Парк Пермского периода, стр. 36

4.10— 22.12, 2001

Пермь

ИВАН-ДУРИЛКА

Лихорадочно хлопая крыльями, Горыныч стремительно пикировал к лесу. Мешал боковой ветер, правым крылом приходилось загребать сильнее, чем левым, и с непривычки вскоре заболело плечо.

— Левее, левее бери! — время от времени покрикивала Правая голова — большая любительница ничего не делать и давать советы.

— Заткнись! — коротко приказала Главная, и в эту секунду, заложив крутой вираж, не смогла сориентироваться. Годы и близорукость сделали свое черное дело, и появившееся прямо по курсу раскидистое дерево было замечено всеми троими слишком поздно.

— Атас!!! — запоздало вскрикнула Правая, и в тот же миг Змей со всего разлету влепился в толстый корявый ствол. Сверху градом посыпались жухлые осенние листья, сучья всевозможных форм и размеров и гигантское количество желудей. Левая голова, застрявшая в развилке мощных ветвей, выплюнула кусок коры, скосила глаза и мрачно констатировала:

— Дуб.

Змей Горыныч медленно встал, раздвинув ветви, высвободил застрявшую Левую голову и, кряхтя и потирая ушибленные места, тяжелым неспешным шагом направился в глубь леса.

— Опять шандарахнулись, — со злостью бормотала Левая голова. — Когда-нибудь ты всех нас угробишь! Где ты прятался, когда на небе раздавали мозги?

— Будет ворчать-то, — хмуро огрызнулась Средняя. — Ну, упали, ну, стукнулись… с кем не бывает? Подумаешь, дуба дали… Забыл что ли, как лет этак сорок тому назад в грозу нас громом треснуло? И ничего — живем…

— Хорошо тебе рассуждать. — Когтистая лапа осторожно ощупала подбородок, после чего Левая голова продолжила: — А я тогда, между прочим, неделю без памяти провалялся.

— Во-во! — оживилась Правая. — Неделю мы тебя под мышкой таскали, измучились оба. На лавку положишь — бац! — упал, ирод, грохот на всю избу… Яга опять же недовольна была. А…

Осекшись на полуслове, Правая голова толкнула носом Главную, после чего обе некоторое время пристально вглядывались в Левую. Затем хором спросили:

— Утка где?

— Ут… Какая утка? — всполошилась пострадавшая голова и тут же спохватилась: — Ах утка! Кажись, того… проглотил.

Потоптавшись на месте, Змей Горыныч сел на землю, и между головами началась ожесточенная перебранка.

— А ну пусти! Пусти, кому г'рю!

— Че ты разорался-то, че, а?

— Нет, а ты кто такой?

— Только без рук!

— Чего беситесь, все равно брюхо-то одно…

— А ты ва-ще молчи!

— Нет, змеи добрые, вы только посмотрите, а! Как охотиться, так у него, вишь ли, голова кружится, а вот пожрать на дармовщинку…

— Ну не заметил я, не заметил! Сами-то тоже хороши. Трахнулись об дерево, у меня аж искры из глаз. Открываю глаза — нет утки. Может, я ее и не глотал вовсе, может, лежит она сейчас там, под деревом спокойненько…

Это соображение на некоторое время ввергло Змея в размышления. Несколько минут он сидел молча и неподвижно, прислушиваясь к собственным ощущениям, наконец Правая голова вздохнула и пробормотала:

— Нет, кажется он ее все-таки проглотил. А может, и нет…

— Гм! — неуверенно согласилась Средняя.

— Че делать будем?

— Возвращаться надобно, — резюмировала Правая, и Змей, тяжело топая, направился обратно к месту катастрофы.

Несколько раз обойдя вокруг пострадавшего дуба и безо всякой надежды поворошив ногою палую листву, он почесал живот, и Средняя голова сказала:

— Все же съел… Что Яге скажем?

Левая голова, виновато потупившись, покосилась на остальных.

— Может, соврем, что ничего не попалось?

— Ну уж нет! — вспылила Средняя. — Айда к реке. Натягаем старухе на уху, авось не осерчает.

Две крайние головы поспешно закивали, соглашаясь.

— Кто снаружи? — спросила Правая и тут же с азартом заявила: — Чур, я первый!

— Я т-те дам первый! — разъярилась Средняя и погрозила Правой кулаком. — Жребий потянем.

