав.
– Мне так…
– Если еще раз скажешь, что тебе «жаль», я включу любимую песню Сейди Ли. Поверь мне, мало тебе не покажется. Эта баллада в стиле кантри называется «Ты смыла мои извинения в унитаз отчуждения».
– Тогда мне не жаль. – Я слабо улыбаюсь.
– Уже хорошо. Объяснишь, что произошло?
– Я… я недавно попала в автокатастрофу, и с тех пор меня мучают эти дурацкие панические атаки. Мне так жа…
– Хватит.
Я поднимаю глаза на Ноя – он по-прежнему участливо смотрит на меня.
– Плохо дело, – огорченно говорит он. – Ты бы хоть меня предупредила до того, как мы сели в машину.
– Надо было. Но, честно говоря, я забылась. Мне было так хорошо…
– Правда?
– Да.
Ной улыбается уголками рта, но его лицо тут же становится серьезным.
– Что теперь будем делать? Оставим где-нибудь машину и спустимся в метро? Если хочешь, я могу отвезти тебя обратно в отель.
– Не надо.
Хотя я еще не отошла от приступа, в одном я уверена как никогда: я не хочу, чтобы наше с Ноем путешествие закончилось.
С минуту мы сидим в тишине. Точнее, мы сидим молча посреди Нью-Йорка, заполненного криками, сиренами и гудением автомобилей. Как ни удивительно, я не чувствую себя подавленной. Хотя я и смалодушничала на глазах у симпатичного мне парня всего через час после знакомства, мне гораздо легче, чем на встречах с Олли. Я не сгораю от стыда, хотя повод есть. Но рядом с Ноем мне на удивление комфортно быть самой собой.
– Есть идея, – наконец прерывает молчание Ной, и я с надеждой поднимаю на него глаза.
– Давай я поеду очень медленно и буду обо всем тебя предупреждать. Перед поворотом я буду говорить, что приближается поворот. И если впереди появится что-то, что может тебя напугать, я сразу дам тебе знать.
– Давай.
– Это не навсегда.
– Что?
– Твои страдания. Поверь мне. Знаешь поговорку «время лечит»?
Ной поворачивается ко мне всем корпусом.
– Я эту поговорку сразу невзлюбил. Для меня она звучала как стандартная фраза, которой обычно пытаются успокоить. Но, как оказалось, время – хороший врач. Правду говорят. Скоро и тебе станет лучше.
Ной так искренне говорит и так на меня смотрит, что я без сомнений верю каждому его слову.
– Спасибо, – шепчу я.
– На здоровье. – Ной поворачивает ключ. – Попробуем?
– Да, – говорю я, вкладывая в ответ всю уверенность, что во мне осталась.
Мы минуем Манхэттен под неустанные комментарии Ноя. Из него вышел бы неплохой экскурсовод, если бы он рассказывал о местных достопримечательностях. Но Ной только и говорит, что «сейчас мы подъедем к перекрестку» или «внимание, поворот налево».
Когда мы подъезжаем к Бруклинскому мосту, я понимаю, что смогла успокоиться, словно спрятав свои страхи на дно дорожного чемодана. Как раз вовремя: от моста невозможно оторвать глаз. Мы проезжаем через арку в готическом стиле, напоминающую ворота средневекового замка. Из-за многочисленных металлических балок кажется, что мы едем по длинной клетке, и у меня сразу же возникает чувство защищенности. А от открывающихся с моста видов захватывает дух.
– Ты в порядке? – спрашивает Ной где-то на середине моста.
Я киваю, не отрывая взгляд от горизонта. В Манхэттене почти все здания сделаны из зеркального стекла и белого камня, а дома на горизонте Бруклина – из красного и коричневого кирпича. На фоне голубого неба они напоминают осенние деревья.
– Добро пожаловать на мою родину, – торжественно говорит Ной, когда мы подъезжаем к последней арке моста.
– Ты здесь живешь?
– Так точно. Ну, как тебе тут?
– Мне нравится… напоминает… осень.
«Зачем ты это ляпнула? Разве так сложно говорить нормальные вещи?» – верещит мой внутренний голос.
– Ты про цвета?
– Да. – Я облегченно вздыхаю: Ной понимает, что я пытаюсь сказать.
– Понятно. Твои волосы тоже напоминают осень.
Я вопрошающе смотрю на Ноя.
– У осени – самые лучшие краски.
Я отворачиваюсь не в силах сдержать улыбку. Мы съезжаем с моста, и Ной продолжает предупреждать обо всех поворотах и перекрестках, пока дорога не уходит в тихий квартал с узкими улочками и аллеями. Здесь мне удается расслабиться.