Змей сорвал три веточки, размером с хорошую березку каждая, одну сломал пополам и воткнул все три до половины в землю.

— Короткая — снаружи, — объявила Средняя голова. Короткую вытащила Правая.

— О! А че я говорил!

— Дуракам везет; — хмуро пробормотала Левая.

Добравшись до речки, Змей потрогал воду ногой, поежился, поплескал под мышками, с шумом погрузился целиком и занялся рыболовством — две головы под водой хватали всю подвернувшуюся рыбу, а третья торчала снаружи и глубоко дышала за троих. Время от времени на поверхности появлялась одна из голов с трепещущей рыбиной в зубах и швыряла добычу на берег. Наконец из воды вынырнула Левая голова, сжимая в пасти огромного осетра.

— М-м-м? — вопросительно промычала она. Правая голова, склонившись на длинной шее, придирчиво осмотрела трофей и кивнула:

— Сойдет.

Пыхтя и отдуваясь, Змей вылез на песок. Левая голова с шумом высморкалась.

— Вечно я бозле губания броздужаюсь, — гнусаво посетовала она.

Собрав пойманную рыбу в охапку, Горыныч углубился в густые прибрежные заросли и вскоре исчез в лесных сумерках.

Едва лишь он скрылся, на опустевший берег крадучись выбрался заросший бородой детина в кольчужной рубахе поверх кафтана, заржавленном граненом шишаке и с массивным мечом на старом кожаном поясе. Руки его в кольчужных рукавицах судорожно сжимали голову коня, который бился, испуганно храпел и пятился назад.

Поглядев из-под ладони Змею вослед, мужик довольно крякнул, поправил меч и гордо выпятил грудь.

— Вот он, аспид! — хрипло сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Вот он, змей! Ну, таперича держись!

Взгромоздившись в седло, мужик толкнул коня каблуками в живот и медленно въехал под зеленые лесные своды.

Уха из осетрины старуху Ягу немного умаслила, и Горыныч, облегченно вздохнув, направился к своей пещере с охапкой свежей рыбы и бутылью домашней бабкиной бражки под мышкой.

— Горик! — Бабка высунулась в окошко, повела длинным крючковатым носом с волосатой бородавкой на самом его кончике и, разглядев Змея, крикнула вслед: — Я седни кой-куда в гости собираюсь, так что раньше завтрева не жди!

— Ла-адно! — за всех ответила Средняя голова.

— Вот удружила, дура старая, — хмуро заметила на это Правая. — Куды ей в гости на старости лет? Ей-то что, а нам опять круглые сутки караулить…

— А ты не бузи, — строго заметила Средняя, — чай, не чужое стерегем. Свое, кровное.

— Да я че, я ниче… Уж и сказать нельзя.

Потоптавшись у входа в пещеру, Змей попытался счистить с ног грязь, потом махнул рукой и полез так. В небольшом каменном углублении навалена была внушительных размеров мусорная куча, состоявшая в основном из всевозможных птичьих перьев, сухого мха, прелой листвы и трав. Запустив лапу в самую глубину ее, Змей вытащил оттуда круглое массивное яйцо и направился к выходу.

Безуспешно пытаясь просмотреть его на свет, он вертел яйцо так и сяк, прикладывал к уху всех трех голов поочередно, потом грустно вздохнул и сунул его обратно в кучу, после чего уселся у входа, подперев лапами две крайние головы. Средней голове, как и всегда, подпорки не хватило, и она, присмотрев нагретый солнцем валун, примостилась на нем. Правая голова, подтянув к себе пузатую глиняную бутыль, зубами выдернула пробку и заглянула внутрь.

— Брага! — радостно объявила она и стала оглядываться в поисках посуды.

— Все сроки миновали, — мрачно заметила Левая. — Сколько ж еще ждать?

— Это хорошо, что долго лежит, — заметила Правая. — Это значит, что сын будет.

— Дурак ты…

— Почему это — дурак? — обиделась Правая. — Примета есть такая. — Правая лапа проворно разливала содержимое бутыли по кружкам. — Третьим будешь?

— Н-ну… э-э-э…

— Да че там, давай.

— Хы!..

Глиняные чашки стукнулись краями. Опустели. Вслепую нашарив рыбешку, Правая голова сунула ее в пасть и поморщилась, когда по горлу проскребли колючки.

— Ох!